- Ах, вот вы о чем... - засмеялся агент Преисподней. - Знаете, комиссар, последние семь лет жизни я был слепым. Это, поверьте, очень неприятно для человека родившегося и всю жизнь бывшего зрячим. Так что, очки - это просто аксессуар, память о прошлом, черные стекла которого совершенно не мешают мне сегодня видеть окружающий мир.
- Достаточно, - протянул руку ладонью вперед, будто загораживаясь от незваного консультанта, Северин. - Спасибо, наверное, будет лишним, но - пусть хотя бы так... больше я все равно не придумаю, что сказать.
- Вот и отлично, комиссар, - улыбнулся Симон, поднимаясь со скамеечки. - Кстати, завтра, я думаю, где-то после полудня, к вам зачастят визитеры из Второго бюро, прокуратуры, городского начальства, ну, и прочие непричастные... Мне кажется, вам будет что показать и рассказать вашим недоброжелателям, да и друзьям - тоже.
Агент подмигнул, кивая на застывшую соляным столпом Альфу-Жизель-Ляльку.
- Ты сволочь, Симон... - вяло повторила Некта, твердо сжимающая в руке уже полупустую фляжку с коньяком, когда агент Преисподней насильно поднял её с лавочки и попытался направить в кажущийся узким и темным проход между кустами сирени, выводящий через небольшой проходной дворик к оперативной машине, выделенной пятому отделу. - И ты не побрезгуешь... со мной в машине...
Договорить, что с нею не побрезгует сделать в машине напарник, девушка не успела, оказавшись как-то очень внезапно в уютном, чистеньком и теплом салоне. Здесь, отгороженная от посторонних глаз металлом и слегка тонированным стеклом, Некта, наконец-то, позволила себе расслабиться и, свернувшись почти калачиком на сидении, вдруг тоненько, злобно завыла, как воют не побитые собаки, а раненные, но еще полные сил лесные хищники. Повернувшемуся из-за баранки на неожиданный звук Симону, девушка, с трудом прервавшись на пару секунд, взахлеб, пояснила:
- Мне так... надо... ты давай, вперед и - не думай...
Две недели спустя.
Возле входа в этот непрезентабельный бар, расположенный в узком, извилистом переулке на окраине старой части города, разливалась огромная, покрытая дождевой рябью и маслянистыми разводами лужа невнятного буро-синего цвета, хотя синеву воде, скорее всего, придавали уличные фонари, окруженные разноцветным ореолом разлагающегося в каплях дождя света.
Перешагнувший через лужу Симон остановился, поправляя на переносице совершенно неуместные по такой слякотной погоде черные круглые очки, и предложил шедшей следом Некте руку.
- Ну, вот еще, - недовольно пробурчала девушка. - Нежности телячьи, через такое препятствие я и сама переберусь свободно...
Она, недолго думая, прыгнула, но неудачно - ступила в неожиданно глубокое место на самом краю в считанных сантиметрах до мокрого, лоснящегося влагой асфальта, подняла кучу грязных брызг и с чувством громко выругалась.
Симон удовлетворенно засмеялся, стяхивая с кожаных, почти непромокаемых брюк попавшие на них капли, и сказал не грубо, но колко:
- Довыпендривалась?
- Уж кто бы говорил, - с нарочитым негодованием отреагировала Некта. - Зачем ты меня в этот гадюшник потащил? Тут, я думаю, не только на улице грязь и срач, но и внутри совсем не в твоем и не в моем вкусе... вот влипнешь из-за меня в унылую кабацкую драку, будешь знать...
- Не ворчи, как старушка, - посоветовал Симон. - Сама все увидишь, или уже перестала доверять мне на слово?
- Как же - доверять, - не смогла удержаться девушка. - А кто меня в ангельскую ловушку собственными, можно сказать, руками бросил?.. так с доверчивыми девушками не поступают.
- И откуда ты знаешь, как поступают с доверчивыми девушками? - поинтересовался агент Преисподней, открывая массивную, с проржавевшими петлями дверь бара.
Разговаривать внутри без хотя бы четверть часовой адатации оказалось невозможно. В тесном помещении с низкими потолками на полтара десятка столиков изнурительно гремела невыразительная, ахающая и охающая басами гитар, бьющая по ушам барабанными отыгрышами музыка. И собравшиеся за столиками посетители вполне соответствовали и грязной луже перед входом, и обшарпанной, выщербленной местами стойке с буфетчиком-барменом, который, все-таки, был больше буфетчиком в клетчатой рубашке с засученными по локоть рукавами. Посетители бара чем-то неуловимо напоминали персонажей плохих детективов - усталые, небритые лица, неприятные, быстрые взгляды блудливых глаз, кепки и шляпы с опущенныеми, обломанными полями, короткие и вонючие сигареты-гвоздики.
Симон, усадив свою спутницу за самый, пожалуй, дальний от дверей и небольшого подиума с шестом в центре зала столик на металлических, причудливо изогнутых ножках, торопливо прихватил у стойки пару высоких стаканов, заполненных прозрачной жидкостью и вернулся, постоянно поглядывая по сторонам будто ожидая внезапного нападения.
- И что ты притащил? - с подозрением принюхавшись к сивушному запаху из стаканов, с трудом прорвалася сквозь музыку Некта. - Мне кажется, здесь коктейли разбавляют водой из той самой лужи перед входом. Заметь, даже маслянные пятна такие же плавают.
- Ну, не хватало еще в таких заведениях брать коктейли, - по возможности внятно буркнул Симон, усаживаясь так, чтобы получше видеть рабочее место стриптизерш у шеста. - Взял водку, самую дорогую...
- С коньяком здесь тоже не стоит рисковать? - с ленцой поинтересовалась девушка об очевидном.
- Конечно, - кивнул её спутник.
- Экий ты стал предусмотрительный, не то, что в тот вечер у отеля, - злорадно напомнила Некта. - Тогда, похоже, не думал о последствиях.
- Как раз тогда-то я только о последствиях и думал, - сдержанно улыбнулся Симон. - Или ты все-таки считаешь, что смогла бы вытащить меня из ловушки? Вернее, заставить ангела-куратора выпустить меня?
- Ты уже семь раз это говорил, и я с тобой согласилась, - со вздохом кивнула Некта. - Просто еще не до конца отошла от воспоминаний... да и жутковато это, согласись - за полтора часа местного времени провести полторы недели в свинарнике.
За дальним столиком вспыхнула ссора, видимо, кто-то кому-то сказал что-то неаккуратное, а может быть, выплеснулась в словесную перепалку давняя вражда - судя по внешнему виду вместе сидели отнюдь не друзья детства или хорошие товарищи школьных времен. Двое неприятного вида мужчин, вскочив из-за стола, вцепились в лацканы курток друг друга, пытаясь в добавок боднуться головами. Зазвенели сброшенные на пол, разбившиеся стаканы. Что-то прикрикнул буфетчик, моментально, одним движением, доставая из-под стойки обрез дробовика, и появление оружия мгновенно подействовало, как сильная доза успокаивающего препарата, введенная в вену. Нехотя расцепившись, мужчины вернулись на стулья, тяжело дыша и ненавистно поглядывая друг на друга, а буфетчик переложил ружье за спину, к высокой батарее разнокалиберных бутылок на стенде, таким образом, чтобы его было видно не только несостоявшимся драчунам, но всем посетителям в баре.
- Не получилось, - с искренним огорчением констатировала Некта, понаблюдав за этой сценой. - А то бы сейчас душу отвела на ком-нибудь...
- Отведешь еще, - хмыкнул Симон. - И драться для этого совсем не понадобится...
Оглушительная с трудном воспринимаемая музыка, больше предназначенная для глушения разговоров за столиками, чем для прослушивания, сменилась на более внятную, ритмичную, и разноцветная гирлянда, удивительно похожая на обыкновеннейшую новогоднюю, обвивающая периметр маленького невысокого подиума с шестом, замигала, подлаживаясь в такт звукам.
Первой в этот вечер раздевалась под музыку худенькая, маленькая брюнеточка, больше похожая на недокормленную старшеклассницу, лишь руки с натруженными венами и постаревшей кожей выдавали её истинный возраст маленькой собачки, которая до старости остается щенком. С подозрением разглядывающие друг друга посетители на время выступления переключили свое внимание на шест, громко обсуждая недостатки фигуры танцующей и совсем не оценивая её достоинств. Громкая и пошлая критика летела со всех сторон, но танцовщица, видимо, привыкла к такому отношению, без волнения и особых эмоций отработала свою пятиминутную программу и, подхватив с пола разбросанные детали сценического костюма из трех предметов, нырнула куда-то за стойку, в невидимый от столика Симона и Некты вход в подсобные помещения.