Шутливость исчезла из голоса Тейлор.
— Серьезно, дорогой, у меня действительно есть еще один. — Она подняла глаза и, встретившись взглядом с мужем, сказала: — У меня будет ребенок.
В спальне установилась невероятная тишина. Рот Брента постоянно двигался, но ни единого звука не вырывалось наружу. Тейлор увидела потрясение на его лице.
— Брент, все нормально? Ты ведь ничего не имеешь против, не так ли?
— Против? — закричал он, обретя, наконец, голос. — Против? Ребенок! У нас ребенок? Я даже не думал... я уже сдался... Может, тебе надо сесть или... или еще что-нибудь?
Тейлор расхохоталась радостным, звенящим смехом.
— Не шути. Я не сломаюсь. Может быть, тебе следует присесть. Ты выглядишь не очень хорошо.
Он послушно сел, потянув ее за собой на кровать, и поцеловал еще раз, сейчас уже нежным, идущим из глубины сердца поцелуем.
— Я люблю тебя, миссис Латтимер, — прошептал он.
— И я люблю тебя, мистер Латтимер. Я люблю тебя.
* * *
Бренетта сидела на заборном столбе, зацепившись каблучками ботинок за нижнюю перекладину. На ней была одета рубашка с длинными рукавами и джинсы. Косы уложены вокруг головы и спрятаны под фетровую шляпу с широкими полями. Она мрачно разглядывала лошадей.
Ребенок. У мамы будет ребенок. Она вспомнила сияющее лицо отца, нежную улыбку матери и почувствовала себя совсем покинутой. На ее место они возьмут другого.
— Эгей, Нетта. Как там наш урожай сегодня? — спросил Тобиас, вспрыгивая на забор возле нее.
Она пожала плечами, желая, чтобы он убирался прочь, но Тобиас уже заметил выражение ее лица и остался.
— Что случилось, баловница? Ты выглядишь так, как будто потеряла последнего друга.
— Именно так, — она повернулась и взглянула на него, потом зловеще добавила: — Полагаю, что здесь нет тайны, поэтому я могу сказать тебе, у мамы будет ребенок.
— Но, Нетта, это же чудесная новость! Твой отец всегда хотел побольше ребятишек. Ну-ка, посмотри на этот большой дом, который они выстроили, и который вы втроем пытаетесь заполнить.
Ее глаза быстро наполнились слезами.
— Но, Тобиас, они не будут любить меня так сильно, когда рядом появится малыш. Папа... папа не захочет больше иг... играть со мной.
— Глупышка, — грубовато произнес Тобиас, обнимая ее за плечи, — разве ты не знаешь, что любовь невозможно исчерпать? Чем больше людей ты любишь, тем больше любви, которую ты отдаешь, образуется у тебя внутри. Невозможно, чтобы на кого-то не хватило любви. Любовь не иссякает. Никогда.
— Это действительно верно, Тобиас?
— Стал бы я тебе врать, принцесса? Конечно, это правда.
Заполненные слезами глаза Бренетты вернулись к лошадям и новым жеребятам в загоне. Ей всегда нравилась весна — появлялись детеныши: жеребята и телята, поросята, щенки, котята. Если Тобиас прав, то, возможно, маленькая сестричка или брат тоже будет неплохо. Она смахнула слезы рукавом рубашки и громко вздохнула. — Спасибо, Тобиас. Я действительно чувствую себя лучше.
Он отпустил руку и спрыгнул с забора.
— Никаких проблем, Нетта. Рад, что смог помочь тебе.
* * *
— Что это означает, что больше нет? Тогда найди мне еще. Или ты позволишь собственному отцу умереть от жажды?
Рори подхватил пошатнувшегося отца.
— Па, мне жаль, но я не пойду просить у Латтимеров, а сейчас взять больше негде.
— Не пойдешь? Ты не будешь делать то, что я говорю тебе? Какой же ты тогда сын?
Гарви отступил назад и уставился в одну точку затуманенными зелеными глазами. Неожиданно его рука рванулась вперед, опустившись на челюсть Рори. За резким треском последовала гнетущая тишина. Лицо Рори оставалось совершенно бесстрастным, когда он посмотрел на отца.
— Ради любви Святого Кристофера, парень! Неужели в тебе нет никаких чувств? — закричал Гарви и рухнул в глубоком обмороке.
Рори подхватил его и перетащил на кровать. Он смотрел на отца, на его рыжие волосы и такую же бороду, припухшее бессмысленное лицо, и чувствовал, как появляется в груди знакомая боль.
— Да, отец, у меня есть чувства, — прошептал он, потом повернулся и вышел из пропахшего дерьмом домика.
Рори стремительно подошел к своей привязанной лошади. Он расстегнул подпругу и стащил седло. Схватившись за гриву, Рори вскочил на лошадь и повернул к горам. Будь кто-либо поблизости в этот момент, застывшее, как гранит, лицо юноши пресекло бы любые расспросы.
Путь к вершине был не из лёгких, особенно без седла, но усилия и напряжение снимали, казалось, тяжесть с плеч. К тому времени, как он достиг вершины, в голове Рори прояснилось, хотя на сердце все еще было тяжело.
Он сел, скрестив ноги, на скалистом выступе, закрыл глаза и слушал, как лошадь щиплет траву, как ветер свистит среди острых вершин, как раскачиваются деревья. Далеко внизу, в долине, он различал приглушенное мычание коров.
— О мама, — шептал он, — я так одинок. Мое сердце все выжато.
* * *
Брент расслабился в седле. Для столь раннего времени года день был необыкновенно теплым, и он наслаждался легким ветром и солнечными лучами, осматривая стадо. Животные возвращались с зимнего пастбища. Брент с удовольствием заметил, что выглядели они хорошо.
Он слегка выпрямился в седле, увидев скачущего к нему Тобиаса и мужчину, незнакомого ему. Они пробивались через середину стада, разделяя его, как расходящиеся потоки воды. Пока они приближались, Брент внимательно изучал незнакомца. Это был большой мужчина, как по росту, так и по весу. Длинные темно-русые лохматые волосы окаймляли чисто выбритое — не считая густых усов над тонкими губами — рябое лицо. Лошадь под ним вполне соответствовала ему по размерам, взмыленные бока ее прикрывала накидка из оленьей кожи.
Тобиас перешел на шаг и остановился возле Брента.
— Мистер Латтимер, это — Джеймс Хансон. Он говорит, что купил недавно земли Боуманов. Он поехал этим путем, чтобы встретиться с вами и посмотреть место.
— Рад познакомиться с вами, мистер Латтимер, — сказал незнакомец, протягивая руку.
Брент неохотно пожал ее. У него появилось странное ощущение неприязни и недоверия к новому соседу. Причин для этого не было; просто что-то в нем самом...
— Когда вы выкупили имение Боуманов, мистер Хансон? — спросил он.
— Зовите меня Джейк. Сделку завершили на прошлой неделе. Старик и его жена уедут к концу месяца. Тем временем я и моя дочь Ингрид подыщем чуть больше скотины вдобавок к тому, что продали нам Боуманы. — Он замолчал и оглядел стадо. — А как вы называете этих? Это явно не Лонхорнсы, — добавил он со смешком.
— Эта порода — Херефорды, мистер Хансон. Их привезли сюда из Англии в начале столетия. Я пытаюсь доказать, что они смогут с успехом существовать и на Западе. До сих пор мне это удается неплохо, как вы сами можете видеть.
— Наверное, им тут нравится. А как насчет лошадей? Слышал, что они у вас тоже особенные.
Брент похлопал свою лошадь по шее.
— Да, тешу себя мыслью, что в них течет хорошая кровь, — только и сказал он.
— Есть какие-нибудь на продажу? — настаивал Джейк, его близко посаженные глаза с жадностью бегали по жеребцу под Брентом.
— В данный момент, нет, — ответил Брент, — особенно для тебя, — мысленно добавил он. — Нам самим хотелось бы иметь больше.
— Ну что ж, мистер Латти... то есть Брент, не так ли? Полагаю, что скоро перееду. И так как теперь мы близкие соседи, уверен, что будем видеться часто. — Он повернулся к Тобиасу. — Спасибо, что проводили меня сюда. Да, вы не назвали мне своего имени, чтобы я должным образом отблагодарил вас.
— Тобиас Леви.
Брови Хансона поползли вверх; дружеская улыбка исчезла.
— Звучит по-еврейски, не так ли?
— Возможно, потому что мои родители были евреи.
Их глаза встретились и задержались в безмолвном поединке. Брент заметил неприкрытое презрение Джейка и негодование Тобиаса перед лицом предрассудков. Наконец, он ударом ноги направил лошадь вперед и встал между двумя противниками.