— Я их послала вперед, чтоб обстановку прощупали, да и помогли, если надо, нашему человеку… — расстроено сказала Анаконда в спину Кудеснику. — Тут ведь не все так просто с выходом в Промзону…

— Ничего бы они не помогли, — чуть гундосо прояснил ситуацию высокий и худой мужчина с уныло обвисшими кончиками длинных усов, как-то незаметно, хотя и не старался он скрываться, подошедший к анархистам. — Они до меня даже не дошли… я уж потом догадался, что от вас…

— А кто их? — поинтересовался Кудесник, сообразив, что обмен паролями сейчас выглядел бы попросту смешно и нелепо, ну, кто бы еще стал подходить к ним так — в открытую, без опаски и настороженности?

— Не знаю, кто это, — пожал плечами длинноусый. — Один — невысокий, худой, в сером костюмчике, в очочках, вылитый бухгалтер, только что счет подмышкой не хватало и нарукавников. А с ним — девица, ну, очень вся из себя, хоть и одета неброско, маленькая такая, но эффектная. И мужик, ну, думаю, не совру, что из бывших парашютистов или спортсмен какой, очень уж фигуристый на их фоне. Да и одет — в кожу с головы до ног. Стрелял, похоже, серый, он первым шел, но так ведь я оружия у них в руках ни у кого не видел, может, и «рывок», кто знает…

— С-с-серый… это же… — Кудесник с трудом сдержал внезапно прорвавшееся в речи заикание, но вот резкую бледность лица сдержать не смог.

— Может, и не тот, — одернула его Анаконда, вовсе не обязательно, вообщем-то, постороннему человеку знать о Тенях в городе, но тут же, и сама, занервничав, уточнила: — А наш Маячок? Все нормально? Где он?

— Так он их и увел, только шел в серединке, вроде как, они его прикрывали, — чуть удивился хозяин явки, сразу не сообразив, что о главном-то он и не сказал, впрочем, кто его знает, где оно сейчас — это главное.

Теперь настал черед бледнеть атаманше.

— Ушел? Куда? увели?

— Увели или сам, не поймешь, но шел, кажись, свободно, — поделился виденным длинноусый. — А куда… хоть и знаю, наверное, куда, да только оттуда его уже не достанешь, пока сам не вернется. Предупреждал же об этом, брать надо было здесь…

Анаконда, бессильно уронив руки вдоль тела, с резким выдохом длинно и затейливо выругалась. А что же ей еще оставалось делать? Впрочем, подобное развитие событий она, невзирая на такую, очень расстроенную реакцию, похоже, все-таки предусматривала. Отвернувшись от убитых, она рассеянным, задумчивым взглядом оглядела дворик и указала на доминошный столик в дальнем углу:

— Ладно, идем-ка вон, присядем, в ногах правды нет, — кивнула она Кудеснику и хозяину явки. — Надеюсь, тут никто полицию вызвать не додумался?

— У нас полицейских не вызывают, — пожал плечами длинноусый. — Дворник, разве что, в труповозку позвонит, куда ж еще их девать? Да, небось, нынче в городе для труповозки работы и без того с лихвой… ну, пошли, что ж теперь-то…

11

Дверь в квартиру была незапертой, и они сразу же прошли внутрь, через маленькую, едва развернуться двоим, прихожую по узкому коридорчику в просторную кухню. Здесь за большим, дедовским, наверное, еще столом, покрытым затертой, изрезанной, старенькой клеенкой, сидел худенький молодой паренек в потрепанной, домашней курточке на голое тело, чуток взъерошенный то ли после сна, то ли из-за визита нежданных гостей, с откровенным любопытством разглядывающий вошедших. В уголке, возле громоздкого, старинного холодильника, опершись поясницей о подоконник и сложив руки под грудью, стояла опрятная маленькая старушка, возраст которой, так сразу, на глаз, определить было затруднительно.

— Вот, мои друзья, которым надо помочь, — как-то неуверенно, совсем не похоже на себя, буркнул Мишель, чуть отходя в сторону и пропуская вперед, к столу, Нику и Антона.

Глаза молодого человека на пару секунд широко распахнулись от удивления, он слегка приоткрыл рот, как бы, собираясь что-то сказать, но тут же передумал и плотно сомкнул губы, стараясь не икнуть нарочито, как было заведено в их дворовой компании при проявлении крайней степени изумления. Сразу стало ясно, что юноша признал и Антона, и Нику, а те почему-то почувствовали ужасную неловкость от такого вот узнавания, будто и не привыкли они постоянно, практически в любом обществе, быть в центре людского внимания. И неловкая эта пауза вдруг затянулась на несколько томительных, долгих минут, пока Максим окончательно не убедился, что видит своих именитых гостей не в сладком, вожделенном сне, не на экране телевизора и не на эстраде, а в собственной кухне.

— Что ж ты сразу-то не сказал… — высказал пролетарий вполне справедливый упрек Мишелю.

— Ну, значит, представлять их вам не надо, — не отвечая на риторический вопрос, сказал поверенный. — А вот вас им — обязательно… Это — Максим, единственный человек в этом городе, кому я могу доверять безоговорочно.

Смущенный такой краткой, но содержательной характеристикой, пролетарий поерзал на стуле, явно размышляя о том, стоит ли встать и поклониться, или все же лучше ограничиться легким кивком головы, не поднимаясь с места? Правда, времени на размышления подобного рода Мишель ему не дал, тут же, указав на старушку, продолжавшую безмолвно и неподвижно стоять у окна:

— Мария Семеновна, в промышленном районе известна всем, как тетушка Мария. Дальняя родня Максима.

— Вот ты мне и задачку задал, Миша… — покачал головой юноша, видимо, уже окончательно пришедший в себя после шокирующего знакомства. — Как же таких людей прятать?

Максим откровенно почесал в затылке, и этот простецкий, не демонстративный жест каким-то образом в одно мгновение разрядил некую напряженность, возникшую при появлении на кухне Антона и Ники.

— А зачем нас прятать? — уточнил Карев, бесцеремонно, но не нагло, а как-то по-свойски, как он умел делать, усаживаясь на свободную табуретку возле стола.

— Ну, не совсем, чтобы прятать, а просто найти местечко, чтоб вам переждать бузу с анархистами, — чуть сумбурно, как умел, пояснил Максим. — Их же, чтобы там по телеку атаманша не говорила, из городка с боем выбивать будут, а вам — какой резон под пули попадаться… Я верно мыслю, Миш?

— Абсолютно, — кивнул Мишель, вновь превращаясь в сухого, корректного и деловитого поверенного. — Тем более, Антон, когда в город ехал, видел, как весь уезд блокировали парашютисты. Без стрельбы не обойдется, и хорошо еще, если только стрельбой нынешнее дело обойдется…

— А может быть и хуже? — заинтересовался пролетарий.

— Не знаю. Анаконда, лидер анархистов, рвется в Промзону, и это — как сигнал, что может быть всякое, — пояснил Мишель. — Особенно — ей в ответ, от имперских властей…

— У меня вам оставаться нельзя, — сказал Максим, обращаясь к Антону, и тут же пояснил: — Анархисты ко мне уж точно заявятся, если в Промзону собрались…

— Это ж почему? — полюбопытствовал романист, хоть и понимал, что влезает не в свое дело, и задавать такого рода вопросы не стоило бы.

— А потому, что шастает он в эту самую Зону, как в свой сарайчик на огороде, — отозвалась за родственника старушка. — А еще потому, что в районе про это все знают, да и как не знать? тут все, как на ладони, все друг про дружку знают…

— Да еще и не факт, что никто из твоего же ближайшего окружения не работает на анархистов, — заметил в тон тетушке Марии Мишель. — Скорее всего, наверняка работает, пусть и не явно, без всякой там агитации и прочего…

Максим и старушка быстро и понимающе переглянулись, именно об этом они говорили буквально за несколько минут до появления в квартирке поверенного. Выходит, что не только они, знающие свой район кто с детства, кто почти десяток лет, пришли к такому выводу, но и человек, вообщем-то, посторонний, но достаточно умный и в таких делах неплохо разбирающийся.

— …и к друзьям вас не пристроишь, — продолжил свои размышления вслух пролетарий. — Ребята, конечно, надежные, никто из них ни к полицаям, ни к анархистам не побежит хвастаться, но… между своими — не удержатся. Еще бы! Сам Карев в гостях… Я уж не говорю про госпожу Нику…