Пара валяется прямо у моих ног, на полу и сношаются. Это та, незнакомая девка и кто — то еще. Кубышка сидит совсем голая, рядом с тремя переплетенными телами. С пьяного состояния, я все никак не могу понять, что же там происходит. Вижу тощие ноги Глисты, торчащие в стороны и голый зад пацана, между ними, а потом замечаю, еще пару коленей второго пацана, на котором лежат эти двое. Я ничего не могу понять. Кубышка, видит меня, и бесстыдно сверкая своим голым телом, вскакивает и, крепко схватив меня за руку, тянет к этим борющимся телам. Конечно, я слышу их выкрики и стоны. Я вся загораюсь от действия, увиденного прямо перед собой. Задница дрыгается, Глиста воет, парень, лежащий пол ними что — то кричит. И все они живо шевелятся, ритмично припадая. Смутно начинаю понимать, что же происходит. Кубышка, все время стремится подлезть рукой и что — то перехватить у них между ног. Потом задница парня соскальзывает, и я вижу, но уже краешком глаза, как его перехватывает Кубышка и хватает ртом его возбужденный и торчащий пестик. А все мое внимание приковано к тому, что я вижу. От чего не могу отвести глаз. Я вижу большую, всю в глубоких складках и совсем не малышку, Глисты и перекинутый к ней между долек попки, глубоко уходящий в нее толстенький член. Лицо ее потное, она что — то громко шепчет, чего я, спьяна не понимаю, а я не могу отвести глаз, от ее растрепанных и мокрых складок и этого быстро снующего в нее члена. От охватившего меня возбуждения присаживаюсь рядом, смотрю на эти судорожно извивающиеся тела и чувствую, как снизу, туда, ко мне, начинает накатываться волна вожделения и похоти. Мне тоже так хочется. Я физически ясно ощущаю эти скользящие перемещения в нее. Они потные, горячие и очень живые. Не могу удержаться и сама, рукой, лезу к ее мокрой и потной лодочке. Я касаюсь пальцами ее срамных губ, и меня пронизывает волна возбуждения. В ту же секунду я вижу широко раскрытые и безумные глаза владелицы лодочки, и слышу, с ее вздрагивающих губ призыв ко мне. Я не схватываю первые слова, а потом обжигаюсь их смыслом. Она просит совать, совать ей! И просит, уже умоляет страстным шепотом и глазами, всем перекошенным в агонии лицом. Засунь!!! И я это делаю! Я сама не понимаю как, но я сую свои пальцы, ей куда — то под скрученные губки и они, с каждым их совместным толчком двух тел все глубже в нее погружаются. Пальцами ощущаю, мокрые и горячие стенки, и ударяющие в ее лоно ритмичные толчки сзади. С каждым новым толчком мои девичьи пальчики все глубже и глубже, уходят в это кипящее, переполненное страстью сжимающееся лоно. Я вся горю. Чувствую, как по ногам моим медленно тянется ниточка сока. Меня все ошеломило, я поражена, я растоптана и опрокинута навсегда. Меня опрокидывает и выворачивает из детства эти сказочные ощущения и бьющая в руку и голову энергия совокупления. Страсть, несомненно, корежит мое, все еще полудетское сознание. От вибрации и сексуальной энергии тел у меня слишком рано, не слушая ритма внутренних часов, запускаются шлюзы и в кровь, разливающейся, как в половодье рекой, устремляются гормоны. Мгновенно я вся закипаю. И во мне, вопреки всякому ходу времени, слишком рано, просыпается женщина.

Мои действия не остаются без внимания и благодарности. И как только, прекращается движение бедер, она, все еще сидя на нем, тянет меня к себе, ищет горячими и дрожащими губами и целует.

Я обжигаюсь ее поцелуем. Ведь он совсем не похож, но те, что я тайком срывала и чувствовала с мальчишками. Это страшный поцелуй. Горячий, долгий, засасывающий до боли мои губы и останавливающий дыхание. В нем обжигающая страсть, неистовство заряженного энергией секса, женского тела. Меня как ударом поражает он в самое сердце. Когда он слабеет, и я ощущаю приливы крови, первое, что я делаю, я шепчу ей, этой неуклюжей, тощей и мокрой курице ее новое имя, которое проносится и слетает с моих губ. Я шепчу ей, что она теперь мой листик, Листочек. От этих слов она вздрагивает, лезет медленно, выпуская из под себя опадающее мужское достоинство. Удерживая руками себя снизу, садится на корточки, сжимается, и я вижу, как начинают трястись ее тощие и угловатые плечи. Она плачет. Я вижу. Я понимаю. Мне ее жалко, безумно жалко. Я озираюсь и вижу, что теперь ничего не происходит. Кубышка обнимается и целуется, а пара уже присела и отдыхает. Я ищу, беру свой портфель рукой, все еще мокрой от ее соков и ни на кого не глядя, выхожу.

Какой из всего этого я делаю вывод?

Что можно получать максимум удовольствий и с девушками.

Что я хоть и маленькая, но я уже знаю, как доставлять удовольствие и девочкам.

Что пить я не буду никогда. Мне хватит примеров и мамки.

Через неделю я узнаю, что Листочек пропала, и никто не знает, куда и где. Я все еще помню и ощущаю ее этот страстный поцелуй. И хотя я чувствовала на своих губах вкус алкоголя и запах прокуренных легких, мне ее жаль. Мне не забыть этих, не простых, страстных и безумных женских поцелуев. И я по ночам шепчу. Пусть у тебя в жизни будет счастье, Листочек!

Потом я, как ни в чем не бывало, объявляюсь. Все вроде такое же, но во мне уже забродила кровь, и заиграли гормоны. Теперь мне велосипед не нужен. Я решаю, что есть более интересное и важное для меня. Я решаюсь открываться для секса. Мне не полных тринадцать. С натяжечкой, конечно. Но я вдруг прозреваю. Перво — наперво я решаю, что надо позаботиться о себе. В таком виде, как я выгляжу, ни о каком сексе и речи идти не может. Ночью я опять бурно кончала, во сне. Все крутилось перед глазами и ерзающие тела и лодочка с чудовищными складками губ. Но в отличие от реальности, я всю ночь никак не могла их раскрыть. Они вроде как срослись, или слиплись. Во сне мне помогала мать, и мы с ней вдвоем все пытались их растянуть и раскрыть. А потом она мне во сне говорит, что и у нее точно такие же губки, они срослись и в этом я виновата. Нечего было туда к ней лазить. Я все оправдывалась и в таком отрицании своей вины я проснулась.

Мать на работе, хотя вчера языком не вязала. Я решила, что в школу сегодня не пойду, и гулять не буду. Посижу дома. Встала, послонялась по комнатам. Везде страшный бардак, грязь. Гора не мытой посуды, пустые бутылки. Нет, думаю, так нельзя.

Больше мне так жить нельзя! Мне надо отсюда выбираться. Одной или с матерью, но обязательно вырваться. Покрутилась пред зеркалом. Вспомнила, что видела и даже заглянула внутрь шкафа. А вдруг, кто — то как я сидит и смотрит. Нет. Пусто.

Сняла ночнушку и начала себя голую внимательно рассматривать.

Смотрю и сама с собой разговариваю.

— Так. Рост. Рост ничего, я довольно рослая девушка, метр семьдесят шесть.

Взяла метр портновский и отметку у двери смерила. Точно, один семь, шесть. Так. Что еще. Ах, да!

— Объем. Так грудь девяносто. Ну, почти. Сантиметров пятнадцати не хватает, правда. Это не главное. А что главное!

— Живот, бедра. Мерею.

Живот пятьдесят, бедра семьдесят четыре. Поворачиваюсь и смотрю за телом. Мне нравится изгиб и линяя бедер. Животик плоский и под ним уже четко видимые волосики на лобке. Интересно, вспомнила, что у Листочка она совсем была голая. Да, как коленка. Она, что, малолетка. Нет. Ей уже лет восемнадцать, наверное. Значит, что — то такое делает. Где то слышала, что надо на ней все сбривать. Подумала. А, что, надо попробовать. Пошла в туалет. Бр… Выскочила. Фу. Все так уделано! Ладно. Опять подошла и стул подтащила. Села. Ноги подняла и раздвинула. Уперла в зеркало.

— Так, что у меня тут.

Смотрю и вижу себя. Ничего, стройненькая. Между ног хорошо просматривается разрезанный на две части пухленький холмик. По нему и выше его редкие и черные волосики. Руку тяну и трогаю холмик. Приятно. Но одной руки мало. Двумя руками растягиваю холмики в сторону и вижу чудную картину. Над ними рельефная складка. Я знаю, что там у меня. Пока даже трогать боюсь. Уф! Потянула еще и вижу. В расступившейся ткани обозначен, сгусток плоти с почти неприметной дырочкой, розового цвета. Вижу, как обходя, его слева и справа изгибаются, тонкие и нежные, мои любимые, срамные губки. Перехватываю пальчиками и слегка потянула.