Тьма рассеялась — и чёрная, огненная, что была наслана фурией, и тёплая, густая, что защищая, висела над островом.

Но фурия всё ещё стояла у моста. Теперь она была снова похожа на женщину.

— Ты пожалеешь, — сказала она.

Конюх показал ей неприличный жест пальцами правой руки, левой — он крепко держал юношу.

Фурия облизнулась, окидывая его хищным взглядом, но солнце прорезало за рекой краешек, и она отшатнулась с визгом, оборотилась в тварь и крылатой тенью метнулась к горам.

Как только она исчезла, слуги засуетились, окружили юношу, уложили на траву, стали бить по щекам. Конюх снял с его плеч волосяной аркан, что держал натянутым на всякий опасный случай.

«Киник» со стоном приоткрыл глаза. Заплакал.

Слёзы были необыкновенно горячими: они шипели на его лице.

Дарёнка, пронырнув между ногами взрослых, погладила «Киника» по щеке, заглянула в глаза, испуганно отшатнулась, но устыдилась и сунула ему в руку нагретую ладошкой ранетку.

Подмастерья конюха, бесстрашные в своей юной глупости, влезли на мост, разглядывая, осталось ли там чего от схватки с фурией. Заголосили, махая руками, зовя остальных.

Конюх тоже пошёл к мосту, но уже на середине дороги понял, чего развопились юнцы: они не могли перейти мост.

Растревоженный фурией остров не хотел больше никого выпускать. Или угроза всё ещё была явной, или сломалось что-то в сложной вязи магических слов, но остров сделался вдруг ловушкой для живущих на нём людей.

Петря и Мялко, всё ещё пытались перейти мост. Осмелев, добегали до середины, грудями бросались на невидимое препятствие и с хохотом отлетали назад.

Конюх пригрозил им кнутом, согнал с моста. Вернулся к лежащему на земле барчонку, вокруг которого хлопотали женщины.

Спросил коротко:

— Ну, чего он?

— Жар, — отозвалась Малица. — Горит весь. Я раньше и не видала, чтобы такой жар.

— В дом надо нести… Пусти, подыму.

Мир закачался, поплыл…

«Мама», — хотел прошептать «Киник», но из горла не вырвалось ничего.

Голоса затухали, глохли. Он ощущал, что и сам он глохнет, что мир его разламывается, гаснет и затухает.

«Я умираю? — подумал он. — А зачем? Зачем мне жить? Чего я ещё не сделал? Не разрушил? Я? Кто я?»

Жар захлестнул его, и сознание снова померкло.

— Ко мне неси, что ли…

Конюх завернул горячее тело юноши в полотенце, взвалил на плечо и понёс в каморку Малицы, а та — пошла впереди, угрожающе подняв деревянный молоток.

Было дымно, но солнце всё поднималось. Утро постепенно взрезало ночь, выпуская из неё густую дурную кровь, — и слуги приободрились.

Скамью в комнате Малицы прачки покрыли соломенным тюфяком, застелили полотенцами. Юношу раздели, обтёрли пылающее тело уксусом.

Едва уложили на постель и укрыли полотенцами, как весь лоб его покрылся каплями пота, но тут же, прямо на глазах изумлённых слуг, стал сухим, синюшным, словно пролежал тут парень положенные после смерти два дня и начался день третий.

Малица потянулась за мокрой тряпкой, но не успела сделать компресс, как многострадальный лоб опять обсела испарина.

— Лихорадит его уж больно сильно, — сказала одна из прачек. — Небось теперя помрё…

Она не договорила и испуганно зажала рот.

— Не каркай, Айса, — старенький шорник, кое-как ковыляя на негнущихся ногах, подошёл к постели и окинул взглядом синее лицо юноши, вышитые полотенца в ногах и в головах импровизированной постели…

— Душа-то на месте, — сказала Малица. — Не взяла её тварь. А остальное — даст Сатана — переболит.

Она задёрнула шторку на окне: пока возились с постелью, да обустраивали барчука, солнце разожглось не на шутку, и в его свете лицо юноши казалось ещё страшнее.

В дверь комнаты разом протиснулись оба младших конюха.

— Лучше бы во двор уже шли, дышать ему нечем, — буркнул старший конюх, Троим, косясь на подмастерьев. — И без вас — тошно.

— Сейчас уже все пойдём, скотина кричит, — отозвалась молочница, не весть когда прибившаяся к защитникам острова.

— Ой, что же будет-то, — на разные голоса запричитали прачки.

— Вот натворил! — ввернул рыжий Мялко, возбуждённый ночными приключениями, радостный и готовый теперь биться в своих снах с адскими тварями ещё неделю. — Отец вернётся — убьёт!

— Да он и сам помрёт, — фыркнул чернявый подмастерье. — Синий уже.

По общему коридору застучали деревянные подошвы мажордома, проспавшего весь ночной ужас.

Слуги тихонечко потянулись на двор. Прачки плакали и оглядывались.

Малица осталась одна. Она склонилась к лицу юноши снова покрытому испариной, пристроила ему на лоб мокрую тряпку.

— Не жилец, — пробормотала она. — Не уберегли.

Глава 10. Картина, написанная слепым

«Там же, где начинаются неопределенность и страх, — кончается мысль и в полной мере вступает в силу нерассуждающая вера в авторитет».

Г. Райт, «Свидетель колдовства»

Первый круг Ада Великой Лестницы Геенны Огненной.

Тронный зал правителя Первого круга Ада и его же темница.

3 день.

Альфонсо де Спина в своей книге «Крепость веры» установил 10 разновидностей демонов:

*парки, что вмешиваются в судьбу человека,

*полтергейсты, что не дают ему спать по ночам шумом,

*инкубы и суккубы, вступающие с ним в половую связь,

*кошмары, вызывающие у него ужасные видения во сне,

*демоны из семени человека, которые наводят на него фантазии о женщинах с целью получения этого семени, для создания других демонов,

*демоны-обманщики, дурачащие человека,

*чистые демоны, нападающие только на святых людей,

*марширующие призраки, появляющиеся в виде толпы людей,

*домашние духи ведьм, оберегающие их от людей,

*демоны, которые обманывают старух, внушая им мысли о том, что те якобы летали на шабаш.

Правитель Первого круга Ада Якубус полагал, что в безобразиях нечисти на Серединной земле был виноват сам человек. Ведь это его нужно было дурачить, пугать шумом, соблазнять. Без человека, какие претензии к демонам? Что плохого в том, что они обманывают старух?

Старух правящий чёрт за людей не считал. Ведь иначе зачем бы составитель книги взялся упоминать их особо?

В воображении Правителя Первого Круга Ада коварные старухи были похожи на огромных лысых куриц. Сами они летать разучились и потому вынуждали несчастных демонов внушать им радость полёта. Практически насилие над подневольными слугами Ада!

Правитель Якубус закрыл старинный фолиант и уставился в пол. Книга, к сожалению, была чистой беллетристикой. Потому что кроме инкубов и суккубов, других, описанных земным автором демонов, в Аду не наблюдалось.

Да, далеко не все сущие, попадая в Серединный мир, могли принять там привычную форму. В основном они шастали среди людей крылатыми тенями. Лишь те, кто посильнее, способны были оборачиваться в чудовищ, а самые одарённые — копировали людей. (Не считая инкубов и суккубов. Эти удивительно хорошо вписывались и во все адские круги, и в гостях у людей особенно не страдали. Секс — великий движитель мира, и проводники его — вездесущи).

Но мы сейчас не будем рассказывать, как на самом деле устроен Ад. Дело в том, что Правитель уже цокает к камину. А больше вам тут никто ничего не разболтает. Это ведь как надо поплохеть умом, чтобы излагать устройство Ада человеку? От людей всё зло, и все это знают. От людей и от книг.

А вот фантазию книги и в самом деле будят. Именно начитавшись как следует трофейной человеческой литературы, Якубус ощутил в себе достаточно задора, чтобы навестить пленника.

Вчера Правитель Первого круга Ада плохо спал и мало кушал, ожидая, что раздастся под сводами тронного зала всепроникающий Глас Сатаны и возвестит о похищении юного инкуба.