График 5 повторял график 3, но в нем к старой черной полосе была добавлена красная, тоже вертикальная. С точки зрения математики его разделы практически полностью соответствовали тем, которые имелись в графике 4.

Палмер попробовал было построить график 6, новую версию графика 2, пиктографного, но в голову ему, как назло, ничего не приходило. Ничего, чем можно было бы заменить буржуазную основательность основных критериев этого трехмерного графика.

Почувствовав, как возле его кресла остановилась стюардесса, он открыл глаза и кивком головы молча поблагодарил за предложенное ему шампанское.

С удовольствием потягивая вино, Палмер неожиданно даже для самого себя понял: сейчас его больше всего беспокоит… Вирджиния! Черт побери, ведь именно он и никто другой все делал не так. Все испортил. И что самое печальное — она совершенно не заслуживала такого отношения, такой вопиющей некомпетентности с его стороны! Кому как не ему надо было подумать о ней, не побояться взять на себя ответственность за нее, проявить больше понимания и сострадания. Господи, она же друг, а не заклятый враг! Ну разве можно так себя вести по отношению к женщине, которую ты некогда любил?!

Какое-то время, уставившись в полупустой бокал с шампанским, стоящий на специальном откидном столике рядом с ним, Палмер тупо наблюдал, как со дна бокала неторопливо, степенно поднимались кверху две тоненькие струйки газовых пузырьков. Пока он не сводил глаз с правой струйки, вторая, истаяв, попросту исчезла. Это невольно напомнило Палмеру, насколько тонка и хрупка эмоциональная основа, от которой теперь зависела вся его жизнь.

Он все поставил на одну девушку, на нее, на Элеонору. Ради нее ему пришлось выкинуть Вирджинию из своей жизни с такой же легкостью и удовольствием, с которой закрывают старый счет в банке. Как она сказала прошлой ночью? «Меня включают и отключают?» Совсем как газ или электричество, если ты во время не оплачиваешь счета?

Ради нее, ради Элеоноры он готов распрощаться даже со своим ЮБТК! В чем в чем, а в этом Палмер теперь был абсолютно уверен. Хотя, возможно, не без помощи шампанского. Все равно, рано или поздно ему придется отойти от всей этой заварухи, пока она не стала совсем невыносимой, и пусть этот накопившийся сор выметает Элмер Хессельман. Продержится он наверняка достаточно долго. Комиссия конгресса по ценным бумагам вряд ли будет считать его, Вудса Палмера, преступным «инсайдером», поэтому он вполне успеет продать свой пай в ЮБТК еще до того, как могут всплыть многие, пока еще мало кому известные, но вполне неприглядные детали.

Но это ведь чистые фантазии, подумал Палмер, откинулся на спинку кресла и снова закрыл глаза. Господи, как же хорошо! Фантазировать с закрытыми глазами… Ну, допустим, меня в ЮБТК больше нет, мысленно сказал он себе. А также, что теперь мы с моей девушкой живем где-нибудь в Европе. На Мозеле? Но ведь он еще столько всего не видел в Европе, что она обещала ему показать. Тогда, может, лучше много-много путешествовать, хорошо, по-настоящему близко познакомиться с континентом, ну а потом вместе осесть где-нибудь в одном из самых живописных мест в Европе? Да, именно так. Она ошибалась, целиком и полностью ошибалась насчет его жажды власти. И даже если в чем-то и была права, то годы путешествий с любимой женщиной наверняка приведут его к необратимому желанию полностью изменить свою жизнь.

Она поможет… нет, нет, они вместе… Палмер вдруг широко открыл глаза и тут же обратил внимание на то, что неоновая надпись «Пристегните свои ремни» вдруг снова загорелась, и в динамике послышался голос капитана, объявляющий сначала на английском, а затем на французском языках об ожидающейся легкой турбулентности и предлагавший пассажирам на некоторое время пристегнуть свои ремни безопасности.

Палмер послушно пристегнул свой ремень. Он чуть ли не физически ощущал, насколько хрупка и узка та эмоциональная основа, на которой зиждилась вся его жизнь. Тогда что же остается? Пьедестал? Что именно должно найти конкретное отражение в графике 6? Что?!

Да, вот что! Палмер нарисовал в своем воображении балаганного жонглера, одного из тех размалеванных клоунов, которые удерживают вращающуюся тарелку на кончике длинного шеста, другой конец которого стоит на его подбородке. Нет, для графика 6 это совсем не подходило, и Палмер без малейшего сожаления стер его из своей памяти.

Впрочем, его тут же заменил другой образ, хотя и тоже с балаганной атрибутикой — человек атлетического сложения, поднимающий сам себя в воздух и удерживающий свое мощное тело, опираясь всего лишь на один из своих указательных пальцев…

Тут Вудса Палмера наконец-то окончательно сморило, и он забылся неспокойным, но глубоким сном…

Добер выглядел несколько смущенным, помогая Палмеру сесть в ожидавший его белый лимузин.

— Билл Элстон предупредил меня о вашем прилете телеграммой, — объяснил он, хотя никто его об этом просил. И добавил: — Я зарезервировал для вас тот же самый номер «люкс» в отеле «Риц». В котором вы останавливались, когда улетали в Штаты.

Во время относительно долгой поездки из аэропорта Орли в отель «Риц» никто в машине не произнес ни слова. За исключением, правда, одного случая, когда Палмер как бы невзначай поинтересовался, не беспокоил ли Добера в его отсутствие Фореллен.

— Да нет, не особенно, — заверил его молодой человек.

Что-то в его чересчур бодром тоне вызвало у Вудса невольное подозрение, что на этот вечер у Добера уже была назначена какая-то встреча и что сейчас, получив в последнюю минуту распоряжение сопровождать «большую шишку», он был в растерянности, которую, само собой разумеется, всячески пытался скрывать.

— Добер, когда мы приедем в «Риц», — сказал ему Палмер, — лимузин поступает в ваше полное распоряжение. Забирайте его на весь сегодняшний вечер и поезжайте, куда хотите.

От удивления Добер широко раскрыл глаза и начал было бормотать слова благодарности, но тут же прервал себя и широко улыбнулся. За все время, проведенное сегодня вместе с ним, это была его единственная искренняя улыбка.

— Спасибо, большое вам спасибо, сэр, — все-таки проговорил он.

Молча кивнув в ответ, Палмер поднялся к себе в номер и первым делом открыл свою дорожную сумку. Но распаковывать ее не торопился. Вместо этого снял трубку телефона и попросил оператора соединить его с некой мисс Элеонорой Грегорис в Трире, Западная Германия. Нет-нет, номера у него нет, но ее имя и фамилия зарегистрированы в трирском справочнике по адресу… Палмер лихорадочно попытался вспомнить название улицы… вот, нашел, Хаупталштрассе.

Оператор перезвонила ему минут через пять с сообщением, что номер она нашла, но в данный момент по нему никто не отвечает. Палмер записал номер на клочке бумаги и попросил ее попробовать еще раз, скажем, через полчаса.

Положив трубку, он некоторое время бесцельно ходил по просторной гостиной, затем сел в глубокое кожаное кресло. Спать ему не хотелось, поскольку он успел немного подремать во время долгого перелета. Более того, он проспал даже обильный и, судя по всему, вкусный ленч. Очевидно, расстроив этим и бортпроводника, и красавицу стюардессу, которые изо всех сил пытались его разбудить, соблазняя лакомыми кусочками.

Ладно, отдохнул он достаточно и теперь был полон сил и желания хоть что-нибудь делать, хоть куда-нибудь пойти, хоть чем-нибудь заняться. Но чем? Он бросил взгляд на часы — девять вечера. Собственно, теперь уже ничем. Разве только спуститься вниз в ресторан, поужинать, затем лечь спать, предварительно хорошенько помассировав свое правое колено, которое до сих пор время от времени давало о себе знать.

Его мысли снова вернулись к Вирджинии. Но ненадолго. Его все-таки куда больше интересовало то, что происходит в Трире. Чем они все трое, Элеонора и ее родители, сейчас там занимаются? Может, сидят в ресторане и ужинают? Или навещают своих друзей? А может, пошли в кино или на концерт? В девять-десять часов вечера в Трире можно делать все, что угодно.