- Уф! И сколько их там ещё?

- Это ещё и не половина, господин. Было четырнадцать родов до царя Давида, четырнадцать...

- Мне это не интересно! Кто же, в конце-концов, родил этого бездаря?

- Он родился от духа святого, посетившего матерь его Марию перед замужеством.

Ирод довольно выставил указательный палец вверх:

- Во! Вот так на свет появился сей достойный сын, именем которого будут жить люди в моей стране. Можете продолжать. Как будет называться это повествование?

- Мы придумали назвать её библия, господин.

- А что это означает?

- Ничего, господин, но такое слово можно произнести на всех языках, которые мы знаем.

- Ну и ладно. Библия, значит библия. Пойду я. Нам..., - Ирод посмотрел на так и не пришедшего ещё в себя Исуса, - Нам ещё на кресте повисеть надо.

"Было же около шестого часа дня и сделалась тьма по всей земле до часа девятого..."

Немного позже...

В свете огней, которые держали стражники, зловеще возвышались над толпой скрещённые чёрные куски дерева. Отблески пламени выхватывали из окружавшей Ирода темноты лица, затем они пропадали и появлялись снова подсвеченные то с одной, то с другой стороны колеблющимся светом.

Только шлемы воинов не пропадали в этой темноте. Колеблясь, они висели словно подвешенные в воздухе над латами и над мелькающими лицами, наводя ужас на любого, кто бросал на них взгляд. Из-за яркости бликов под ними совершенно не возможно было увидеть голов, на которые эти шлемы были надеты. Ирод зябко повёл плечом, отгоняя от себя мелькнувшую было тень страха. И тут же, скрывая это движение, выпростал из одежд руку и взмахнул ею в сторону креста.

Два шлема качнулись в воздухе. Лицо, пропадавшее и появляющееся между ними, тоже. В освещённый круг вытащили Исуса, который поспешно перебирал ногами, потому что стражник, шедший сзади, взмахивал плетью, как только ему казалось, что пленник пытается упереться.

- Поднять!

Ещё две покрытые медью фигуры отделились от темноты. Спустя несколько мгновений на кресте, крепко прикрученное ремнями, осталось в одиночестве едва прикрытое тряпьём тело. Вытаращенные глаза, казалось, выпали из орбит. Вздувшиеся на шее вены, хрип вздоха и мычание через тряпку, которая комком чуть ли не раздирала рот не производили никакого впечатления на Ирода. Как художник, любующийся своим произведением, он несколько раз прошёл рядом.

Отвернувшись, Ирод посмотрел в темноту и, не говоря ни слова, мотнул головой. Опять качнулись медные отблески и в кругу появились уже несколько людей. Прижавшись друг к другу, они подвывали от страха и никак не могли понять, что происходит.

Ирод поднял руку и крутнул кистью, разбрасывая пальцы. На этот жест из темноты вышел человек в чёрном балахоне и приблизился к завывавшим. Резким движением он хватал за руку каждого из группы и вкладывал в неё кованый гвоздь. Затем, указав на Исуса, человек в чёрном проговорил скрипучим голосом:

- Прибейте ему руки и ноги!

- А-а-а-а! - вдруг завопил один из наделённых гвоздями и, вскочив на ноги, подбежал к висящему на кресте телу и ударил его гвоздём в бок.

Вопль поднял на ноги и остальных, но и шлемы рванулись в освещённый центр тоже, отсекая всех от креста. Засверкали обнажённые мечи и захлопали удары, наносимые плашмя и без разбора. За ноги оттащили от креста и тело ударившего Исуса. Пока его приводили в сознание, Ирод, не проронив ни слова, молча следил за происходящим. Потом с силой провёл ладонью по лицу, вдавив пальцы в глазницы, и произнёс как бы самому себе:

- И это его друзья. И они будут святыми, - повёл властно подбородком, - Заканчивайте!

Теперь уже по одному гвоздоносцев подводили к кресту, где они забивали свой гвоздь в то место, куда указывала рука человека в чёрном. Лишь изредка процедура останавливалась для того, чтобы окатить водой потерявшего сознание Исуса. Дождавшись последнего гвоздя, Ирод мрачно обвёл глазами экзекуторов и, всё так же молча, вышел через освещённые двери.

Прошло очень много времени...

- Хорошо ли тебе, сын мой? – спросил владыка, ласково сгребая в горсть вьющиеся волосы. Пятерня прошла по завиткам, потрепала шею и поползла по спине. Юноша с готовностью приподнялся с табурета и упёрся руками в стол. Владыка приподнял рубаху и потянул вниз портки, оголив непристойной белизны ляжки. Взял свои одежды и накрыл ими белизну.

Некоторое время постояли молча. Затем владыка заколыхал телом, засопел и, запустив руки под одежды, затискал под ними юное тело. Блаженство, разлившееся было по его лицу, сменилось гримасой. Плавные движения сменились судорожными рывками. Вместе с попытками вдоха изо рта вырывался только рык, сопровождаемый постаныванием писаря. Взревев в последний раз, старик упал на табурет и боком привалился к столу.

Молча и отрешённо он глядел на суету своей пассии. Писарь, закатив одежды владыки и подвинув медный таз с водой, с ласковым приговариванием возился между его ног.

- Я вот что хотел тебе сказать, - наконец заговорил владыка, - Ты допиши в то место, где упоминается о городе царя Ирода, что этот город находится в Палестине. Богатые там земли, ох богатые. И народ там тёмный живёт. Некрещённый. Будем мы их крестить. Обязательно будем. Слово божье надобно для этого. Библия нам даст это слово.

- Сделаю, мой отец!

- Ещё поправь там, где Моисей народ через пустыню вёл. Не сорок дней они шли, а сорок лет. Велика та пустыня была. Велика и враждебна.

- А чем они насыщались всё это время, мой отец?

- Не богохульствуй, сын мой! Божьи люди питались пищей богом данной.

- Сделаю, как велите, мой отец!

- Старайся, сын мой. Имя твоё останется среди имён святых, кои преумножили значение слова библии. Во все времена будет почитать церковь твоё предание, как и предание от других пророков, кто писал ранее тебя.

- Отец мой! А как быть с тем, что будут по-разному написаны книги?

- Не будут они написаны по-разному. Погибнет эта старая книга в пожаре, который случится в нашей обители. И только твоя останется. Ведь нет других книг, что были до той, что переписываешь ты? И этой не будет. Только имя останется для тех, кто будет нуждаться в слове божием.

И ещё столько же прошло.

«Господи! Херово-то как! Нажраться бы сейчас, как раньше в универе. И не видеть эти морды кругом чистоплюйские. «Да, господин президент», «Хорошо, господин президент», «Я думаю, господин президент...». Думают они. Думаю я! А они уже додумывают.»

Постучали в дверь.

- Войдите!

Вошла смуглая женщина.

- Господин президент! В докладе разведуправления за период...

«Интересно, она всегда была такая умноговорящая? Наверняка в студенчестве за ней катился хвост её похождений...»

- ... и есть необходимость учесть это в подготовке вашего доклада.

- Да, разумеется. Сделайте дополнения и покажите мне проект завтра утром.

- Хорошо, господин президент! – за посетительницей закрылась дверь.

- Господин президент? – в приоткрытой двери показался помощник, - Время ехать в церковь.

- Да, я помню. Уже иду.

«В бар бы какой было бы лучше. Так, сегодня вечером начхать на всё и посмотреть какой-нибудь боевик. Хоть что-то я могу делать так, как привык? Чем бы занять все эти головы, чтобы они начали делами заниматься. Тогда у меня больше будет свободного времени. Ещё, что-ли, войну кому объявить? Как там у нас в доктрине последней записано? Вести боевые действия в двух разных районах мира. Так. Афганистан и... И...Где-нибудь подальше. В Африке нельзя. Стоп! В последнем фильме мне сильно понравился перепуганный Саддам. Вот это уже интересно».

Нажал на кнопку.

- Да, господин президент! – отозвался помощник по безопасности.

- В дополнение к уже упоминавшемуся, подготовьте данные по наличию оружия массового поражения в... среди арабских стран и их связи с международным терроризмом.

«Вот это придумал! Так! Спокойно. А что будет с мнениями? Ну генсек – это понятно. После того, как мы ему медаль мира вручили, он и слова не проронит. Папа? Папа-папа, папулечка. Всё никак помереть не может. Этот ляпнет чего-нибудь. Ну, этого я тоже опережу. Выдам фразу типа: защищая интересы христиан. Нет, так не пойдёт. Лучше: христианский мир смотрит на нас с надеждой. Тоже как-то безымянно. На кого это на нас? М-м-м! А если будет: я выполняю божественную миссию!»