— Значит так, юноша: стойте там и слушайте сюда! Во-первых, поскольку вы мой адъютант, то обращаться будете ко мне по имени-отчеству — «Андрей Константинович», ясно?
— Так точно! — вытянулся адъютант.
— Во-вторых, если в доме нет женщины, то я предпочитаю утюжить белье и одежду сам. И в-третьих, в-третьих… каким хреном тут утюжат белье, ты мне не скажешь?
Приходько сорвался с места, сбегал куда-то и принес огромный электрический утюг, весивший не менее четырех килограмм. Волков пришел в хорошее расположение духа и послал адъютанта за куском чистой марли, а затем собственноручно распаковал сверток. В нем были завернуты отдельно три пакетика. В одном находилась фуражка со светло-синей тульей и красным околышем. Массивная кокарда лежала отдельно. Во втором пакетике лежали новенькие кожаные сапоги его любимого, сорок третьего размера.
— И когда успели, мерзавцы, подсмотреть! — покачал головой он, понимая, что секрета здесь никакого нет. Его знаменитые сапожки рассматривали все, дивясь забытому покрою.
Третий сверток включал собственно, униформу: темно синие бриджи с широкими лампасами и френч дорогого сукна цвета хаки. В петлицах сидело по четыре серебристых ромба — знак высокого положения лица, носящего данный френч.
Ворвался Приходько с серой драповой шинелью и серой каракулевой папахой.
— Вот, товарищ… Андрей Константинович! — выдохнул он, — какие будут распоряжения?
— Откуда я знаю! — ответил Волков, выходя из сортира и застегивая не притершиеся еще пуговицы ширинки, — что там у нас по-плану?
— По плану у нас завтрак! — сообщил адъютант, — а после — встреча с товарищем Берия. В девять ноль-ноль!
— Отлично! — потер руки новоиспеченный комиссар госбезопасности, — и что у нас на завтрак?
Адъютант Приходько жестом пригласил его на кухню (все-таки, вторая комната оказалась кухней) и указал на накрытый стол. Волков посмотрел на «табльдот»:
— Жили же люди! — проворчал он себе под нос.
На завтрак комиссару госбезопасности предлагалась гречневая каша и бифштекс. Так же стол украшало блюдо с корнишонами и маслинами, несколько крупных кусочков кеты или горбуши; стакан сметаны выглядел дополнительным бонусом, так же, как и два бутерброда с красной икрой.
— Приятного аппетита! — пожелал Алексей.
— А вы как же? — спросил Андрей Константинович, — заботиться о своих подчиненных — есть священный долг всякого начальника.
— Я позавтракал в общей столовой! Пока получал ваш завтрак.
— Ну, что ж! Тогда — спасибо!
— Может, чаю принести? — предложил адъютант, отступая к двери.
— Чаю я у Берии попью, — произнес Волков не оборачиваясь, — если предложит!
Берия чаю предложил. Он также долго рассматривал Андрея Константиновича в новом обмундировании, просил «поворотись, сынку», а после крякнул:
— Видно, что военную форму вы лет сорок носите! Хотя на сорок и выглядите…
По древней китайской традиции, важный разговор начался с чаепития. Грузин из Абхазии Лаврентий Берия сильно уважал за это китайцев и предполагал, что наступит такое время, когда их станет гораздо больше.
— Наступит! — согласился Волков, — но от этого не станет легче никому. Даже самим китайцам. А еще индусов станет почти столько же…
— А нас… русских?
Андрей Константинович скептически осмотрел абхазского грузина и ответил:
— А русских… вместе с нерусскими станет меньше, чем сейчас. Если выиграем войну такой же ценой, как на моей памяти. И если будем подкармливать половину Африки и Латинской Америки. Китайцы не будут подкармливать. И о кяхтинском чае к концу века никто не вспомнит. Зато… Лаврентий Павлович, хотите, расскажу вам один забавный случай? Так сказать, театральный анекдот…
— Берия молча кивнул.
— Может это и враки, но рассказывают, как народный артист Борис Андреев учил молодого актера заваривать чай.
— Ты, милок, не знаешь, что такое чай. Чай — это же волшебный напиток.
Наслаждение! Ты вот слушай и запоминай. Чай так заваривается: кипятком чайник споласкиваешь, потом бросаешь щепотку краснодарского, чуть-чуть заливаешь. Салфеточкой накроешь и пусть постоит маленько. Потом салфеточку снимешь, досыплешь цейлонского. Снова кипяточку и — салфеточкой. Минутки через три — щепотку индийского. Кипяточком и снова — салфеточкой. Минут через пять наливаешь чай в стакан… Это же произведение искусства!! Это же не чай, а симфония цвета и запаха!!
А заканчивал Борис Андреев свой рассказ о чае такими словами:
— Потом берешь эту симфонию, выплескиваешь в форточку, наливаешь водки и вот уж тогда получаешь истинное наслаждение!..
Берия послушно хмыкнул. Возможно, окажись на его месте какой-нибудь Молотов-Скрябин или Маленков, шутка была бы оценена. Но грузинский абхазец толком не въехал, почему чай сравнивают с водкой. Еще ладно бы — с коньяком! Волков увидел, что его анекдот успеха не имел и поэтому сказал:
— Кстати, это тот Борис Андреев, кто станет знаменитым после фильма «Большая жизнь», который должен выйти в этом году.
Чай был выпит, чашки убраны. Берия наконец понял смысл анекдота и засмеялся. Волков вздрогнул.
— Простите! — хмыкнул нарком, — я просто вспомнил свое состояние, когда прочел статью из вашей энциклопедии. У советского человека понятия счастье и водка, очевидно, синонимы.
— Это так, — кивнул Андрей Константинович, — хотя нам с вами очевидно, что на самом деле они — антонимы. Но эта проблема на данный момент из второстепенных. Как вы считаете, Сталин мне поверил?
— Никто не знает, что думает Иосиф Виссарионович. А я еще не так долго работаю в Кремле, чтобы судить об этом. Но мое впечатление такое… что поверил. Мы все в глубине души знаем, что война будет…
— Но не хотим ее! — закончил его мысль Волков.
— Какой нормальный хозяин хочет, чтобы у него на подворье была война?
— Лучше, когда на соседском! — скептически заметил Андрей Константинович, но Берия не рассердился.
— Это — наша доктрина, — согласился он, — но по вашим утверждениям, нам такого шанса не дадут.
— Там не дали! — подчеркнул собеседник.
В таком вот неспешном тоне беседа генерального комиссара госбезопасности с новым подчиненным продолжалась почти три часа. В ходе ее были намечены основные направления для работы, пусть пока и невидимой для постороннего глаза. Но когда придет время, эта работа должна помочь сократить время для подготовке к войне. Время, которого осталось всего два с половиной года. Возможно, сам Гитлер еще ничего не планировал, но уже задумчиво посматривал на карту, где огромное цветное пятно неправильной формы покрывало едва ли не половину холста. В то время, как у его Германии не было и десятой части. Не было и двадцатой. А была едва ли одна пятидесятая. Вполне возможно, что Советскому Союзу были несколько в напряг его собственные «крутые» размеры. Но разве ж хоть один мужик признается, что тельняшка ему велика? Все в один голос будут стонать, что жмет.
Охранять территорию, площадью в двадцать два миллиона квадратных километра было бы и вовсе невозможно, если бы эта территория находилась на тысячу километров южнее. Но Сталину вместе с Берией и примкнувшему к ним Волкову было ясно одно: через тундру на них никто не полезет. Тем более, что Волков твердо знал: Японцы будут сомневаться до последнего. Потому что их плотно прижучат в августе уже этого года на Халхин-Голе. А если послать туда не Жукова с его тремя классами образования и непомерными амбициями, а человека более толкового? Вот только как договориться с Берией? Как начать этот опасный разговор?
Начали с конкретики.
— Как говорит папаша-Мюллер, «что знают трое, то знает и свинья», — начал Андрей Константинович, — однако даже двумя посвященными в нашем деле не обойтись. Сколько вы намерены привлечь человек?
Берия улыбнулся.
— Давайте, все же, мы этот вопрос сформулируем по-другому. «Сколько мы планируем привлечь к этому делу человек». Мне кажется, что на первых порах будет достаточно десяти-двенадцати.