– Он думал, что капитан высокого роста, силач, а матросы – богатыри.

Учитель и мальчики рассмеялись.

– Нет, мой друг, – ласково сказал Нордаль, – матросы и капитаны не похожи на древних викингов, каких ты встречал в книжках. Теперь ты видишь – это самые обыкновенные люди.

Руал взял Фалькенберга под руку. Он понимал его разочарование. Он и сам ещё недавно представлял себе матросов и капитанов людьми особенными. Но это было ещё до того, как он познакомился с ними на отцовской верфи.

Громко перекликаясь, школьники шли по набережной. Всюду была суета: по мосткам ползли тачки с кипами тюленьих шкур, с грохотом катились тяжёлые бочки, обитые железными обручами. Гавань была полна волнующими запахами. Пахло смолой, солёным морем. Множество чаек с пронзительным криком пролетало меж мачтами кораблей, над набережной, над водой, покрытой маслянистыми пятнами. С моря шли маленькие волны, и ветер тихо гудел в реях, будто звал куда-то вдаль, на простор.

Руал, задумавшись, шёл позади товарищей. Он то и дело останавливался у каждого корабля и будто прилипал к нему глазами.

С набережной пошли в город.

– Позвольте мне остаться в порту, – попросил Руал учителя. – Я хочу посмотреть, как здесь работают.

– И я, и я хочу остаться! – раздалось несколько голосов.

Учитель переглянулся со своим помощником:

– Вы, может быть, останетесь с ними, Кнутсен? Мы пойдём в музей, а к полудню встретимся в главной школе.

Школьники разделились. Большинство ушло с Нордалем, а несколько мальчиков с Кнутсеном осталось на набережной, где стоял пароходик, на котором они приехали из Христиании.

Теперь уже нечего было торопиться, и мальчики подолгу разглядывали каждое судно, которое их занимало и казалось необыкновенным.

После ухода учителя Руал стал объяснять товарищам, как управляют судами, как охотятся в далёких северных морях. Он заметно гордился своими знаниями, рассказывал оживлённо, с задором. Было видно, что море для него – родная стихия.

И Кнутсен, с удовольствием слушая мальчика, спросил невольно:

– Ты кем же будешь, Руал, когда кончишь школу?

Руал посмотрел прямо в лицо Кнутсену и ответил решительно:

– Я буду моряком.

Дверь в комнату тихо отворилась. Мать подняла от шитья голову: на пороге стоял Руал. Его глаза светились. Он радостно улыбался матери, но вдруг смутился, заметив в её глазах слёзы. Улыбка мгновенно погасла, лицо стало хмурым.

– Ты опять плакала, мама?

Мать склонила голову к шитью. Ей совсем не хотелось, чтобы сын видел её слёзы. Не поднимая глаз, она спросила глухим голосом:

– Проводил?

– Проводил, – ответил Руал. – Дождик накрапывает. Леон испугался, что испортит свою новую шляпу, и побежал... как заяц по огороду.

Руал хотел шуткой развеселить мать, но она ещё ниже склонилась к шитью, и мальчик услыхал приглушённый всхлип.

– Ну, мама, не плачь же! – сказал он. – Всё время слёзы да слёзы.

– Я не хочу плакать... Что ж! Раз так надо, пусть уходит. Все сыновья ушли скитаться по свету. Как они будут жить?

Голос у матери дрожал, и Руал видел, что она пытается подавить рыдания.

– Хорошо будут жить, мама. Не бойся. Будут работать, служить. Я тоже скоро начну работать. Ведь мне уже четырнадцать.

Мать покачала головой:

– Нет, ты ещё не скоро будешь работать. Ты должен много учиться, чтобы стать доктором.

Мальчик сел за стол, положил руки на скатерть и внимательно посмотрел в лицо матери.

– Но, мама, я же тебе говорил, что я буду моряком.

– Нет, ты будешь доктором. Я не хочу, чтобы и ты покинул меня. У меня уже никого не осталось. Только ты один... – Она помолчала немного и сказала тихо, с мольбой: – Неужели и ты меня оставишь?

По лицу мальчика пробежала тень. Он хотел что-то сказать, но промолчал. Прежде он всегда спорил с матерью. Два года подряд он упрямо твердил: «Буду моряком, буду!» Но с тех пор, как умер отец, – а это случилось год назад, – Руал решил не огорчать её. Она теперь часто плакала, вспоминая покойного мужа. Плакала оттого, что большая семья начала распадаться... Вот сегодня ушёл и Леон. И у неё остался только Руал.

Да, мальчик прав. Слезами себе не поможешь. Она успокоилась, подняла голову от шитья и, пристально глядя на сына, сказала тихо, но твердо:

– Так-то, мой мальчик: ты будешь доктором. Пройдет ещё лет шесть или семь, ты окончишь университет, мы поселимся с тобой где-нибудь на тихой улице... а может быть, уедем из Христиании в Борге... и заживём мирной, спокойной жизнью.

Мальчик откинулся на спинку стула и, полузакрыв глаза, слушал мать.

«Доктор?» Руал представил себе их соседа, доктора Леви, седого, вечно кашляющего старика, с рыжеватой бородой, угрюмого, скучного. Он всегда ходит в чёрном сюртуке, и глаза у него такие, будто он недоволен всем миром. Неужели и ему, Руалу, придётся стать таким же, как этот Леви? И он так же будет ходить, опираясь на палку, зимой и летом по одной и той же улице и только менять летнюю шляпу на зимнюю шапку и чёрный сюртук на шубу с мохнатым воротником, как меняет их доктор Леви?

«Нет, доктором я не буду», – решил он про себя.

А мать говорила о том, как хорошо они будут жить в Борге.

– Ведь Борге твой родной город. Мы увезли тебя оттуда трёхмесячным ребёнком. Там нам было хорошо. Но твой отец всегда хотел жить в столице. И вот мы переехали в Христианию. Правда, и здесь мы жили неплохо, пока не умер твой отец.

Руал закрыл глаза, думая о своём. В чёрные окна убаюкивающе барабанил дождь. Мать взглянула на сына, на его закрытые глаза:

– Ты спать хочешь? Иди ложись.

Руал стряхнул с себя сон, поднялся с места и, пожелав матери спокойной ночи, пошёл к себе.

Маленькая комната его походила на каюту. Не зажигая света, он подошёл к окну. Дождь всё ещё стучал в стекла. Однообразно шумели деревья, и где-то недалеко за стеной слышался глухой звон. То били башенные часы: раз, два, три... пять... десять... В соседнем дворе, у доктора Леви, залаяла собака: так она лает всякий раз, когда доктора приходят звать к больному. Руал живо представил себе, как поздно вечером доктор вернулся домой, лёг спать, и вот сейчас его будят, кому-то понадобился доктор Леви. Вот сейчас он, наверное, ворчит, кашляет и в глухую ночь, в дождь пойдёт по тёмной улице туда, куда его позвали.

Нет, Руал не будет доктором! Вот уж сколько лет он думает только о море. Даже по ночам оно не оставляет Руала. Ему снятся океаны, моря, киты, моржи и тюлени, – он едет далеко на охоту. И вот сейчас... он засыпает с мыслью о море... Это не дождь шумит, это плещет море... «Нет, доктором я не буду!» Катятся холодные зелёные волны, и тихо поёт ветер, будто зовёт куда-то вдаль.

Был праздник. Руал не выходил из своей комнаты, хотя было уже двенадцать часов дня. Мать подошла к двери, постучала:

– Руал, ты спишь?

Бодрый голос ответил из-за двери:

– Нет, мама, я читаю.

– Иди же завтракать!

Руал появился на пороге столовой с толстой книгой в руках. Глаза его были широко открыты, он смотрел на мать, на накрытый стол с таким видом, словно не мог понять, как он сюда попал. Волосы его растрепались, ворот рубашки расстегнулся.

– Ну посмотри, Руал, на кого ты похож! – с укором сказала мать.

Руал машинально застегнул ворот, пригладил ладонью волосы и сел за стол, положив перед собою книгу. Мать пододвинула ему кофе. Не глядя, он взялся за стакан и упёрся глазами в недочитанную страницу.