Захват купца удался на славу — с одним досадным исключением: лодий было две, а Чупра, залегший со своими рядом с отмелью поторопился скомандовать нападение еще до того, как из второй вылезли корабельщики. За что и поплатился — по вылетевшим на кромку берега ватажникам ударил залп из самострелов со второй лодьи. Если бы не кожаны и поддоспешники, что раздал Тороп перед рассветом, им бы не поздоровилось, и все равно шестеро человек было ранено, причем двое тяжело.
Конечно, если бы купеческие лодьи имели дело только с одной ватажкой, то могли бы и отбиться. Но тягаться с опытными воями Журавля им было не под силу — с обоих берегов по сопротивляющимся ударили лучники, и почти сразу же из неприметной протоки выскочил Ёрмунганд, нацеливаясь разинутой пастью на отставшую лодью. Поняв, что сила не на их стороне, некоторые из корабельщиков попытались спастись вплавь. Удалось им это, или нет, Снорри не увидел — порыв ветра на некоторое время заволочил туманом поверхность реки.
В ярости от оказанного сопротивления и полученных ран ватажники перебили всех оставшихся на берегу. Подоспевший на драккаре Тороп только непотребно выругался на Чупру, увидев кровавую картину:
— Что теперь у мертвых вопросишь, а, бл…жий сын? Ни о добре ихнем, где какое есть, ни о других купцах, ни о тех, кто сбежали, теперь узнать неможно!
— Прости, болярин, никак ребят не удержать было! Считай треть попятнаны, а Охримка, кажись, и не жилец уже вовсе — прямо в кишки стрелу словил. От крови и озверели!
— А ты-то на что? Что ж ты за старшой, коль своих людишек удержать не мог?
— А мне точнехонько по шелому попали. Пока в себя приходил, здесь все уже и кончено было. Прости, больше такого не допущу…
— Прости… Не допущу… Тьфу, — со злостью сплюнул Тороп и повернулся к подошедшему Хагни. — Ну, что там?
— Отец битв сегодня на нашей стороне, хевдинг! Гляди, вот этот прятался среди коробов на другой лодье. — Берсерк волочил за собой белого от страха человечка.
— Ха, хвала богам, удача не совсем от нас отвернулась! — Тороп в упор взглянул на пленника. — Говори все как есть, и тогда не разделишь участь вот этих… Сначала, кто и как зовут…
— С-с-спиридон…
Мирон ехал в нескольких шагах от Хозяина и с тревогой всматривался в его побледневшее лицо. Было похоже, что того снова терзает застарелая боль, что так беспокоила до отъезда. Он вытащил заранее припасенную баклажку с зельем, одну из нескольких, заботливо приготовленных травницами еще в Крепости-на-Горке, и снова искоса взглянул на боярина — Журавль ехал прямо, ничем не показывая своего состояния, лишь мелкие бисеринки пота выступили на висках. Рядом невозмутимо возвышался в седле Карн, бохитский сотник, под рукой которого шло в поход на север сто восемьдесят семь всадников кованой рати. Подумав, Мирон решил подойти с зельем попозже, на привале.
А боярин Журавель, в прошлой жизни Александр Александрович Журавлев, только крепче стискивал зубы, чтобы не застонать. Голова с самого утра наливалась жгучей чугунной тяжестью. Чтобы хоть чуть-чуть ослабить действие боли, он уходил в свои давние дни…
Почему-то злодейка-память из всех годов его службы на далекой южной границе (сначала сержантом-срочником, а затем прапорщиком) сохранила не рейды и бои, а только молодые лица навек ушедших ребят. Он и сам не раз был на волосок от смерти в те годы и однажды костлявая зацепила-таки. Списанный после четырех месяцев госпиталя вчистую, ничего не понимающий в новой «рыночной» жизни, в которой не находилось места таким как он, Александр вернулся в свой родной уральский городок.
Полгода он не мог найти себе занятия, пока ему, уже совсем было отчаявшемуся, неожиданно не подфартило — он столкнулся во дворе родительского дома с одноклассником Колькой Рыбиным, ставшим в то лихое время местным «доном Корлеоне», с вполне предсказуемой кличкой Рыба. По пути в знакомую со школьных лет забегаловку, которая смениланазвание на престижное «Ресторан», куда школьный приятель, невзирая на отказы потащил его, Александр в двух словах поведал Кольке о своем житье-бытье. После первой стопки, как положено — «за встречу», дон Рыба вполне серьезно предложил:
— Слушай, Сашка, давай, иди работать ко мне!
— К тебе в бригаду, Колян? Не, не хочу, устал я от крови, — в маленьком городке, что в деревне, все всё обо всех знают, это вечный закон жизни, так что криминальное настоящее Рыбы не было особой тайной.
— Да нет, Сашок, я твой выбор уважаю, не хочешь в бригаду, не надо. Тут другая тема. Нужен мне свой инспектор горного надзора. Сейчас как раз мы пару шахт прикупили. И нужен мне свой человек на этом месте, чтобы чужие в мои дела нос свой не совали.
— Какой я горный надзор? У меня, кроме того, что батя всю жизнь на шахте отпахал, больше с ними и связи-то никакой нет.
— Ну вот, а говоришь связи нету, — сразу встрепенулся Колян. — А официальные корочки мы тебе сделаем, не боись! И с твоим будущим начальством все перетрем, чтоб тебя сразу, как оформят, на какие-нибудь курсы повышения квалификации отправили. Ты орденоносец, человек заслуженный, бывалый. Пусть только кто попробует слово поперек вякнуть! И будет все тип-топ, вот увидишь! Бабки и связи сейчас — великое дело!
— А что я взамен должен буду делать? — предложение было заманчивым, но все же впрягаться в совсем уж явный криминал не хотелось.
— Если дашь слово никому…
— Ты ж меня знаешь! Обещаю, дальше меня не уйдет.
— Добро, но смотри молчок, — понизил голос Рыба. — В шахтах кроме обычной руды камешки попадаются. Только никому постороннему об этом знать не положено! Понял теперь, почему мне свой человек в надзоре нужен?
— Так как, согласен? — спросил он, наливая очередные сто грамм.
— Согласен! — хрусталь рюмок зазвенел, скрепляя достигнутое соглашение.
Правду сказать, первые пару лет в надзоре Александр вспоминал со стыдом. Далекий от реалий горного дела, он откровенно плавал в большинстве вопросов и не раз слышал ехидные усмешки потомственных горняков за спиной. Не привыкший к подобному, самолюбивый и властный характером бывший пограничник, однако, понял — чтобы заслужить уважение людей, ежедневно рискующих жизнью под землей, одной должности мало.
Он поступил на вечернее отделение горно-металлургического института, платный филиал которого открыли в их городишке. Занимая немалую по местным меркам должность, не стеснялся лазить по выработкам и задавать вопросы старым шахтерам, в общем, года через четыре стал вполне понимающим свое новое дело человеком.
Договор с Колькой неукоснительно исполнялся, он старательно оберегал золотую, или лучше сказать изумрудную, жилу от внимания посторонних, за что ему в карман тек устойчивый ручеек забугорной зелени. Только один раз приехавшая с проверкой комиссия чуть было не углядела лишнего, но все удалось разрулить, представив дело таким образом, что хозяева шахты просто не хотят, чтобы вышли наружу имеющиеся в любом горном производстве прорехи в обеспечении безопасности. Проверяющие, получив соответствующий куш, и ублаготворенные роскошным банкетом, вполне поверили объяснениям, сделав для видимости лишь несколько мелких замечаний.
Жизнь шла своим чередом, приближался срок защиты диплома. Александр уже стал задумываться о семье (случайные связи начинали тяготить его и хотелось домашнего уюта и детских голосов в просторном новом доме), когда случилось ЭТО.
Тот день начался с рутинного посещения небольшой угольной шахты, километрах в тридцати от городка. Чисто формальная видимость проверки для продления лицензии. Спустившиеся в шахту начальники никак не могли ожидать, что этот день им не суждено будет пережить. Последнее, что Александр видел в той жизни — ослепительная вспышка, больно ударившая по глазам. Затем адский грохот и мертвое безмолвие — взрыв рудничного газа похоронил всех бывших в шахте.