- Ох, ты... - только и успела произнести Некта, как бесенок ловко щелкнул кончиком хвоста по стене, открывая проход в следующий зал...

...точную копию пустынного переулка где-нибудь в Чикаго двадцатых годов, именно так представляла себе Некта этот город во времена "сухого закона", бутлегеров и становления ставшей позже знаменитой американской мафии: чугунный фонарь на углу, яркая вывеска бара над тяжелой, низенькой дверью, аккуратный, но замусоренный фантиками и папиросными окурками тротуар, и одинокая фигурка под фонарем - в короткой юбочке, черных чулках, на высоких, ломающих ноги каблуках закрытых туфель... рот в яркой, броской, кроваво-красной помаде, глаза густо обведены тенями, как у грустного кукольного Пьеро... нечто этакое - декадентское, грустно сосредоточенное, убийственно скучающее... то ли нанюхавшееся кокаина, купленного в соседней аптеке за раздвинутые перед аптекарем ножки, то ли выкурившее пару папиросок со сладко пованивающей марихуаной, привезенной бой-френдом из далекой Мексики, где, говорят, эта трава растет в каждом пеонском огороде... Откуда-то издалека доносилась невнятная меланхоличная музыка - блюз? - изредка сменяющаяся бравурными аккордами банджо...

- Ч...ш...ш... - упредил вопрос Некты бесенок смешно прижав лохматую лапку ко рту. - Только шепотком, васятельство, услышит - жизни не даст...

- И давно она так стоит? - понизив голос поинтересовалась агентесса.

- Да сколько помню, так у столба и скучает, - пояснил нечистый. - Ни друзей, ни клиентов, вообще, ни одной души вокруг... видать, при жизни уж шибко многие её окружали, не давая скучать... хотя - кто ж знает, как оно было...

Про грехи, за которые упокоившаяся душа была наказана вечным стоянием у городского столба в ожидании неизвестно чего, Некта спросить не успела, поторопившийся бесенок, видимо, уже не раз сталкивающийся с неведомой грешницей, ловко открыл кончиком хвоста двери прямо в кирпичной стене американского бара.

И в ноздри ударил запашок загнивающей стоячей воды... по самому краешку бесконечного болота, увязая в грязи, хлюпая сапогами, по щиколотку в воняющей жижице, к огромным гранитным валунам, разбросанным когда-то отступающим ледником, сейчас прикрывающим собой высоченные сосны, брели странные, толстенькие, пузатые солдаты с напряженными, покрасневшими от натуги и усталости лицами, покрытыми обильным потом. Видно было, что даже простое пешее перемещение по болоту дается толстякам нелегко, но тут из-за валунов, с хорошо оборудованных позиций, ударили пулеметные очереди, и странные солдаты один за другим стали валиться в мокрую грязь под ногами - кто с пулей в толстеньком брюшке, кто - сберегая собственную драгоценную, как бы, жизнь... истошные крики перепуганных людей, хлесткий звук пулеметной стрельбы, попытки кое-кого из приземлившихся толстяков открыть ответный огонь из старинных "калашей" с облезлыми деревянными прикладами - все смешалось в круговерти боя...

Кто-то из пузатых солдат пытался ползти вперед, прихватив за ремень окунувшийся впопыхах в болотную воду автомат, кто-то замирал на месте в бессильном и беспомощном ожидании обреченного, кто-то пятился, подобно раку, приподнявшись на четвереньки, лишь один, как успела заметить Некта, откровенно вскочил на ноги и бросился прочь от отгрызающихся пулеметным огнем валунов - до некой невидимой, судьбой обозначенной отметки, на которой и получил в жирную дряблую спину пяток пуль, раскрасивших хаки гимнастерки кровавыми пятнами...

- Генералитет, - хихикнул, удовлетворенно потирая лохматые лапки, бесенок, и Некта только сейчас сообразила, кого ей напоминают пузатые, краснолицые солдатики - еще в первой своей жизни она пару раз видела таких вот, правда, с лампасами на тщательно отутюженных денщиками брюках, с большими звездами на погонах, а бесенок, не удержавшись, гордый, будто сам, лично, все это придумал, пояснил: - Из тех-с, что солдатские души зазря губили без зазрения совести: по пьяни ли, по глупости, по трусости или незнанию... вишь, как много таких набралось...

- И надолго, - задумчиво отметила девушка с каким-то внутренним удовлетворением.

- Ну, им еще после этого штурма часа два-три строевых, а потом - до утра - сортиры чистить, ну, а с восходом солнца опять в атаку...

Бесенок не успел толком закончить свое разъяснение, как в опасной близости от них взметнулись фонтанчики грязи, похоже, даже самим обитателям Преисподней не рекомендовалось задерживаться у болота надолго... и лохматенький чуть испуганно хлестнул хвостиком по остаткам непонятной бетонной стенки...

"Из бухгалтерии - к генеральному директору или даже Председателю Совета Директоров", - мелькнула у Некты прижизненная ассоциация при виде просторного светлого кабинета, оборудованного по последнему писку моды в стиле "техно" не слишком неудобными, угловатыми столами, заполненными разных размеров мониторами, переливающимися сочными заставками, невнятными таблицами и графиками, какими-то трехмерными картинками... за главным столом, заваленным самыми разнообразными документами - от стандартных писчих листов А-4 до древних папирусов и нанизанных в связку тонких дощечек с выцарапанными на них то ли рунами, то ли иероглифами - возвышался Иерарх в привычном темно-шоколадном костюме, при галстуке все с той же рубиновой заколкой, с озабоченным лицом, опаленным вечным огнем Преисподней и будто вырубленным из багрово-красного гранита.

"Не забыл!" - бухнуло в легкой эйфории сердчишко девушки, а лохматенький сопровождающий уже подвел её к стоящему отдельно длинному столу для совещаний, украшенному прозрачными, отключенными мониторами, установленными перед каждым стулом, лихо, будто занимался этим ежедневном, помог усесться лицом к Иерарху, продолжающему быстро и деловито перебирать разномастные документы, иногда прилагая к некоторым из них дьявольскую печать, оставляющую огненно-кровавый след раздвоенного копыта. Казалось, высший бес просто не замечает присутствия посторонних, но... едва колыхнулась стена кабинета, пропуская внутрь новых посетителей, как Иерарх, не подымая головы от бумаг, рявкнул, забивая слух грешных душ дьявольским басом:

- Заставляешь себя ждать! Тридцать лет у выгребной ямы!

"Ого! Не в настроении, что ли?" - подумала Некта, заметив, как сопровождающий совсем молодого парнишку хиловатого телосложения с длинными и густыми каштановыми волосами по самые плечи, лохматенький бесенок сморщился, будто проглотив целиком, с кожурой и семечками, лимон и медленно, нехотя, растворился в воздухе - видать, прямо из кабинета отправился отбывать назначенное наказание. Оглянувшись, девушка своего сопровождающего не заметила, видимо, он благоразумно решил скрыться с начальственных глаз еще раньше.

- Садись! - махнул рукой Иерарх мальчишке, и тот осторожно, с какой-то странной, неестественной опаской пристроился на краешке стула напротив Некты, спиной - так уж получилось - к высшему бесу, но тут же, пытаясь исправить положение, заерзал, разворачиваясь... агентесса успела заметить умилительные ямочки на нежных щеках и пушистые густые ресницы вокруг желтовато-карих, табачного цвета, глаз.

"Эх, кому-то все, а мне - как всегда, - завистливо подумала агентесса. - И зачем мужику такие прелести?" Сама она густотой ресниц, бровей и волос не отличалась, да и цвет их оставлял желать лучшего, лишь чисто символически именуясь светлым.

- Начнем...

После сказанного Иерархом слова современный кабинет будто уменьшился, стал темнее, уютнее и камернее, а сидящий в отдалении высший бес - приблизился к своим визитерам едва ли не вплотную, оставаясь при этом на своем месте.

- Ты у нас, Некта, сущность известная, - начал высший бес постановку задачи. - Потому никаких предисловий не будет. В неком Отражении имеется грешная душа, которая в любом случае через какое-то время попадет к нам...

Это была стандартная формула, почти заклинание, с которого едва ли не всегда начинались любые разговоры о мире живых и грешных между бесами и их подопечными. Но вот дальше...