Становление Российского государства имеет длительную историю. Первые наиболее развитые общественно-политические образования появились на Руси примерно в конце VIII начале IX веков. Сформировались эти образования под влиянием чужой навязанной культуры, культуры норманнов. Раннее государственное образование русов середины IX века было, по мнению большинства историков, изучающих Древнюю Русь, союзом военных предводителей викингов — конунгов, объединившихся для войны с соседними государствами.

После успешных походов предводители норманнов, получив богатую добычу, чаще всего покидали свои стоянки на Руси и отправлялись домой в Скандинавию. Однако в более редких случаях, норманны оставались на территории Руси и пытались создать более прочные государственные образования, которые начали превращаться в столицы конунгов и их княжеств. Норманны добивались прочного подчинения славянских земель там, где им удавалось привлечь на свою сторону местную знать. Начался процесс ассимиляции норманнов славянским населением, князья имели возможность заключать династические браки, рядовым воинам приходилось выбирать жен из окружающей их славянской среды. Предводители норманнов отказались от титула «хакан» в пользу титула «князь», каким славяне издавна именовали своих старейшин и военных вождей.

Во второй половине IX — начале X в. на Восточно-Европейской равнине утвердились десятки конунгов. Исторические документы и предания сохранили имена лишь нескольких из них: Рюрика, Аскольда и Дира, Олега и Игоря.

Много в подлунном мире прекрасных мест, но одно из самых красивых — Русь, с её раздольными полями, половодными реками, непроходимыми лесами. За долгие лета многое видела земля русов, многое снесла, было, что и голову свою буйную преклоняла перед чужаками, но не покорилась навеки никому. Часто засматривались заезжие молодцы на землю русскую, а бывало, и сердце свое отдавали ей, почитали, как родную, принимали богов славянских и поклонялись им от всей души. И тогда Русь благосклонно принимала таких молодцев, одаривала богатствами, коих испокон веков на земле русской было достаточно. Видела Русь — матушка и воинов чужеземных, жестоких и сильных, что несли смерть её сыновьям, и тогда кровавыми слезами оплакивала она погибших.

Для воина, что обласкан милостью богов, есть лишь одно в подлунном мире счастье — биться за родную землю в жестокой сече [2]. Такие воины никогда не становятся властителями земель, ибо для них счастье не в подчинении людском, а в бурлящей в венах жажде битвы.

Но есть и другие мужи, что считают склоненные перед собой, в поклоне, головы счастьем и предназначением богов именно им, что хитростью и коварством завоевывают просторы. Только такие мужи могут здесь, на этой прекрасной и дикой земле, не боясь гнева богов, построить свой град.

Север Руси испокон веков считался суровым, лютым краем, где приживаются лишь самые смелые, отчаянные и бесстрашные воины. Ибо боги славянские часто обрушивают свою немилость на здешние земли: то ветра дуют холодные, продирающие до костей, от которых не спасают даже теплые плащи на меху, то морозы стоят такие, что лишь диву даешься, то засуха иссушает землю здешнюю.

Торинград, что некогда находился на северных просторах Руси, располагался на хорошем месте: совсем рядом была тихая речная заводь, сам град стоял на небольшом возвышении, что облегчало службу дозорным, ибо неприятель был виден задолго до приближения к стенам крепости.

В Торинграде с приходом весны стаивали снега, и везде, куда ни кинь взгляд, была грязь, темно-коричневая, вязкая, липкая, сквозь которую кое-где проглядывали пучки прошлогодней травы. Ветра еще дули лютые, промозглые, но людское сердце уже ждало тепла. Весна — красна пришла ранняя, румяная, обнадеживающая, и все — начиная от князя, до последней чернавки [3], считали сие благим знаком, показывающим расположение богов. Казалось, что с каждым вздохом весной пахнет больше, небо лазурно-голубое, чистое, без единого облачка стояло высоко над головой и, вроде, даже стало выше.

Эта зима в Торинграде была особо суровой и морозной, буревой [4] дул беспрестанно, немало жизней унесли эти холодные месяцы, поэтому весь люд торинградский радовался пригревающему землю солнышку. Еще немного и придет время пахать эту черную плодородную землю и сеять зерно. Скоро будет лето — время, позволяющее преумножить богатство, сделать хорошие запасы на зиму, если, конечно, трудиться, не покладая рук. А то, что в Торинграде лентяев не жаловали — факт известный всей Северной Руси, князь Торин безжалостно выгонял нерадивых работников. Но те, кто трудился на совесть, жаловаться на своего князя поводов не имели. Ибо князь Торин был суров, но справедлив, суд он вершил по правде, податями непосильными людей не облагал, дружине своей лютовать, девок портить не давал.

Так что жил народ в Торинграде хорошо, зажиточно, князя своего уважал, но не любил. Ибо память у народа длинная, помнили люди, как пришел князь Торин на землю их пращуров [5], сколько крови людской пролил не ради славы ратной, а для подчинения земли русов. Но битвы и сечи — дело хорошее, однако жить люду хочется мирно, растить детей и радоваться каждой весне, и ежели мир и покой дает чужестранец, видимо, такова воля богов.

Князь Торин, если и догадывался об истинном отношении к себе торинградского люда, вида не подавал. Ведь много есть разновидностей счастья людского, но для князя Торина высшим счастьем на земле этой бренной был княжеский престол. Он отвоевал его в сече лютой, и за шестнадцать солнцеворотов [6] возвел свой град, свой Торинград, свою отраду и гордость. И не было для князя Торина приятнее зрелища, чем крепкие стены Торинграда, вспаханные и засеянные поля, амбары, полные шерсти овечьей и осознание того, что всё это богатство его.

Князь Торин был уже не молод, но старость еще не заявила на него свои права. Морщины бороздили его лоб и щеки, но волосы еще были русыми, хотя кое-где в княжеской шевелюре проглядывали серебряные нити. Было во всем его облике что-то чужеземное, не славянское, и каждый, кто его видел, не сомневался, что перед ним норманн. Хотя за долгие годы, проведенные на Руси, князь Торин сильно изменился: перенял славянских богов, одежду, волосы стал стричь коротко, в осанке его появилось что-то княжеское, прямое, благородное. Единственное, что осталось неизменным, — это глаза, серые, холодные, жестокие глаза, в которых никогда не бывает сочувствия и сострадания к ближнему.

Может быть, именно из-за этих жестоких стальных глаз ни одна баба в Торинграде не хотела оказаться на месте княгини Марфы — жены князя. Что-то было во внешности Торина такое, что отваживало от него женщин, ни одна девка теремная не пыталась завлечь своего господина. Они обычно сторонились своего князя, старались не попадаться ему на глаза, а те, кого избирал сам князь, вопреки всему считали это не честью, а страшной повинностью.

Каждый день объезжал князь Торин свои владения — это был особый ритуал для него, словно каждым новым днем в зыбкой утренней дымке он подтверждал свои права на эту землю. Завидев вдали его статную, ладную фигуру на гнедом жеребце по кличке Ветер, люд начинал кланяться в пояс своему князю, ибо, если проявить недостаточное почтение, князь может осерчать, а гнев его никто не хотел испытать на себе.