Леж Юрий. Третья сила

— Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?

Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:

— Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными… или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.

А. и Б. Стругацкие «Трудно быть богом»

I

Узкий, кривоватый переулочек, затерявшийся, спрятавшийся от давно не нужной ему людской суеты в глубине маленького лабиринта себе подобных старинных улочек, проездов и тупичков, в стороне от широких проспектов и магистралей большого города, в это утро, будучи даже изрядно замусоренным после пробежки по нему полусонной, деловитой толпы спешащих на работу клерков и прочих конторских сидельцев выглядел свеженьким и ничуть не затоптанным десятками тысяч ног. Казалось, как привычно прокатилась по нему людская волна, так привычно и исчезли её следы, смытые бодрящим осенним воздухом, косыми солнечными лучами и отдаленным, никогда не затихающим, будто океанский прибой, шумом внушительного проспекта, одного из центральных в городе.

Вошедший в переулок через полчаса после ежеутреннего пробега по нему суетливо сонной, двигающейся на рефлексах орды обитателей многочисленных контор и конторок, расплодившихся в городе в последние десятилетия и, будто плесень, заполонивших, захвативших любое мало-мальски сходное для сидения за столом помещение, среднего роста мужчина в длинном широкополом плаще на несколько секунд остановился у стены маленького, двухэтажного особнячка, полной грудью вдыхая такие своеобразные, ни с чем несравнимые ароматы осеннего города. Еще вчера, несмотря на многочисленные ежегодные запреты властей, дворники жгли в ближайших дворах опавшую листву, и горьковатый сильный запах этих костров, казалось, повис в воздухе до самого первого снега. Перебивая запах сгоревшей листвы, с проспекта тянуло бензиновым перегаром от бесчисленных автомобилей, днем и ночью, вечером и утром, пролетающих, а чаще всего — с трудом ползущих в то и дело возникающих пробках. А из ближайших окон вторых и третьих этажей, из квартир, в которых, невзирая на ухищрения и городских властей, и многочисленных дельцов, желающих занять помещения, все еще жили простые горожане, тянуло запахами кухни, свежесваренного кофе, кислой капусты, подгоревшего мяса и прогорклого подсолнечного масла.

Несмотря на некую артистическую небрежность в одежде и такое же, с легкой ленцой и вальяжностью, поведение, выглядевший, как яркий актер второго плана, длинноволосый, смугловатый от летнего еще загара остановившийся на входе в переулок мужчина быстро и внимательно огляделся. Это давно уже стало его второй натурой: отслеживать текущую обстановку в ожидании любых неприятностей, начиная от внезапно упавшего с неба птичьего помета и заканчивая не всегда вежливым, но всегда неожиданным: «Гражданин, пройдемте…» И вот сегодня, наконец-то, давняя привычка принесла реальную пользу.

Совсем неподалеку от себя он приметил в маленьком дворике громоздкий черный микроавтобус, в каких имела обыкновение разъезжать по городу по своим, казалось бы, далеким от нужд простых горожан делам жутко таинственная, всем известная, но от того не менее загадочная и потому страшная тайная полиция, «тайпо» на городском арго. Второй точно такой же автомобиль, рассчитанный человек на десять, как минимум, старательно укрывал во дворике на противоположном конце переулка. И там же маячили такие непохожие на местных обитателей фигуры бездельно стоящих едва ли не вплотную к стенам домов мужчин крепкого телосложения в простеньких, вполне приличных костюмах, даже при галстуках, но с чуток оттопыренными под мышкой пиджаками.

Мужчина в длинном плаще чуть скосил глаза, даже не оглядываясь, едва обозначая взгляд назад. Так и есть, позади него, едва ли не в двух шагах, будто откуда-то из-под земли выросли двое типичных тайповцев: широкоплечие, хмурые, сосредоточенные. «Профессионально, — отметил про себя мужчина. — Пока я не прошел, видимо, укрывались в подъезде… теперь, будь я каким-нибудь шпионом или диверсантом, пришедшим с плохими намерениями, пришлось бы прорываться с боем…» Однако, похоже, что шпионом мужчина не был и намерений плохих не имел. Поправив слегка запутавшиеся в ногах полы плаща, он едва заметно вздохнул, понимая, что постоять дольше, не привлекая ненужного ему внимания уже не удастся, и неторопливо отправился к невысокому, маленькому домику в два этажа, примостившемуся среди прочих едва ли не в самом центре переулка.

Поглядев ему вслед, один из тайповцев тронул прилаженную к уху едва заметную со стороны гарнитуру переговорника и доложил негромко, но внятно: «К вам, один, среднего роста, лохматый…» И тут же исчез, будто растворился в воздухе, привычным движением смещаясь за приоткрытую невидимым напарником массивную дверь ближайшего подъезда. Его визави поступил точно также, уйдя с тротуара на противоположной стороне в другой подъезд.

А прошедшего далее мужчину при входе в темноватое, тесное помещение, где, казалось, безраздельно владычествовал всю свою жизнь старенький, живописный, будто сошедший с полотна Репина или Сурикова, седой вахтер Фролыч, встретили двое. Моложавый, подтянутый, хоть и вовсе не молодой, если приглядеться внимательнее, тайповец перегородил дорогу к лестнице, ведущей на второй этаж, а его напарник, больше похожий на оживший огромный, массивный шкаф, встал за спиной, готовый при малейшем намеке на сопротивление применить «меры физического воздействия».

— Куда, зачем? — коротко и вовсе невежливо поинтересовался моложавый, введя своими вопросами длинноволосого мужчину в легкий ступор, он явно не ожидал такого вот краткого, делового обращения.

— Э-э-э… туда, на службу, — удивленно вскинув красиво очерченные брови, невнятно ответил вошедший, но тут же пришел в себя и пояснил: — Работаю я здесь, уже не первый год… числюсь в бухгалтерии, с девчонками…

— Бухгалтер? А такие бывают? — недоверчиво спросил моложавый, разглядывая длинные кудрявые волосы своего невольного визави, красивое лицо, стильный галстук, выглядывающий из-под отворотов модного в этом сезоне легкого плаща.

При этом тайповец чуть повернул голову в сторону суетливо поднявшегося из темного угла вахтера, не спрашивая, а запрашивая от того подтверждения или отрицания.

— Он это, он, — подтвердил слегка испуганным, но все-таки твердым голосом Фролыч, усердно кивая седой головой. — Воронец наш, при бухгалтерах всегда, что-то с главным вечно выясняет, с Наталией, то есть, Петровной. Ну, и с девчонками всегда вместе, если что… давно уже…

— Честно говоря, я ведь не совсем бухгалтер, — усмехнулся названный Воронцом, окончательно возвращаясь к душевному равновесию. — Финансовые потоки агентства, приход-расход денег, планирование доходов и расходов, контроль за исполнением… а так, что бы короче и понятнее — плановик я…

— Вот уж не думал, что среди ваших такие персонажи попадаются, — проворчал как бы себе под нос тайповец. — Артист артистом, а — бухгалтер… проходите, не задерживайтесь…

Воронец шагнул было к лестнице, но успел все-таки небрежно, через плечо, уточнить:

— А что случилось? Ищите чего?

— Оружие, наркотики, запрещенную литературу, — заученно ответил моложавый, а его шкафообразный спутник со вздохом вернулся в маленькую нишу у дверей, подперев спиной стенку.

— Откуда у нас оружие? — уже подымаясь по лестнице, негромко прокомментировал Воронец. — А наркотики разве что у актеров обнаружите, но к нам они с такими вещами не приходят, тут же не съемочная площадка и не ночной клуб…

Моложавый тайповец, подумав, решил не обращать внимания на слова уходящего к своему рабочему месту плановика, а уточнил у Фролыча, с готовностью слегка пригнувшего спину в полупоклоне:

— Этот всегда так приходит поздно? Рабочий день минут сорок, как начался…