Со стороны могло бы показаться, что они просто-напросто несколько странно прогуливаются по городу, то ускоряя шаг, то надолго задерживаясь у перекрестков, поджидая, пока пройдут мимо или простые обыватели, или шумно галдящие для собственного подбодрения небольшие группки инсургентов. В такие минуты Антон, сжимая под курткой рукоятку револьвера, старался своими плечами загородить Нику, что, вообщем-то получалось у него очень неплохо, учитывая миниатюрность девушки, а вот Мишель, казалось, не испытывал никаких беспокойств, совершенно непринужденно глазея по сторонам, будто разыскивая нужный ему, хорошо знакомый, но куда-то — вот беда — запропастившийся дом.

И хотя никто из невольных путешественников не обращал внимания на местные достопримечательности и особенности городской архитектуры, в скором времени Антон и Ника заметили, как небольшие, двух-трехэтажные старинные особнячки с палисадниками, вычурными и не очень фасадами, сменились угрюмыми, больше похожими на казармы строениями темного, бывшего когда-то красно-бурым кирпича. Пышные, хоть и по-осеннему увядающие кусты сирени и жимолости становились все более чахлыми и невзрачными, обязательные клумбы с яркими высокими георгинами и астрами, приземистыми бархатными ноготками превратились в участки сухой, будто выжженной земли, покрытой кое-где серой, пыльной травой.

Примерно через час таких вот, казалось бы, бесцельных блужданий Ника, не страдающая женским географическим кретинизмом, все-таки окончательно потеряла ориентировку в городе. Конечно, при необходимости она смогла бы выбраться обратно к гостинице самостоятельно, затратив на обратный путь вдвое, а то и втрое больше времени, но в данную, конкретную минуту объяснить самой себе, где же она находится, блондинка уже не смогла бы. Тем более, что в последние минут двадцать Мишель, похоже, водил её и Антона вокруг одного и того же дома, то увеличивая, то сжимая круги, видимо, приглядываясь к общей обстановке в квартале прежде, чем навещать своего знакомого в такой компании, да еще и с просьбой об убежище на какое-то время.

Но на окраине городка было тихо. Инсургенты сюда даже не заходили, пройдя к центру с восточной, противоположной стороны, да и не интересовали их на самом деле рабочие кварталы, угрюмые старые дома-казармы, дворики с чахлыми кустами и вечная пыль. В центре, среди лавок и лавочек, среди ресторанчиков и кафе, банковских отделений и богатых домов псевдозащитники пролетариата чувствовали себя гораздо увереннее и спокойнее. И это — несмотря на полицию, которая, говоря по чести, никаких беспокойств инсургентам не доставила.

Наконец-то, Мишель остановился в маленьком, пыльном и пустынном дворике, возле отполированного поколениями доминошников небольшого, добротного столика, пристроившегося в дальнем уголке, и попросил своих спутников:

— Подождите здесь… и не волнуйтесь, если долго не будет, там — безопасно, но парой фраз не отделаешься, на четверть часа разговоров будет, не меньше…

Ника понятливо кивнула и с удовольствием уселась на узенькую лавочку у стола, откинувшись спиной к стене дома и вытянув уставшие ноги… все-таки какими бы они ни были тренированными, а часовое блуждание по городским улицам давало себя знать. Мишель неторопливо и деловито, слегка поглядывая по сторонам, ушел в сторону дальнего подъезда, а рядом с блондинкой аккуратно пристроился Антон и предложил, пошарив за пазухой:

— Коньяк будешь?

— Зачем спрашиваешь? — возмутилась Ника. — Конечно, буду…

— Держи…

Карев протянул девушке извлеченную из-за пазухи початую бутылку того самого коньяка, что они распивали еще в номере гостиницы. Ника с усталой жадностью припала к горлышку…

— У-ф-ф-ф!!! — выдохнула она через десяток секунд, проглотив изрядное количество обжигающей и бодрящей жидкости. — А ты в своем репертуаре, Карев. В то время, когда вся страна в едином порыве — ты припрятываешь коньячок… молодец.

— Наш же коньяк, — засмеялся Антон. — Я не мародерничал, взял свое, пока ты одевалась. Видишь, как пригодилось-то…

— Очень пригодилось, — искренне кивнула Ника, отхлебывая еще разок из бутылки и возвращая её романисту.

— Очень-то пузырем не размахивай, — принимая коньяк, назидательно заметил Карев. — Увидят — в момент набегут халявщики, как мухи на… мёд. Я такие дворики знаю…

— Кто сейчас набежит-то? — устало отмахнулась блондинка. — В городе такое творится… а вот, кстати, думаешь, Мишель нас специально так вел, чтоб мимо всяких ужасов, что по телевизору обычно показывают, проскочить? Или так получилось?

— Тебе по ящику напоказывают, — проворчал Антон, и сам причащаясь коньячком вслед за подругой. — Все на самом деле не так страшно, да и творится-то всегда в центре, где власти местные живут, где деньги крутятся, а тут… тут тишина, работа, отдых.

И тут же, будто подгадав с опровержением слов романиста, из приоткрытого окна второго этажа на весь двор раздались визгливые женские крики, перебиваемые басовитым мужским голосом, посылавшим женщину в очень хорошо знакомые каждому взрослому места. Следом загрохотала разбиваемая посуда, с жутким взрывным звуком хлопнула дверь внутри квартиры, и из ближайшего подъезда, прямиком к столику, буквально выкатился невысокий, крепенький мужичок с остатками волос вокруг блестящей от пота лысины. Тяжело отдуваясь после буйного разговора то ли с супругой, то ли просто с сожительницей, отзвуки которого и были слышны из окна, он извлек из кармана застиранного спортивного костюмчика помятую пачку папирос, от души, в сердцах, дунул в мундштук одной из них и обратился к Антону, моментально пересевшему на столик так, чтоб заслонить собой слишком уж бросающуюся в глаза даже в дорожном, скромном для нее одеянии Нику:

— Огоньку не пожалей… — и, глубоко затягиваясь, будто глотая свежий воздух, вырвавшись из душного подземелья, кивнул затылком на свое окно: — Видали? И — главное — из-за чего!! Тьфу, скверная баба…

И, уже успокаиваясь, отходчивый, видать, мужичок, хоть и взрывной, изложил:

— Выпили с корешками, ну, со своими же, с заводскими, да и не так, чтоб выпили, просто по стаканчику пропустили, мне ж сегодня, ну, вот через пару часов, на смену… а она, как понесла, чуть запашок учуяла, куда там японскому цунами… и — на кой, спрашивается, ей это нужно… вот твоя бы — стала бы так?..

Мужичок кивнул за плечо Антона на откинувшуюся к стене Нику.

— Нет, — душевно засмеялся романист, — не стала бы, она б сама со мной выпила…

Теперь не было смысла прикрывать девушку, и Карев, слегка отодвинувшись, позволил мужичку рассмотреть её без помех, и внешний вид Ники произвел на аборигена положительнейшее впечатление.

— А что, похоже, и правда, — сказал он. — Красивая у тебя баба, знаешь ли, на одну столичную штучку похожа…

— Не просто похоже, — засмеялся совсем уж простецки Антон, доставая из-за пазухи остатки коньяка…

Ника глотнула и протянула бутылку аборигену, давай, мол, причастись за знакомство. Тот принял емкость безоговорочно, даже с некоторым благоговением во взгляде:

— Дорогой, наверное? откуда такое?

— Брось, один раз живем, — засмеялась в этот раз Ника.

— Ну, я совсем чуток, работать скоро, — оправдался мужичок и в самом деле отпил немного, пару глотков, и тут же закатил глаза от удовольствия, зачмокал губами, затряс головой.

— А вы, ребята, к нашим или просто зашли посидеть-выпить? — уже по-свойски, расположившись на скамеечке напротив Антона и Ники, без всяких дурных мыслей поинтересовался лысый абориген.

Не ожидавшие такого вот прямого вопроса, да еще и с простейшей подсказкой, ни блондинка, ни романист не успели даже переглянуться, чтоб хоть как-то согласовать ответ, как в это время у столика появился Мишель, совершенно таинственным образом ухитрившийся пройти через весь двор незамеченным.

— Мы к Паше зашли, дома он, ждет, — ответил за Нику и Антона поверенный абсолютно нормальным, хоть и деловитым голосом.

— Паша — парень правильный, с мозгами, — авторитетно кивнул абориген, как бы со своей стороны одобряя визит. — Привет ему от меня, а если чего надо будет, заходите ко мне запросто, сами знаете, где живу… меня Феофаном зовут, а так — во дворе, да на работе — по-простому, Федей…