Она повернулась к профессору:

— Это мой юный постоялец, мой ученый… Помнишь, я писала тебе…

Корнелл пожал Тренди руку, взглянув на него с недоумением. Затем кивнул:

— Молодой ученый… Очень молодой. Завидую вам.

Но тон его красивого низкого голоса противоречил последней фразе.

— Я хотела вас предупредить, — повторила Рут. — Но сразу после завтрака, когда я искала вас, вы уже ушли Ладно, оставим это. Поужинаем вместе. А пока пойдемте в гостиную.

Так же, как и в первый вечер с Тренди, она исчезла на кухне, и так же, как тогда, отклонила его помощь. Мужчины остались вдвоем.

— Дом Рут, — медленно произнес Корнелл, — напоминает корабль…

Он говорил о «Светозарной», как хотел бы говорить сам Тренди, произнося вслух слова, которые Тренди повторял лишь про себя, боясь, что их сочтут слишком банальными Особенно это словосочетание, ставшее со временем почти магическим: дом Рут. Корнелл мог оставаться и два часа, и шесть месяцев, ведь он действительно друг.

Поужинали. Багажа у Корнелла не было, похоже, он не собирался жить на «Светозарной». К тому же в разговоре он упомянул, что приобрел недалеко отсюда дом. Вот уже несколько лет, сказал Корнелл, он приезжает сюда зимой писать книги. Тренди успокоился — это был такой же ученый, как и он, только историк. Когда Рут назвала своего молодого гостя его прозвищем, Корнелл не посмеялся, а отнесся к этому вполне естественно. Похоже, Малколму Корнеллу нравились непонятные фантазии Рут, хотя сам он не производил впечатления мечтателя — видимо, поэтому не собирался жить с ней под одной крышей.

Юдит, естественно, не спустилась. Никто ее не позвал. Корнелл не выказал ни малейшего удивления. Как обычно, для нее не поставили прибора. Следовательно, Юдит оставалась для Тренди тем, кем была до сего дня: ветреной девицей, невидимкой, призраком, иногда появляющимся, проходящим сквозь стены и не признающим никакой земной пищи.

Рут вернулась в гостиную и, поеживаясь, устроилась у огня.

— Этот дождь, — вздохнула она, — бесконечный дождь…

Ливень действительно усилился.

Корнелл принялся раскуривать трубку:

— Осень… А когда я собирался здесь поселиться…

Она сделала вид, что не слышит его:

— Еще вчера я думала, что лето никогда не кончится. А сегодня вечером мне кажется, что дом просто смоет потоками воды.

— Эти вечные воспоминания о затонувших городах…

Корнелл скорчил ироничную гримасу, не понравившуюся Рут.

— Он никогда мне не верит, — обратилась она к Тренди. — Но это правда, ночью в море иногда слышится звон колоколов. А в штиль доносятся голоса — голоса, идущие из глубины моря, гудки невидимых кораблей.

— Ты их слышала? — спросил Корнелл.

— Нет. Но мой отец… — Она вдруг замолчала и продолжила легкомысленно и немного фальшиво, вороша угли в камине: — Об этом говорят рыбаки. По крайней мере, говорили. Рассказывали, что видели на дне моря города, тысячи освещенных окон, покрытые пеной крыши, иногда даже шпили соборов. Истории о проклятых городах, затонувших, как только их боги…

— Таких историй полно, — прервал ее Корнелл. — Повсюду, где есть море, рассказывают подобные сказки о старинных городах на дне морском, ключи от которых находятся в животе китов или чудовищ, обитающих в глубоких впадинах.

— Знаю, ты тысячу раз говорил об этом: затонувшие города существуют лишь в нашем воображении… — Теперь Рут говорила мягко, почти наивно, словно пытаясь смягчить сказанное до этого, но в голосе ее звучала заносчивость, и на Корнелла она посматривала с вызовом. — И все те люди, с которыми мы встречались, любили, которых потеряли, тоже утонули в глубине нашей памяти.

— Но надо продолжать жить, — сурово отрезал Корнелл.

— Знаю, — отвечала Рут. — Как холодно сегодня вечером! Дождь навевает мрачные мысли. Пойду приготовлю кофе.

Она так поспешно ушла на кухню, словно за ней гнались. «Эта пара увлечена друг другом. У них своя игра», — подумал Тренди.

Ему очень хотелось участвовать в этой игре, а особенно — узнать как можно больше о прошлом Рут. Но где набраться храбрости для вопросов? Тренди не успел собраться с мыслями, как Корнелл сказал:

— Рут говорила, вы изучаете рыб. И что же интересует вас в этих существах?

Так же как Рут, Корнелл смотрел открыто, но его глаза внимательно следили за Тренди. Невозможно было уклониться от этого сверлящего взгляда. Тренди оказался в затруднении: он не любил говорить о своих исследованиях. Кроме того, поскольку его день прошел впустую — из-за Юдит или из-за бури, он не знал почему, — он смутно чувствовал себя виноватым.

— Позвоночники рыб, — пытаясь справиться с замешательством, проговорил Тренди, — все больше и больше деформируются. Я изучаю причины.

Корнелл кивнул и, повернувшись к огню, стал помешивать угли.

— А дом вам нравится? Здесь хорошо работается?

Огонь осветил его морщинистое лицо, густые седые волосы. Смотрел он равнодушно, но без презрения; он выглядел как мужчина, начинающий отдаляться от мира. Его медленные, словно от бремени прожитых лет, движения подчеркивали отстраненную снисходительность.

— Мадам Ван Браак превосходная хозяйка. Она умеет заставить меня забыть об искривленных позвонках. Она само совершенство.

Ответ, похоже, понравился Корнеллу. Он коротко хохотнул и продолжал:

— А ее дочь?

— Я ее почти не вижу.

— Естественно. — Затем, оторвавшись от помешивания углей, Корнелл добавил: — С ней, в самом деле, нелегко. Когда она оставит свои капризы? Ей надо серьезно учиться. Это уникальная девочка. И талантливая художница.

Очевидно, он тоже подвергался провокациям Юдит. Может быть, в прошлом году?

— Это третья зима, как Малколм сюда приезжает, — сказала Рут за ужином.

— Как вы с ними познакомились? — рискнул спросить Тренди и тут же пожалел о своем вопросе. Авария с электричеством, встреча с этим незнакомцем — всё сегодня являлось предлогом забросить его рыб.

Корнелл вернулся в свое кресло. Тренди заметил, что для американца он одет с некоторым шиком. Его костюм нисколько не измялся за время путешествия и казался слишком элегантным для этой затерянной среди бурь виллы.

— Я мифолог, — сказал Корнелл. — Почти не преподаю. Пишу очень мало.

Он вздохнул. Его трубка потухла. Он встал, чтобы выколотить ее в огонь.

— Я приехал сюда из-за ностальгии. Именно здесь лет сорок тому назад я начал свои исследования, изучал океанские легенды, демонов, морских чудовищ, расспрашивал рыбаков, капитанов дальнего плавания. А несколько лет назад захотел вновь увидеть эту страну. Однажды, прогуливаясь по пляжу — это было начало осени, — я встретил мадам Ван Браак. Она собирала на пляже водоросли, и мне стало интересно — зачем. Мы познакомились. Сперва мы говорили о садоводстве. Она объяснила мне, что водоросли позволяют выращивать великолепные цветы. Слово за слово, она рассказала, что живет в этом доме. Я очень хорошо помнил построившего его человека. Это был ее отец, капитан Ван Браак.

Тренди плохо понимал, о чем говорит Корнелл. Его акцент был довольно резким, и говорил он все тише и тише, очевидно, боясь, как бы их не услышала Рут. Корнелл указал на портрет капитана:

— Смесь аристократа и старого пирата. Довольно странный человек. Я совершенно не помнил его дочери. И был весьма удивлен, узнав, что она все это время жила здесь. Затем… затем мы стали друзьями.

Воодушевленный откровенностью Корнелла, Тренди собирался спросить, почему, несмотря на свое вдовство, Рут продолжает носить фамилию отца, как вдруг она вошла, неся на подносе кофе. Теперь Корнелл никого не замечал, кроме Рут, пристально следя за ней, словно боясь пропустить ее малейшее движение, дрожь, тень улыбки. Но вскоре его взгляд стал отстраненным, и он задремал перед огнем. Однако как он поцеловал Рут едва переступив порог! Его пылкость удивила Тренди. Возможно, это страсть, охватившая его на закате лет, и он боится, что у него не хватит сил, не хватит времени. Но кого, кроме своей дочери, могла еще любить Рут Ван Браак?