Часа через три, когда поезд разогнался уже до своей «скорой» скорости, оставив позади малоэтажные пригороды, редкие небольшие городки и даже один серьезный губернский центр, в котором простоял без малого полчаса, гастаты потихоньку перебрались из плацкарты третьего класса в купе второго, к Рыжей, уже заждавшейся своих «мальчиков». С проводниками договаривался Олигарх, и тут, как и предполагалось, все прошло спокойно и гладко, а вещи свои перетаскивали по очереди, чтобы не привлекать излишнее внимание в полупустых вагонах, хотя, казалось, это было ненужной предосторожностью. Но гастаты твердо усвоили еще в «учебке» простое правило: «Лучше лишние сто метров проползти на брюхе, чем словить пулю, едва поднявшись с земли в самом начале атаки».

Рассовали баулы и ящики с оружием в рундуки, на полки, посмеялись, толкаясь тощими задами в тесном пространстве купе, но переодеваться в боевое пока не стали, так же, как и распаковывать карабин и штурмовки. Время терпит, да и в узких, тесных интерьерах вагона пистолеты удобнее и надежнее в случае огневого контакта.

Усевшись вокруг столика двое надвое, предоставив Котяре место рядом с единственной женщиной, переглянулись, и Уголек вытащил из кармана уже помятый атлас автомобильных дорог, разворачивая его перед товарищами.

— До самого города не поедем, тем более, до городского вокзала, — начал излагать наметки плана капрал. — Выскочим где-нибудь за десяток-другой километров. Начинать изучать обстановку изнутри лучше все-таки снаружи… Толком мы ничего не знаем, какие там дела творятся, да и времени особо на разведку нет.

— Выйдем пораньше, что за проблема? — Олли слегка покосился на Рыжую, будто выглядывая в ней признаки ожирения, дряблости мышц или хронической усталости, но — нет, женщина выглядела вполне подтянутой, даже спортивной, в меру крепкой, насколько это не портит женственности фигуры.

Они еще немного порассуждали, больше рисуясь перед попутчицей, чем по необходимости, порешили устроить базу поближе к аэропорту, но все-таки в сторонке, не привлекая к себе лишнего внимания размещением возле стратегического объекта в воюющем городе. Начинать поиски в Шейлоке задумали в промышленном районе, небольшом, наполненным в основном частными ремесленными мастерскими и ремонтными цехами, там, по мнению Олли, было легче спрятаться, затеряться, да и скорее всего этот район с началом боевых действий оказался заброшенным.

Рыжая прислушивалась к их разговором с внимательным одобрением, как обычно слушают женщины малопонятные рассуждения близких ей и не очень мужчин. В нужных местах — кивала понимающе, будто отвечая на не прозвучавший вопрос: «А тебе силенок хватит? Сможешь десяток-другой километров пробежать? В подвале, на бетонном полу пару ночей провести? В душном, пропахшем бензином и машинным маслом гараже сутки высидеть?» Гастаты прекрасно понимали, что задавать такие вопросы не имеет смысла так же, как спрашивать владеет ли взрослая женщина навыками стрельбы, справится ли со штурмовкой, карабином или хотя бы армейским пистолетом, умеет ли пользоваться противогазом, видела ли наяву, как выбивают искры из железобетона срикошетившие пули.

Сделали перерыв, подзакусили слегка — в вагоне, в дороге есть, кажется, можно непрерывно, было бы — что. Пожевали бутербродов с ветчиной и белой рыбой, запили казенным железнодорожным чаем, за которым Олигарх сам сбегал к проводнику, чтоб преждевременно не возбуждать в том ненужное любопытство интересной компанией, собравшейся в одном купе, и её поведением. За столом командовали гастаты, Рыжая скромно самоустранилась в уголок, к окну, и не лезла с предложениями сделать все лучше, ловчее, умелее, по-женски.

Аккуратно прибрав со столика обрывки постеленной газеты, крошки хлеба и обертки от ветчины и рыбы, все вернулись к изначальной позиции, и Уголек, наконец-то, решил, что пришло нужное время.

— Для нас в тебе какой-то секретик спрятали, — начал он чуть небрежно, обращаясь к женщине. — Женские секреты — вещь серьезная, я их уважаю, но про твой все-таки узнать хочется, он как-то с нашим заданием напрямую увязан…

— Да нету особых секретов, — Рыжая оперлась локтем на столик и положила голову на сжатый кулак. — Я — мать оборотня…

После «учебки», после начала службы в «Махайроде», после двух кампаний и награждения высшими орденами гастаты самоуверенно думали, что их вряд ли возможно чем-нибудь удивить… но тут… будь помещение побольше размером, они непременно повскакали бы с мест, в движении переваривая сногсшибательную новость, но, к сожалению, вагонное купе, пусть и второго класса, не позволяло разгуляться даже таким малогабаритным мужчинам, какими были гастаты. Оставалось лишь откинуться на спинки вагонных диванчиков, прикрыть глаза и с силой выпустить воздух из легких, что они и проделали с завидной военной синхронностью.

— Э…э…э… Рыж, ты не шутишь? А это — как? — первым решился нарушить молчание Котяра, едва удержавшийся в первые секунды, чтобы не отодвинуться от женщины подальше, в сторонку.

— Все нормально, мальчики, шарахаться от меня не надо, — улыбнулась с едва заметной грустинкой женщина. — Очень давно, почти восемь лет назад, я была хоть и постарше вас, сегодняшних, но молодая и глупая. И ради науки пожертвовала свою яйцеклетку. Для этого самого опыта. Чтобы вырастить чудо-человека. Конечно, я уже и тогда понимала, что первыми при дележке результатов будут военные, особые службы, всякие важные дядьки… но если бы все получилось так, как задумывалось, то и простым людям перепало бы очень много…

— А что задумывалось? — по инерции спросил Олли.

— Быстрая регенерация ран, ушибов, порезов. И это получилось, — охотно ответила Рыжая. — Если попасть оборотню в сердце пулей, он вытолкнет её и заживит повреждение сердечной мышцы часов за пять-шесть. Но это — для таких вот сложных случаев. Более простая мышечная ткань, не такая ответственная, важная для организма, заживляется в три-четыре раза быстрее. Сломанные кости срастаются за сутки-двое. Отравить его практически невозможно, организм отторгает яды, смертельные для простых людей даже в микроскопических дозах. На сопротивляемость боевым газам и радиации никто его не проверял, но, думаю, и тут все будет обстоять в сотни раз лучше, чем у гомо сапиенса усредненного.

— А убить его?.. — и Уго мельком коснулся кончиками пальцев своего виска.

— Верно, верно, — кивнула Рыжая. — Практически — только в голову, хотя, конечно, можно стоять над телом и каждые примерно четверть часа стрелять в сердце… думаю, такого он не выдержит.

— Да, ты нас убила наповал, — высказался Котяра, придвигаясь ближе к женщине и ощущая прилив малопонятного возбуждения, может быть, от необычности ситуации… или еще от чего-то…

— Есть еще один момент, очень важный для вас, — серьезно продолжила Рыжая, чуток покосившись на Кота, но тот, придвинувшись, вел себя смирно. — Я чувствую оборотня, а он — меня. Ну, наверное, так же, как об этом говорят пресловутые экстрасенсы. Причем, он меня ощущает сильнее и — тянется ко мне, а я вот — только знаю, что он находится рядом, да и то — в пределах нескольких десятков метров, не больше…

— Выходит, тебя нам, как подсадную утку, дали? — прямо спросил Уголек, озабоченный более собственной и друзей безопасностью, чем возможными переживаниями пока еще случайной компаньонки на одно задание.

— Не совсем так, — отрицательно покачало головой женщина. — Он в последние месяцы окончательно одичал, стал совсем похож повадками на зверя и вряд ли подойдет ко мне, если почувствует опасность от того, кто будет поблизости. Оборотень может сутками лежать неподвижно, кого-то или что-то выслеживая, просто ожидая, пока не исчезнет опасность для него. А вот подсказать по своим ощущениям — рядом он или где-то далеко, я могу. Хотя, и тут польза от меня невеликая, ну, что такое десяток-другой метров, если он передвигается в несколько раз быстрее обычного человека?

— Значит, на пистолетный бой с ним сходиться нельзя, — сделал практический вывод Уго.