Вторую волну составляли 8 истребительно-штурмовых эскадрилий составляющие основу двух авиакрыльев, базирующихся на авианосцах. Через каждые 15 секунд срабатывала одна из четырех паровых катапульт, и палубные истребители-бомбардировщики один за другим взлетали в небо. Все службы авианосцев работали четко и слаженно. Со стороны это напоминало хорошо отлаженный производственный процесс, при котором все действия выполняются в строго определенной последовательности в неумолимом соответствии с технологическим регламентом.

Неожиданно, конвейер остановился. Лейтенант, который должен был дать отмашку на взлет очередного истребителя, опустил руки, уставившись в сторону горизонта, над которым одна за другой возникали беззвучные вспышки ослепительно-белого пламени. Ничего даже отдаленно похожего на это, он в своей жизни еще ни разу не видел. Не меньшее недоумение испытывали и операторы радаров, с экранов которых одна за другой исчезали отметки «Томагавков».

— Что это было? — спросил кэптэн Джон Сэндвиж, командовавший авиакрылом, базировавшимся на авианосце Энтерпрайз, у адмирала Сэма Баффита, которому на время проведения операции «Разящее торнадо» было поручено командовать объединенным авианосным соединением.

— Никогда подобного не видел, — задумчиво ответил Баффит, нервно барабаня пальцами левой руки по столешнице. — Такое впечатление, что наши «Томагавки» не взорвались, а сразу превратились в энергию световых квантов. Звуковой волны ведь небыло. Это даже не аннигиляция, а что-то вообще невообразимое. Но, приказа никто не отменял! Почему твои орлы еще не все в воздухе?

Сэвиндж был опытным служакой, знавшим, что начальству лучше не указывать на допущенные им ошибки — за взлет самолетов отвечал не он, а службы авианосца. Поэтому, он молча откозырял и пулей выскочил из адмиральского салона.

Через несколько минут конвейер заработал вновь, и Супер Шершни стали один за другим присоединяться к эскадрильям, нарезающим круги над авианосцем.

F/A -18E/F Джона Сэвинджа взлетал предпоследним. Удар катапульты, форсаж, штурвал на себя и взлетная палуба Энтерпрайза осталась далеко внизу. Машина быстро набирала высоту.

— Нет связи со спутниками, — машинально отметил Сэвиндж, наблюдая за перестроением эскадрилий своего авиакрыла. — Ничего страшного, в крайнем случае, с наведением поможет Хокай (один из четырех, имеющихся на борту Энтерпрайза самолетов ДРЛО Е-2С, уже больше часа висел впереди по курсу на высоте в 9 тысяч метров).

Прямо по курсу темнела полоска берега. Горизонт был чист — на радаре ни одной посторонней отметки, только свои.

— Джон, — послышался в шлемофоне голос коммандера Пола Мак-Кроу, командовавшего 82-й истребительной авиа эскадрильей «Мародеры», входившей в авиакрыло Сэвинджа, — у меня на радаре неопознанная цель. Координаты…, высота 102 километра, скорость примерно 25 Махов.

— Это русские, — блеснул эрудицией Сэвиндж, — я слышал, что они на днях запустили несколько шатлов. Не обращай внимания, в атмосферу они не сунутся, а на таком расстоянии не только нам не достать их ракетой воздух-воздух, но и они нам ничем досадить не смогут. Пусть болтаются там и наблюдают, как мы будем валить их недоделанных «асов».

— Слушай, Джон, — прервал его излияния Мак-Кроу, — похоже, русские завалили Хокай!

— Сэвиндж повернул голову вправо. Хокай, выглядящий издали неповрежденным, планировал с выключенными двигателями, стремительно теряя высоту. Что-то в его силуэте показалось Сэвинджу непривычным. Приглядевшись, он понял, что именно, и по его спине проскользнула струйка холодного пота. Хокай не отключал двигатели. У него их теперь просто небыло.

От стремительно пикирующей воздушной машины с большой плоской «тарелкой» над фюзеляжем, отделялись черные точки. Одна, вторая и вот, наконец, третья. Спустя несколько секунд над всеми тремя вспухли купола парашютов — экипаж покинул обреченную машину.

По мере приближения к поверхности воды скорость Хокая возрастала. Планирование воздушной машины быстро переходило в отвесное пикирование. Удар взметнул в воздух фонтаны воды. Когда последние брызги опали, на поверхности осталось немного вытянутое овальное пятно мелких обломков.

Сэвиндж перевел взгляд на экран радара. Далеко впереди, над приближающейся с каждой минутой береговой чертой, появились две засветки от русских самолетов.

— Похоже, это Сушки, — прикинул Сэвиндж. — Дистанция 80 миль, далековато еще, эх «Длинной руки» нет на подвесках, она бы точно достала (AIM-54 «Феникс» имеет дальность поражения до160 километров и скорость в 5 Махов). Ничего, уйти они уже не успеют. Уже скоро мы надерем им задницу.

Сэвиндж уже открыл, было, рот, чтобы отдать приказ о перестроении, но не успел произнести ни одного слова. По глазам ударила яркая, ослепляюще-белая вспышка. Защитный щиток гермошлема изменил прозрачность с некоторой задержкой и Сэвиндж на пару секунд ослеп. Когда его глаза вновь приобрели способность видеть, он обнаружил, что ведущий тройки идущей впереди и чуть выше, выпал из строя и планирует на грани опрокидывания в штопор. Многострадальные глаза кэптэна полезли на лоб. На месте дюз и половины хвостового оперения Шершня торчали какие-то обожженные лохмотья, в которых с большим трудом угадывались остатки корпуса фюзеляжа.

— Командир, меня сбили, катапультируюсь, — прозвучал в шлемофоне испуганный вопль капитана Бэббиджа.

— Авиакрыло, слушай мою команду, — кэптэн сделал паузу, — позвенно, с резкой сменой курса и высоты, рассредоточиться. Курс и высоту менять произвольно через каждые 10 — 15 секунд. Генеральный курс выдерживать по возможности. Боевая задача у нас прежняя, а один русский шатл, каким бы неизвестным нам оружием он не обладал, никогда не справится с более чем сотней Шершней и Супер Шершней.

Сэвиндж ошибался. В кабине Бурана ТМ, неторопливо выписывающего в термосфере знак бесконечности, являющийся асимметричным ответом на четко видимую из космоса формулу, начертанную белой краской на черной палубе Энтерпрайза, находились трое космонавтов. Подполковник Семенов — командир и, по совместительству, пилот космоплана, бездельничал. Буран шел на автопилоте.

Бортстрелок майор Тимофеев развлекался, наводя перекрестье прицела на сопла очередного Хорнета, отчетливо просматривающегося на панорамном жидкокристаллическом экране и, со звуком «Пафф», нажимал на курок. После этого он находил прицелом следующий истребитель-бомбардировщик, и операция повторялась.

Бортинженеру старшему лейтенанту Сергею Кузнецову, пришедшему в космические войска после окончания Физтеха и досрочно получившего очередное звание за упорство в постижении новейшей техники, по которой небыло еще не только учебников, но даже элементарных наставлений, делать было решительно нечего. Поэтому, он, удобно устроившись сбоку от экрана, наблюдал за действиями Тимофеева. Сначала на экран проецировалась общая картина, на которой самолеты выглядели миниатюрными крестиками, потом изображение рывком укрупнялось таким образом, чтобы один, выбранный бортстрелком самолет, занимал почти четверть экрана. Перекрестье прицела скользило к соплам, выбрасывающим струи раскаленных газов, замирало, потом звучало Тимофеевское «Пафф», и на месте которое раньше занимал хвост самолета, расцветало белое пятнышко, абсолютно не слепящее глаза, смотрящие на него через жидкокристаллический экран. Алгоритм рывков, смены курса и высоты, который использовали пилоты Хорнетов, сверху читался на раз.

Американские пилоты пока еще не могли понять, что происходит. Между тем, их, сидящих за штурвалами истребителей-бомбардировщиков, уже стало на четверть меньше. Сэвинджу понадобилось совсем не много времени, чтобы понять, что боевую задачу ему уже не выполнить. От четырех эскадрилий авиакрыла осталось меньше 50 самолетов и с каждой минутой их количество убывало. Тем более что на радаре, вместо двух патрульных Сушек высвечивалось уже 18 быстро приближающихся отметок.

— Возвращаемся, — нехотя выплюнул он в эфир, выпустил две ракеты воздух-воздух в сторону приближающихся русских истребителей и резко рванул штурвал на себя. Супер Шершень выполнил «горку», перевернулся и, помахав крыльями, на форсаже устремился в сторону авианосца. Только вот долететь до Энтерпрайза, ему было уже не суждено.