Мы толкнули дверь и вошли.

Сразу за дверью располагался сплошной забор из турникетов, мигавших злыми красными глазками. Сбоку в стеклянной будке сидел охранник в синем мундире с золотыми пуговицами и с совершенно деревянной физиономией под синей фуражкой с золотой кокардой. За турникетами простирался обширный сумрачный холл, и над лифтами красовалась золоченая надпись.

— "Наша компания — наш дом родной", — прочитал господин А.

Ю направилась было к охраннику — объяснять, кто мы такие, просить, чтобы пропустил, и кланяться, наверное, — но я остановил ее.

— Подождите, — сказал я. — Дайте-ка попробую, идея есть… — и обратился к ближайшему турникету: — Ты только красным можешь моргать или зеленым тоже?

Турникет заурчал и защелкал, явно размышляя.

— Мне кажется, зеленый тебе больше пойдет, — добавил я, подталкивая его мысль.

Урчание смолкло, и робко засветилась зеленая лампочка.

— Ты прелесть, — искренне восхитился я, проходя в распахнувшуюся дверцу, и ласково погладил железную коробку.

Турникет мурлыкнул.

Мы уже нажимали кнопку лифта, а он все стоял, задумчиво помахивая дверцей, и моргал: красный, зеленый, красный, зеленый…

Охранник выскочил из своей будки, стукнул по турникету кулаком и заругался. Дверца лязгнула, зажегся красный — и уже больше не мигал.

— То-то, — проворчал охранник, возвращаясь за стекло.

На нас он ни малейшего внимания не обратил.

— Папин офис на семнадцатом этаже, — сказала Ю. — И к концу года обещали повысить до восемнадцатого, но теперь… — в глазах у нее заблестели слезы.

— Не плачь, милая Ю, — сказал господин А, — Лучше вспомни, на каком этаже находится кабинет строгого начальника твоего папы.

— Кажется, на двадцать втором, — всхлипнула Ю.

И мы поехали на 22-й этаж.

По пути лифт несколько раз останавливался, и в него заходили сотрудники компании. Все они были в одинаковых серых деловых костюмах, и внешностью неуловимо схожи. Только с каждым следующим этажом материал костюмов становился добротнее, брови суровее, а губы плотнее сжаты. Я невольно сравнивал их облик с утраченным лицом бедного господина N — и выходило, что он должен был сильно выделяться на общем фоне.

— Скажите, Ю, ваш папа ведь недолго работал здесь? — спросил я, осененный внезапной догадкой.

— Всего полгода, — кивнула девушка. — Он перешел сюда из маленькой фирмы только в марте.

Мы как раз остановились на 17-м этаже, и в лифт вошел молодой человек в сером костюме из щегольской ткани в мелкий рубчик.

— Простите, — обратился он к нам, — уж не о господине ли N вы говорите?

— Да, — обрадовалась Ю, — вы знаете моего папу?

— Я беспокоился о нем, — сказал служащий, — сегодня он не явился на работу, а он всегда такой пунктуальный.

— Видите ли, — сказал господин А, — с ним произошло несчастье. Он потерял лицо и не смел явиться в офис в столь неподобающем виде.

— Боги, какая беда! — воскликнул молодой человек. Ю посмотрела на него с благодарностью. — Как же такое могло случиться?

— Нам говорили, что к этому может быть причастен начальник господина N, — отвечал мой старший друг. — Не подскажете ли, где нам найти его?

— А… вот оно что… — пробормотал клерк. — Кабинет господина О на двадцать третьем этаже. — Добавил: — Желаю вам удачи! — и вышел на 21-м.

— Какой любезный юноша, — произнес господин А. — Что же, надеюсь, его пожелание сбудется.

— Непременно сбудется, — сказал я с уверенностью, удивившей меня самого.

Лифт звякнул и распахнул двери на 23-м этаже.

По длинному коридору сновали служащие в серых костюмах с синими и зелеными папками в руках. Время от времени они распахивали одинаковые двери, отличавшиеся только золотыми номерами в верхней части. Все номера были четырехзначными, начинались на 23, слева от нас — четные, справа — нечетные. И только одна дверь выделялась среди прочих — во-первых, она располагалась в дальнем от нас торце коридора, а не сбоку, и во-вторых, под цифрами на ней была привинчена бронзовая табличка. Отсюда не было видно, что на ней написано, но мы не сомневались: именно за ней скрывался нужный нам строгий господин О.

— Кстати, вы заметили, господа, — спросил я, — что клерки с синими папками открывают только четные двери, а с зелеными — нечетные?

— В самом деле, — удивился господин А, присмотревшись. — Неужели они никогда не пересекают коридор?

Именно в эту минуту двое сотрудников компании остановились, обменялись папками и разошлись.

— А, вот как они это делают, — сказала Ю. — Это только папки не пересекают коридор, а людям иногда можно.

— Но сугубо по делу, — не останавливаясь, вклинился в наш разговор клерк с синей папкой. — Сугубо по делу.

И скрылся за дверью с номером 2320.

Мы приблизились к начальственной двери, и уже можно было прочесть на табличке имя и должность господина О, если вы, конечно, понимаете иероглифы. И тут дверь распахнулась, выплеснулся наружу грозный начальственный рык, и через порог шагнул в коридор человек в сером — и на нем совершенно не было лица.

Я уж было кинулся к нему, намереваясь выразить сочувствие и задать пару вопросов, но он остановился, провел по гладкому месту без глаз, носа и рта обеими ладонями — и мы увидели, что лицо у него есть. Примерно такое же, как и у прочих его коллег.

— Позвольте, но как… — пробормотал я, недоумевая.

— Жизненный опыт, — снисходительно пояснил человек. — Чувствуя, как лицо сползает вниз под градом справедливых упреков уважаемого господина начальника, нужно просто вовремя его подхватить, чтобы не упало. А потом оно отлично приклеивается на место — видите?

Он пошевелил бровями, покривил рот, дернул носом, — видимо, проверял, все ли село на свои места, — и удалился по коридору, прижимая локтем зеленую папку.

— И со временем от таких процедур, вероятно, все лица приобретают одинаковое выражение, — предположил я, глядя ему вслед.

— Ну да, — кивнул господин А. — Вот почему все они так похожи друг на друга. Выражение готовности принять… как это он выразился? Град справедливых упреков уважаемого начальника?

— Бедный папа, — грустно сказала Ю. — Он еще не наловчился ловить свое лицо и, видно, ударил им в грязь.

Я потянул на себя дверь кабинета.

— Что ты, милая Ю, — заметил господин А, оглядывая солидный темно-синий ковер, — тут никакой грязи нет.

Действительно, пол был очень, очень чистым, и никаких потерянных лиц на нем не валялось.

— Это еще что такое? — раздалось гневное рычание с противоположного конца кабинета.

О, господин О был лицом выдающимся. Прежде всего, выдавался вперед большой толстый нос. Над ним выдавались очки во внушительной толстой оправе. И брови тоже были — оооо! А свойственное его подчиненным общее выражение, хоть и проглядывало в облике господина О, было, однако, как бы смазанным. Словом, он производил довольно сильное впечатление.

— Добрый день, господин О, — вежливо поклонилась Ю.

Начальник прибавил в голос яду.

— День недобрый! — произнес он с убийственным сарказмом. — Что вы себе позволяете?

И изо рта его посыпались "я вас не вызывал", "врываться в кабинет без стука", "никакого понятия о правилах приличия" и, наконец, "обратитесь по инстанциям". Я с тревогой посмотрел на Ю — мне показалось, что ее хорошенькое личико задрожало и поползло вниз.

Господин О открыл рот пошире для завершающего "вон отсюда", и я крайне непочтительно перебил его вопросом:

— Какова статистика суицидов по вашему отделу, господин О?

Он удивился и закрыл рот. Потом, правда, открыл его снова — но теперь сокрушительная мощь его речи целиком была обращена на меня. А мне это как с гуся вода. Под перышки не затекает.

Зато личико милой Ю разгладилось, и, слава богам, никакого ущерба не понесло. По крайней мере видимого.