Ралибар Вуз не смог достойно возразить на это более чем оскорбительное разглагольствование. По сути, он не мог вообще ничего произнести, потому что почувствовал, что лишился дара речи. Более того, к его невероятному ужасу и изумлению, он осознал, что не только лишился способности говорить, его тело самопроизвольно двинулось. Ему казалось, что он спит, и его заставляют смотреть кошмарный сон, одновременно он осознавал, что теряет рассудок. Против своей воли лорд начал сбрасывать с себя оружие. Его щит, булава, широкий меч, охотничий нож, топор и дротик зазвенели рядом с обсидиановым камнем.
— Я разрешу тебе оставить шлем и доспехи, — вдруг добавил Эздрагор. — Иначе, боюсь, ты не доберешься до Тсатоггуа, не сохранив свое тело в целости, пригодной для того, чтобы стать жертвой. Зубы и когти вурмисов такие же мощные, как и их аппетит.
Пробормотав какие-то непонятные и неясно прозвучавшие слова, волшебник отвернулся от Ралибара Вуза и начал гасить трехцветный костер смесью из праха и крови, высыпая их из мелкой бронзовой чаши. Не удостоив своего незваного гостя прощальным словом и даже не дав понять знаком, что он может идти, колдун повернулся спиной к охотнику, лишь слегка махнув левой рукой птице Рафтонтис. Это создание расправило темные крылья, после чего, щелкая пилообразным клювом, покинуло свой насест и повисло в воздухе, злобно уставившись на лорда угольно-красным глазом. Затем, медленно паря, птица с вытянутой змеевидной шеей, внимательно оглядывая окрестности единственным глазом, полетела среди гребней лавы к пирамидальному конусу Вурмисадрет, и Ралибар Вуз последовал за ней, движимый непонятными силами, которым не мог противостоять.
Птица-демон знала все повороты этого лабиринта иллюзий, которым Эздагор окружил свое жилище, она вела охотника почти по прямой линии по заколдованному уступу. По пути он слышал, как вдалеке кричали его спутники, но, пытаясь ответить им, обнаружил, что его голос стал слабым и тонким, как у летучей мыши. Вскоре лорд оказался на площадке у основания большого откоса, которым начиналась верхняя часть горы, изрытая входами в пещеры. Этот откос Вурмисадрет он еще никогда не посещал.
Рафтонтис поднялась к самой нижней пещере и парила перед ее входом, пока Ралибар Вуз с риском для жизни карабкался следом за птицей среди разбросанных вурмисами неуклюжих заграждений из костей, острых кремней и других отбросов, происхождение которых даже не стоит упоминать. Грубые низкорослые дикари, высунув из темных входов своих пещер отвратительные морды и тела, дико завывая, приветствовали приближение охотника тем, что непрерывно бросали в него множество отбросов. Однако они не трогали Рафтонтис и, похоже, боялись угодить в нее своими метательными снарядами, хотя парящая ширококрылая птица заметно мешала им хорошенько прицеливаться приближавшегося к самой нижней пещере человека.
Благодаря своеобразной защите птицы, охотник смог добраться до пещеры без особых повреждений. Вход в нее оказался довольно прямым. Рафтонтис налетала на вурмисов, открыв клюв и хлопая крыльями, заставляя обитателей отступить внутрь, пока Ралибар Вуз старался занять хорошую оборонительную позицию на уступе порога. Некоторые из вурмисов упали лицом вниз, пропуская Рафтонтис, а когда птица пролетела, вскочили и напали на незваного гостя, мешая следовать за своим проводником в вонючую темноту. Они стояли наполовину выпрямившись, и их косматые головы оказались примерно на уровне талии комморионца. Защитники пещер рычали, словно собаки, царапая его своими крючковатыми когтями, застревавшими в кольцах кольчуги.
Обезоруженный Ралибар Вуз боролся с ними, повинуясь предназначенным ему мытарствам, бил отвратительные лица вурмисов облаченным в кольчугу кулаком с настоящим безумием, не имевшим ничего общего с горячностью охотника. Он чувствовал, как когти и зубы нападавших ломались о тесно сплетенные кольца кольчуги, когда отбрасывал их от себя, но другие тут же занимали освободившееся место, стоило ему хоть немного продвинуться вглубь мрачной пещеры. Самки тоже не дремали, они били его по ногам, будто мечущиеся змеи, а их дети слюнявили его колени своими беззубыми ртами, в которых еще не выросли клыки.
Перед охотником, направляя его, раздавалось хлопанье крыльев Рафтонтис и хриплые звуки, напоминавшие наполовину шипение, а на половину — карканье. Темнота душила Ралибара Вуза зловонием, а ноги на каждом шагу скользили по крови и слякоти. Вскоре он понял, что вурмисы больше не нападают. Пещера уклонно уходила вперед, и он вдыхал теперь воздух, насыщенный резкими минеральными запахами.
Он прошел сквозь непроглядную ночь на ощупь, а затем, спустившись по крутому спуску, попал в некое подобие подземного зала, где царили сумерки. Своды скалы различались благодаря слабому свечению, которое могло бы исходить от спрятанной внутри горы луны. Затем Рафтонтис провела его сквозь отлогие гроты вдоль опасных провалов в мир под горой Вурмисадрет. И повсюду его преследовал слабый неестественный свет, источника которого охотник не смог определить. Крылья, слишком широкие для крыльев летучих мышей, хлопали над его головой, а временами в затемненных углублениях он замечал большие страшные туши, напоминающие бегемотов и гигантских рептилий, которые населяли Землю в древние времена. Но из-за темноты он не мог определить, были ли они живыми созданиями или лишь формами, которые прятали камни.
Слишком сильной оказалась сила предназначенных Ралибару Вузу страданий, его разум оцепенел, и он чувствовал только притупленный страх и странное удивление. Казалось, его воля и мысли больше не принадлежали ему, подчиняясь другой личности. Он спускался к какому-то скрытому, но предопределенному концу, путь был темен и заранее неизвестен.
Наконец птица Рафтонтис остановилась и многозначительно начала парить над сводами пещеры, отличающейся отвратительной смесью запахов. Ралибар Вуз подумал сначала, что пещера пуста. Но, пройдя вперед, чтобы догнать Рафтонтис, он споткнулся о какие-то иссохшие останки, лежавшие на полу. Ему показалось, что это облаченные в шкуры скелеты людей и животных. Затем, следуя за угольно-красным глазом птицы-демона, он разглядел в темной нише бесформенную тушу. При его приближении туша немного шевельнулась и подалась вперед, приподнимая с бесконечной медлительностью громадную голову жабы. Эта голова, как будто наполовину очнувшись от дремоты, открыла глаза, и теперь они светились на черной безбровой морде существа, как две щелки слизистого фосфора.
Охотник различил запах свежей крови среди бесконечного зловония, наполнявшего пещеру. Он исходил от аморфной туши и добирался до ноздрей. Ужас тотчас охватил лорда, потому что, взглянув вниз, он увидел лежащую перед темным чудовищем тощую шкуру существа, которое не было ни человеком, ни животным, ни вурмисом. Охотник замер в нерешительности, боясь подойти ближе и бессильный отступить. Но раздалось сердитое шипение археоптерикса, а затем птица с силой ударила его клювом между лопаток, предостерегая от неверного движения, и Ралибар Вуз пошел вперед, пока не увидел прекрасный темный мех, покрывающий спящее темное тело и голову, вытянутую во сне.
С вновь охватившим его ужасом, предчувствуя жуткую кончину, он услышал свой собственный голос, безвольно произнесший: “О бог Тсатоггуа, я — жертвоприношение, посланное волшебником Эздагором”.
Тсатоггуа медлительно наклонил жабью голову, его глаза приоткрылись немного шире, и свет, липкий и вязкий, полился из них капля за каплей на морщинистые нижние веки. Затем Ралибар Вуз услышал низкий грохочущий звук, но не знал, раздавался ли он в сумеречном воздухе или отражался в его собственном сознании. Этот звук принимал форму слогов и слов, хотя и неуклюжих:
— Благодарю Эздагора за его подношение. Но, поскольку я только что съел полнокровную жертву, мой голод на некоторое время утолен и мне не нужно сейчас жертвоприношений. Однако, возможно, другие Древние жаждут или алчут отведать плоти. И уж коли ты пришел сюда с одним поручением, не гоже уходить отсюда без другого. Потому я возлагаю на тебя такое наказание: иди ниже, через глубокие пещеры, пока не достигнешь после долгого спуска бездонной бездны, над которой бог-паук Атлах-Наха плетет свою вечную паутину. И там, обратившись к нему, ты должен сказать: “Я — подарок, меня послал Тсатоггуа”.