Шедшие в колонне, высокие и не очень, широкоплечие и сутулые, худые и плотные, люди были одеты в потертые старые ватники синеватой расцветки, разномастные фуфайки и штаны, ботинки, сапоги, калоши на босу ногу. На головах у них, как бы подчеркивая принадлежность к единой категории граждан, были измятые, плохонькие ушанки. Передвигались конвоируемые чуток заторможено, будто изможденные непосильным трудом, безмерно уставшие люди, едва поднимая ноги, пришаркивая при ходьбе, но по-настоящему смертельно изможденных, дышащих на ладан, в колонне не было.

   Замершие у раскрытого багажника Голицын и Нина, откинувшийся к стене, успевший все-таки достать пистолет, Воронцов и присевшая Сова растерянно наблюдали, как мимо проходят непонятные люди, так похожие и одновременно такие отличные от арестантов их мира. А со стороны колонны уже пахнуло тяжелым запахом давно немытых тел, дрянной, вонючей махорки, плохой пищи, сапожной ваксы и скипидара.

   Все это было настолько реально, близко и приземлено, безо всяких мистических фокусов, что ни Голицын, ни Ворон не могли понять, почему же ни конвоируемые, ни солдаты не обращают ни малейшего внимания на странных людей, замерших у странного автомобиля в нелепых позах. Будто придавленные внезапностью появления колонны, ни подполковник, ни штурмовик даже не пытались сменить неудобные позы, а девушки просто повторили за своими мужчинами детскую команду: "Замри".

   Колонна проходила мимо, слышно было тяжелое, хрипловатое дыхание конвоируемых, шарканье сотен ног, перемешавшееся с довольно бодрыми шагами конвоиров, прикашливание, редкие плевки на асфальт. И больше - ни слова, ни звука, ни окрика и - никакого внимания по сторонам, будто двигались они в тесном - полметра до стен - тоннеле, не видя и не слыша ничего в окружающем мире.

   - Человек пятьсот, - будто выплюнул из себя слова Ворон, когда колонна втянулась в далекий, едва видимый подземный переход на противоположной стороне улицы. - И всего двенадцать конвоиров.

   - Мне почему-то показалось, что их вывели из преисподней... вроде бы, как на прогулку, - приходя в себя, задумчиво проговорил подполковник, все еще глядя в черный зев подземелья, где только-только скрылась колонна. - Пять минут на свежем воздухе и - обратно, к адским котлам и сковородкам...

   - Вам, жандармам, виднее, где ад, а где рай, - нервно засмеялась Сова, подымаясь на ноги, видно было, что утратив свой редкостный дар предвидения, девушка находится не в своей тарелке, хотя и старается вести себя, как обычно.

   - У вас обывательское предубеждение к нашей службе, - мягко возразил Голицын. - Ни с адом, ни с раем при жизни жандармы не общаются. А что бывает после смерти, знают лишь умершие...

   - Хотите сказать, что все мы еще живы? - продолжила Сова. - Нас не порвал оборотень и не валяются наши тушки в Зеркальной Комнате в то время, пока души разгуливают в этом странном чистилище?

   - Православие не признает чистилища, - пожал плечами подполковник и, завершая теологическую тему, спросил: - Наверное, сейчас не время для разговоров на такие темы. Надо идти...

   - Куда и зачем хотелось бы знать, - окончательно приходя в себя, спросила Сова.

   - Пока идем в центр города, - как маленькой, объяснил ей Голицын, изо всех сил стараясь не допустить конфликтов в их маленьком отряде в самом начале пути. - А в центре - посмотрим. Или вы хотите предложить что-то другое?

   - Куда ни кинь, повсюду клин, - пошевелила плечами Сова. - В центр, так в центр.

   Но прежде еще предстояло приобуть рыжую репортершу, ведь заставить её шагать в резиновых сапогах на босу ногу, пусть и по ровным городским улицам, означало сбитые ноги, кровавые мозоли и полную не транспортабельность в ближайшие часы. Выручила солдатская смекалка Ворона. Помыслив всего пару минут, он отхватил ножом от подола платья Нины два примерно одинаковых куска черного шелка и моментально научил репортершу наматывать эти импровизированные портянки.

   - Шикарно, - сказала она, притопывая сапогами об асфальт и демонстрируя изрядно обнажившиеся красивые ножки. - В шелковых портянках, кажется, только литературные персонажи мечтали ходить. Мне не хватает бриллиантовых подвесок...

   При упоминании бриллиантов Голицын и Воронцов мельком переглянулись, но говорить ничего не стали.

   - Милая барышня, как только окажется, что в дома заходить безопаснее, чем находится на улице, я лично вам подыщу достойную обувь, - разразился высокопарной тирадой подполковник.

   - Интересно, а как мы это узнаем, не заходя в дома? - съязвила Сова.

   - Узнаем, - твердо, как подобает командиру, пообещал жандарм. - А сейчас - вперед...

   ...Примерно через час, если судить по бесстрастно тикающему на руке подполковника хронометру, они вышли к широкому и длинному проспекту. Впереди было едва ли не вдвое большее расстояние до центральных улиц и площадей, но девушки уже заметно устали, не привычные к длительным пешим прогулкам. Да и сам подполковник испытывал небольшой дискомфорт от монотонного движения, годы кабинетной работы сказались и на нем, как ни старался Голицын поддерживать собственную физическую форму. Лишь Алексей, закаленный в рейдах, продолжал, как ни в чем ни бывало, размеренно шагать вперед, то и дело оглядываясь по сторонам, бросая взгляды через плечо на отстающих Нину и Сову.

   - Глянь, Ворон, - притормозил его движение жандарм. - Тебе это ничего не напоминает?

   Он указал в сторону небольшого двухэтажного особнячка, стоящего в глубине от проезжей части и отгороженного от мира изящной кованой решеткой, водруженной на высоком гранитном бордюре. Домишко полуразвалился от старости, рухнула внутрь крыша, осели, оплыли, каким-то чудом еще держащиеся стены, сгнили двери и оконные рамы, а кроме того, вокруг дома буйно разрослись заросли сирени с широкими, почему-то почерневшими листьями. Они будто прятали домик, заслоняя его от любопытных глаз, если таковые и были в городе.

   - Я уже видел такое, - согласился штурмовик. - Заброшенные города в джунглях, в Индокитае... только там, городам этим, тысячи лет. И люди в них не жили, наверное, столько же.

   - А я видел в Индии, тоже в джунглях, - подтвердил Голицын. - Но и тут, похоже, никто не живет уже не одну сотню лет. Разрушения-то все естественные.

   - То, что город не бомбили, не штурмовали, видно сразу, - кивнул Алексей. - Вот только почему ж рядом дома свеженькие? Будто вчера из них жильцы уехали...

   - Думаю, надо передохнуть, - пожав плечами на слова Ворона, предложил подполковник. - Перед этим домом все-таки укромный дворик, не на виду, да и за решеткой будет спокойнее.

   - Жандарм - за решеткой, - не удержалась Сова. - Фантасмагория...

   Она оказалась ближе всех к особнячку и первой заглянула за ограду.

   - Эге... а тут уже кто-то бывал не раз, - проговорила девушка, оглядываясь на поспешающих за ней мужчин. - Видать, и правда укромный уголок...

   В маленьком дворике метров пять на пять, в самом центре чернело на серо-бурой, будто выжженной земле небольшое пятно кострища. Здесь явно не жарили целиком, на вертеле, быков или вепрей, а, скорее всего, просто кипятили воду в котелке или небольшом чайнике.

   - А следы здесь, очень похоже, свежие, - сказал Ворон, привычно опередив Сову и первым оказавшись во дворике. - Очень свежие...

   Следом за ним, внимательно оглядевшимся, не почуявшим опасности и прошедшим в глубину дворика, через декоративную маленькую арку, давным-давно лишенную решетчатой кованой калитки, вошли и остальные.

   - Следы-то, может, и свежие, - не стал возражать следопыту Голицын. - Только учти, что оставить их могли и несколько лет назад... просто сохранились они тут... ну, как вот те дома...

   Слева и справа дворик подпирали глухие боковины высоток этажей в двадцать, слегка обшарпанные непогодой, с облупившейся штукатуркой, но не выглядевшие столь пострадавшими от времени, как особнячок.