Так же быстро вернувшись в голову маленькой колонны, против чего Мишель уже не возражал, понимая, что сейчас они находятся довольно далеко от города, от непосредственной опасности со стороны инсургентов, пролетарий прошагал до поворота дорожки и тут на несколько секунд застыл, что-то обдумывая про себя…

— А давайте срежем угол? — предложил он невольно сгрудившимся вокруг него гостям. — Через лес, напрямки? Тут и пяти минут не будет…

— Так и пошли, — согласился за всех Антон.

Но Максим вопросительно посмотрел на Нику, точнее, вниз, на её ножки и — высоченные каблучки.

— Только, как оно… — замялся юноша. — Вам-то, то есть, тебе на шпильках по лесу?

— Я на этих шпильках могу и по горам лазить, — с нарочитой надменностью отозвалась блондинка и тут же сменила тон: — А если и не смогу пройти, ты же меня на руках отнесешь, верно, Максим?

Ника сделала игривое, кошачье движение подластиться к пролетарию, но тот чуть было не шарахнулся от нее в сторону, донельзя смущенный её нарочито фривольным поведением.

— Найдется, кому тебя понести, и без Максима, — суховато одернул девушку Мишель, понимая, что к выкрутасам блондинки и её бесцеремонному, пусть и беззлобному, эпатажному поведению пролетарий попросту еще не привык.

Ника небрежно махнула рукой и двинулась прямо через густой кустарник, окружающий асфальтовую дорожку… следом за ней, стряхивая пожелтевшие листья с ветвей, прошли Максим и Антон, и лишь поверенный в делах, казалось бы, просочился через заросли, как привидение, не тронув ни веточки, ни листика, и в очередной раз обратив на себя этим внимание романиста.

Земля в лесу оказалась достаточно сухой и жесткой, чтобы каблучки Ники не увязали в ней безвозвратно, поэтому ничто не задерживало движения, и уже минут через пять, как, впрочем, и обещал Максим, деревья и кустарники начали редеть, в просветах между ними заиграло закатное солнышко, и послышался едва уловимый, где-то совсем за гранью слышимости, плеск воды. Не теряющий природной бдительности Мишель уловил слабенький, с трудом ощутимый запах дыма, но не стал тревожить своих спутников, только, незаметно со стороны, насторожился и прихватил правой рукой борт пиджачка, поближе к скрытой кобуре, чтобы не терять драгоценных долей секунды, при необходимости доставая пистолет. А еще через минутку, ни от кого не скрываясь, треща ломкими сухими ветками и шелестя опавшей листвой под ногами, вся компания вывалилась из зарослей на небольшую полянку на берегу маленького, будто сошедшего с изящной картины импрессиониста лесного озерка.

Чуть правее, в маленькой прогалинке среди зарослей ив плескались, облизывая все еще зеленую у воды травку, серебристо-серые волны, и от них веяло бодрящей свежестью и легким холодком надвигающегося осеннего вечера. А на противоположной стороне, под развесистым, будто из древней сказки появившемся здесь дубом, исходили жаром и синими язычками пламени в странном, из гладких, плоских камней сложенном мангале, малиново-черные, подернутые кое-где седым пеплом древесные угли. Над ними на блестящих металлических шампурах томились, дожариваясь, куски мяса вперемешку с колечками лука и помидор, и едва только чуть-чуть, неуловимо, вздохнул ветерок, как аромат слегка обгорелого на открытом огне, сочного шашлыка, неощутимый в глубине леса, как-то резко, сразу ударил в ноздри. Почти посередине полянки весело потрескивали дровишки, прогорая в большом, но почти бездымном костре, обложенном по периметру закоптелыми, вросшими в землю кирпичами. А напротив озерка, у густой, непроницаемой стены жимолости и лещины за массивным, вкопанным в землю столом, заставленным разнообразной посудой и бутылками, сидели…

— Вот так сказка… — шепотом выдохнула Ника, вытаращив и без того немаленькие свои глаза…

13

Мясо было просто великолепным, в меру прожаренным, не пересушенным и не обгоревшим над углями, истекающим соком и жиром, еще обжигающее, когда его только-только взгромоздили, нанизанное на шампуры, в центр стола, сдвинув предварительно под него простенькие фаянсовые тарелки, чтобы не измазать дубовую столешницу. Но — все равно измазали, как ни старались быть аккуратными, но на такие пустяки никто не обращал внимания. На свежем осеннем воздухе, да под хорошее красное вино свежеподжаренного мяса, казалось, можно было съесть неограниченное количество, только подавай, да и чтобы запить его требовалось изрядно вина.

Положив глаз на очередной шампур, Ника прихватила с большого блюда половину сочного, казалось, светящегося изнутри лимона, быстрыми движениями обрызгала мясо великолепным соком и через секунду уже впилась острыми зубками в буквально тающий во рту кусочек отлично замаринованной свинины. Легким, совершенно не показавшимся вульгарным движением блондинка обтерла с подбородка капнувший туда жир и, оставив очередную серию отпечатков своих пальчиков на простом стеклянном стакане, глотнула, запивая, изрядную дозу коньяка.

«Вот это я понимаю — сказка», — подумала слегка опьяневшая девушка, оглядывая застолье.

Ей показалось, что где-то в далеком прошлом остался первоначальный шок от встречи нежданных гостей и удивленных хозяев, довольно-таки продолжительная церемония знакомства, видимо, и рассчитанная на снятие стресса у вывалившихся из леса на поляну путешественников, невольно оказавшихся втянутыми в странную компанию людей и нелюдей. Сейчас, за столом, под шашлык, фрукты, вино и коньяк они общались, разговаривая с ближайшими соседями совершенно свободно, и даже не удивлялись хорошему знанию русского языка иными.

…— А что ж хозяин ничего о себе не рассказал сразу? — негромко спросила совершенно осмелевшая от простоты царящих за столом нравов Ника у своего соседа, похожего ростом и широкоплечестью на сказочного гнома, а вот серой, морщинистой кожей, лопоухими, тонкими ушами и небольшим хоботком вместо привычного носа — на маленького слоника; звали соседа нолс Векки Смоналли Рей, причем, как объяснил хозяин застолья — да и вообще, как постепенно выяснялось, всей Промзоны — словечко «нолс» означало всего лишь самоназвание коротышек с далекой землеподобной планеты.

— А он у нас скромный гордец, и считает, что начальника сто восемнадцатой базы все должны знать в лицо, — гундосо пояснил Векки, осторожно подсовывая под свой хоботок кусочек мяса, сдобренного по рецепту Ники лимонным соком. — Но забывает, что его номер сто восемнадцатый… хотя, в самом деле, в этом районе пространства он — царь и бог для всех космонавтов. Так у вас говорят?

— Точно, — кивнула Ника, в глубине души не переставая удивляться не только правильному произношению, но и умелому, к месту, использованию гномом местных идиом.

— Конечно, если каждый выход из подпространства — это игры судьбы, то центр техобслуживания — иной раз просто единственный шанс на спасение, — закивал, замотал хоботком Векки. — А вообще-то, наша работа скучная. Старт, разгон, нырок в «тоннель», выход… вот тут и бывает, наверное, самое интересное… потом торможение, остановка, диагностика всех систем, ремонт, если надо, отдых и — снова старт… Хотя, чего зря грешить, самое интересное, конечно, на планетах…

«Не зря про него начальник сто восемнадцатой сказал, что гномик большой любитель экзотических диковинок, — подумала Ника. — Конечно, на разных планетах можно увидеть много такого, что кажется невиданным и неслыханным дома…»

…— Ты же сам бухгалтер, как Василь Андреич сказал, — пояснял очевидное Мишелю единственный человек из космических гостей — Иннокентий Вершинин, высокий и стройный, хоть и скрывал очертания его тела сплошной сине-зеленый, переливающийся комбинезон, светлоглазый и светловолосый, на первый взгляд, совсем еще молодой. — Понимаешь, что где-то выгоднее возить готовые изделия, где-то — сырье, полуфабрикаты, ну, а иной раз и рабочую силу, хотя — это чрезвычайная редкость, гораздо чаще мы перевозим специалистов, а это же — не сотни тысяч, хорошо если просто сотни, а то и несколько десятков человек…