Так не бывать этому!
Фабиус смотрел, не моргая. Он видел то, что пока не существовало ещё в мире людей. Но струящееся перед зрачками ужасное будущее наполняло его силой, имени которой не знал никто, даже сам Сатана.
Инкуб окинул мага оценивающим взглядом.
— Ну так убирайся с дороги, — предложил он вполне миролюбиво. — И мне не нужно будет убивать тебя.
— Я уберусь, — кивнул Фабиус. И продолжил размеренно. — Но сначала ты наденешь рубашку, камзол и штаны, — он указал на тело старого мага. — И выйдешь к бунтовщикам, чтобы помочь мне утихомирить рьяных! Иначе же я вынужден буду обратиться к силе медальона, чтобы защитить людей. Я на службе здесь. Никто и ничто не помешает мне выступить против посланцев Ада.
— Ты же сыграешь в ящик, защитничек? — фыркнул демон.
— Это неважно, — пожал плечами Фабиус. — Важно, что об этом тут же узнают все маги Серединных земель.
— А что изменится, если я надену эти тряпки?
— На лестнице темно, только свечи бросают алые отблески. Никто и не узнает в тебе демона. Ты силён. Ты сможешь навести на толпу морок там, где не смогу я. Мы должны остановить бунт в городе, убив, может быть, самых опасных бандитов, но не более!
— То есть я буду на побегушках у смертного? Я? Демон? — инкуб вытаращился на магистра и захохотал.
Дом содрогнулся от удара, видимо в двери были бревном.
Демон перестал смеяться и прислушался к шуму:
— Боюсь, терпение дерева и железа дверей уже на исходе. Если я соглашусь — что я получу взамен?
— Ты пришёл сюда не за фурией. Ты пришёл за мной — меня и получишь, — усмехнулся магистр. — Иначе же получишь лишь мою душу. Что тебе толку в ней, на таком поле душ?
— С чего ты взял, что нужен мне живым? — поморщился демон.
— Я наблюдал за тобой, — Фабиус с трудом сдержал улыбку торжества. Маленького — но дающего силы рисковать дальше. — Я был так слаб и беспомощен, что имел возможность видеть то, что ты забыл от меня сокрыть. Ты спас меня от фурии и охраняешь даже от самого себя. Думаю, я нужен тебе и немало.
— Вот они, люди! Предупреждают нас, что коварство их безгранично! — в голосе демона была насмешка, но над магом ли?
— У нас рассказывают такое же про слуг тьмы, — невесело улыбнулся Фабиус.
— Не ври мне! Это ваши маги способны заговорить самого подковыристого чёрта!
— Зачем мне врать? — удивился маг. — Я слышал много историй про чертей, обманувших…
— Обманутых!
Раздался грохот и вопль, вылетевший в едином порыве из множества глоток.
— Похоже, дверям конец, — констатировал демон.
Фабиус погладил здоровой правой ладонью камень медальона и посмотрел в пылающие глаза инкуба:
— Решайся же! Действуем вместе! Сейчас! И до тех пор, пока мы не усмирим бунт!
— Ладно… хм… маг, — демон сощурился, смиряя пляшущее в зрачках пламя. — Я… попробую.
— Быстрее, — Фабиус прислушался к шуму на лестнице. — Я задержу их!
Он распахнул двери и посмотрел вниз.
Широкая крутая лестница спускалась от обеденной залы на втором этаже прямо к входной двери на первом. Сейчас обе входные створки щетинились проломленными досками, и чернь наплывала снизу, словно грязь, вздымаемая прибоем.
Ветер тоже ворвался в дом. В подстывшем к ночи воздухе запах горячей человеческой крови читался так явственно, словно бандиты перерезали полгорода, а не горстку слуг, отважившихся защищать ворота.
Магистр сжал здоровой рукой медальон и шагнул на лестницу, плотно прикрыв за собой двери обеденной залы. Он лихорадочно соображал, смогут ли бандиты ворваться в дом с тыла? На первом этаже располагались помещения для слуг, они были доступны с чёрного хода, жил мэтр Грэ на третьем, куда можно было попасть через пристроенный флигель…
Самые бойкие из бунтовщиков уже одолели половину лестницы и грозили магу немудрёным оружием. Однако не они были опасны, а те, кто держался чуть сзади, движения имел уверенные и точные, а черты лица — смазанные простецкой деревенской магией. Так выглядели в Ангистерне настоящие головорезы.
Магистр, загородивший бунтовщикам дорогу, предостерегающе поднял обе руки, а затем резко скрестил их на груди.
Передние замешкались: именно в такой позе маги колдуют, положив ладони на невидимый под одеждой медальон Магистериума. Но у этого магистра рубашка была разорвана, и сияние колдовского камня злобно пробивалось сквозь обтянутые перчаточной кожей пальцы.
Сзади напирали, и толпа всё-таки медленно поползла вверх, сплющиваясь и уплотняясь.
Магистр с натужным сипением вдохнул холодеющий воздух, вытянул руки вперёд и сорвал перчатки, швырнув их в бунтовщиков.
Толпа охнула и осела: верхние повалились на нижних. Мёртвая, страшная рука магистра, нависающего над лестницей, стала ещё более пугающей в колком свечении магического амулета.
— Стоять! — взревел маг, и взмахнул изуродованной дланью.
***
Как только магистр Фабиус шагнул на лестницу и закрыл за собой двери, инкуб сразу же взялся за дело, ухватив Ахарора за каблуки и как следует дёрнув.
Силы ему было не занимать. Сапоги с жалобным треском покинули слегка одеревеневшие ноги, явив миру толстые вязаные носки. Ахарор мёрз даже летом, что было довольно забавно для его высокого магического титула.
Фурия визгливо захохотала. Но демон и головы не повернул: отбросил сапоги, взялся за штанины.
— Натуральный мародёр, — съязвила фурия. — Помню, и такие бродили здесь…
Она задумалась. Время для бессмертных было весьма сложной материей. И если в Верхнем Аду счёт вели по правителям, то в нижнем — оно горело себе огнём и никого не трогало. Разве важно, «когда» с вами случилось то или иное? Важное «где». А «где» — и убежать никуда не может.
Фурия прекрасно помнила, «где» она видела мародёров. На изгибе предгорной речки, не так уж и далеко от этого города. Она видела это место, если обращалась к глубине своего сознания. Но — «когда»?.. Да какая разница?!
— И что ты планируешь делать в Серединном мире, Алекто? — спросил Борн, вертя в руках наборный узорчатый пояс с кинжалом, снятый со старого мага.
Кинжал ему нравился даже больше пояса, так блестящ и гладок он был изнутри и снаружи. Демон наслаждался температурами, которые согнали так близко частички стали, её плотностью, вязкостью… Такой кинжал вполне послужил бы ему и в Верхнем Аду.
— А тебе какое дело? — беззлобно огрызнулась фурия.
Она перекусила дворецким, и ярость сущих временно уступила в её нутре место их же любопытству.
Конечно, фурия предпочла бы женскую душу, женщины мягче. Но на безрыбье сгодился и жилистый старик. Предсмертная агония его оказалась, пожалуй, даже поинтереснее, чем у вчерашней простушки. Не поймёшь с этими людьми, как их и выбирать. Разве что — попугать сначала? Выяснить, у кого фантазия побогаче? Те должны быть и посочнее.
Инкуб поморщился, видя мысли фурии, и вдруг спросил в лоб:
— Почему он вызвал тебя? Именно тебя?
Фурия с шипением отскочила от Борна, но тот успел разглядеть в её памяти кучку смертных, стоящих на речном берегу перед знакомым ему мостом из крепкой и стойкой лиственницы.
Инкуб вперился в Алекто, и та оскалилась, пятясь.
— Я выпью тебя до дна… — прошептал демон, не открывая рта.
Фурия отшатнулась, ударившись о столешницу, задела серебряный кубок и с визгом отдёрнула руку. Тело её полыхнуло чёрным адским пламенем и тенью стекло во двор, туда, где раздавались яростные крики людей, и одуряюще пахло кровью.
Инкуб потёр занывший лоб. Поединок воль он выиграл, но трусливая баба бежала с поля боя.
Трусость и косность — вот чего он больше всего не терпел в своих сородичах. В Аду традиционно цеплялись за мелкое, но привычное. А ведь вокруг истекали зноем потоки жизни и силы — бери, познавай, учись!
Но заставить свою натуру подчиняться ритму учения сущие Ада не желали. Больше всего они сопротивлялись именно переменам, новому, иному.