— Не золото, Юлия Казимировна?

Я знаю, у Ильина тайная мечта — найти уран. Недаром он как-то попросил подарить ему радиометр и долго возился с ним, стараясь проникнуть в загадку щелчков, которыми прибор отвечает на близость радиоактивных элементов. К золоту Ильин равнодушен, в эту минуту им руководит чистая любознательность.

Я внимательно рассматриваю блестку. Вижу сверкающий золотистый кристалл пирита — серного колчедана, как правило сопутствующего золоту.

— Нет, это не золото. Но поблизости от того места, где найден камень, оно может быть.

Объясняю Ильиным, что такое парагенезис — закон совместного нахождения минералов. Игорь Николаевич кивает головой:

— Понятно, однако. Значит, золото и пирит — свояки? Будем знать...

Он быстро схватывает научные положения и тут же переводит их на понятный каждому язык — способность, которой не могут похвастать иные авторы научно-популярных книг.

5

И снова непрерывный однотонный гул мотора. На второй день путешествия входим в левый приток Бирюсы — Тагул. Чувствуется близость гор — у Тагула уже оба берега скалисты, обросшие мхом камни громоздятся над водой. По толчкам, которые иногда испытывает лодка, догадываешься о возросшей упругости течения. Русло выкручивает какие-то кольца; по берегам зияют темные окна пещер, промытых водой в карбонатных породах. Треск мотора становится оглушительным.

— Эхо тут славное, — говорит Игорь и, сложив ладони рупором, кричит: — Старшина!

— Ашина-ына-на-а, — четырежды откликаются скалы.

Останавливаемся на отдых в Георгиевне — последней деревушке на Тагуле, далее — лишь одинокие зимовейки. У деревенского магазина, на самом «бойком месте» — здесь всегда можно встретить приехавших за продуктами охотников, — я вижу плакат: «Включайтесь в геологические поиски!» Какая приятная неожиданность — вдали от дорог, в деревне, где нет ни телефона, ни телеграфа, услышать отклик похода.

— Это Степан Кляуз повесил, — говорит Игорь Николаевич. — Старший механик колхоза. Я ему привез, а он уж и повесил.

Мы идем к старшему механику, представляющему в этих краях интересы геопохода. Кляуз оказывается добродушным, исключительно гостеприимным человеком — у него всегда находят приют приезжие. «Не дом, а гостиница», — говорят Ильины.

— Оставьте здесь все, что у вас лишнего, — советует мне Старшина. — Впереди пороги.

Много там под водой осталось всякого добра: и ружьишки и палаточки...

6

Сейчас покажу «Часовню»! — кричит Игорь Николаевич.

Я вижу высоченную скалу, гигантским зубом вонзившуюся в небо. Я уже слышала о «Часовне» — о ней рассказывал мне директор Тайшетского лесхоза Нарбутов, большой знаток своего края, оказавший немалую помощь геопоходу. О «Часовне» ходят легенды, суеверные люди опасаются ее. По словам Нарбутова, осенними вечерами, в августе—сентябре, гора начинает «звучать». Непонятный гул, треск идет от нее. Рыбаки, побывавшие в этих местах, заявляют, что видели на «Часовне» и отсветы пламени.

Ильин подводит лодку к самой скале. Я прыгаю на камни, осматриваю породу. «Часовня» сложена розово-серыми гранитами, изрыта глубокими трещинами. Вероятно, перепад дневных и ночных температур, который особенно резок осенью, рвет монолитную породу и заставляет скалу «петь». Но откуда в таком случае огонь, если только сообщение о ночных вспышках не досужая выдумка? К сожалению, у меня нет времени для подробных исследований загадочной скалы. Ильин уже нетерпеливо зовет меня: надо засветло пройти пороги. До свиданья, «Часовня»! Любознательные геопоходчики из Тайшета обязательно проникнут в твою тайну.

Ильины говорят, страшен только первый порог — Большой. Я вижу вздыбленные спины валов, вскипающих над камнями, слышу сердитый рев реки. Наш капитан Игорь Игоревич тщательно нацеливает лодку — ее длинное тело колотят беспорядочные струи воды.

— В случае чего держитесь за пустые канистры! — кричит Ильин.

— А вы?

Ильин машет рукой: не время, дескать, проявлять городскую вежливость. Лодку подбрасывает и опускает, винт судорожно бьется в воздухе. Не знаю, длится это минуту или полчаса, но, наконец, мы на тихой воде. Только тут я замечаю, что с потемневшего мутного неба косо хлещут по воде крупные зерна льда. Град!..

Я оглядываюсь на корму. Ильин вытирает лицо рукавом телогрейки, улыбается мне в ответ.

7

Первая наша находка явилась для меня совершеннейшей неожиданностью.

Около местечка «Бочановский ручей» Игорь Ильин причалил к правому берегу.

— Здесь есть одна штука, Юлия Казимировна!

Я бегло осмотрела террасу, сложенную из песчаника, гальки и цветного суглинка. Обычные речные отложения.

— Вот это... Глядите, как пачкает руки!

Игорь подает мне образец черной породы. Нужен «свежий излом». Молотком отбиваю кусок. Рассматриваю галечник. Сцементирован песком. Пропитан черным раствором. На руках остаются сажистые пятна...

— Да это же марганец, Игорь!

Ильины внимательно смотрят, как я наношу точку на карту, дав ей очередной номер образцов Ильина: «400. Железисто-марганцевая болотная руда».

— Хороший марганец?

— Все покажет анализ.

— Мы вот такие породы видели еще в пяти местах, — говорит Старшина. — По Вирюсе и Тагулу...

Младший Ильин полюбопытствовал, имеет ли этот марганец промышленное значение, помогут ли они своим открытием строительству Тайшетского металлургического комбината?

— Даже если проявление непромышленное, все равно находка важна. Мы уточнили данные геологической карты. А без такой полной карты нельзя вести правильные научные поиски. Геологи выяснят, почему здесь проявились железисто-марганцевые растворы.

— Значит, доброе дело сделали? — успокоился младший Ильин.

— А все же марганец не уран, — сокрушенно вздохнул Игорь Николаевич.

8

Сворачиваем к устью Белой, подходим к острову, поросшему тронутым уже первыми утренниками ивняком, — сквозь редкие желтые листья проглядывают два сруба: зимовье Олега Николаевича с персональной банькой. Старшой семьи и его два сына — Юрий и Шурик — встречают нас на берегу. Братья и племянники обнимаются, хлопают друг друга по плечам. Сыплются традиционные ильинские шуточки.

Через час сидим у печки, пьем чай, около которого долго колдовал Игорь Николаевич. Чай заварен на богородской травке («для нервного успокоения»), мяте («для вкуса») и еще каком-то одному Ильину известном «зелье». Тепло, уютно, радиоприемник наигрывает знакомую мелодию. Оглядываю стены: они сплошь заклеены огоньковскими репродукциями пейзажей Левитана, Шишкина.

— У папаши здесь «Третьяковка», — говорит Шурик. — Оно и хорошо в тайге...

Да, Олег Николаевич оборудовал свою резиденцию обстоятельно. Олег Николаевич любитель уюта и тишины. Поначалу, помнится, он противился вторжению геологов в его охотничьи угодья: боялся, что пришлый народ распугает зверя. Он даже моторки не признает: залетает вместе с сыновьями в верховья Тагула на «Яке», сколачивает плотик и спускается вниз, к своему зимовью. Но вскоре и старший брат вступил в «погоню за камнем»: немалую роль сыграл тут пример Игоря Николаевича.

Когда чайник пустеет, Олег Николаевич приглашает меня познакомиться с коллекцией, собранной за последние дни. Жильный кварц с вкраплениями сульфидов. Известняк. Полевой шпат. А это... Передо мной зеленоватые, тускло мерцающие кристаллы чудесной огранки.

— Если нож оставляет царапины — значит апатит, а если нет, скорее всего берилл.

При упоминании о берилле Ильины настораживаются. Я уже не раз рассказывала им об этом минерале, о его удивительном свойстве задерживать, поглощать радиоактивные излучения. Шурик протягивает мне большой охотничий нож. Камень не поддается острию.

Шурик хватает молоток и бросается к лодке, я — за ним...

Мы карабкаемся на скалу, возвышающуюся над Белой. Шурик показывает, где он обнаружил зеленые кристаллы. Это не берилл. Это эпидот. Но я не чувствую особого разочарования. Находка имеет большое минералогическое значение. Еще никто не находил кристаллов эпидота в этих местах. Коллекция Иркутского геологического музея пополнится интересным экспонатом...