В бассейне что-то плавало. Накинув халат, Нелл вышла во двор и с помощью сачка выловила из воды некий предмет, оказавшийся вырванной страницей из «Гардиан». Краска размылась. Струи сбегали по ручке сачка и капали на руку. Теплые приятные капли. Нелл сняла халат, залезла в бассейн и поплыла — небыстро, рывками. Луна опускалась все ниже и к тому времени, как Нелл закончила купание, уже скрылась за верхушками деревьев. Безмятежную тишину нарушал лишь звук падающих с ее тела капель. Завернувшись в халат, Нелл легла на шезлонг. Теперь, когда луна опустилась, звезды светили ярче. Великое множество звезд — а ведь мы видим всего одну галактику, Млечный Путь. Ей об этом рассказывал Джонни. А сколько их всего, галактик?…

— Не просто миллиарды, Нелли, миллиарды миллиардов! Понимаешь, что это значит?

— Что мы ничтожны?

— Нет-нет, как раз наоборот. Тот факт, что мы способны определить это, придает нам важность, насыщает нас смыслом.

— А какой смысл, — они лежали в постели, и она потянулась рукой под одеяло, — в этом?

— Во всем виновата сила притяжения, — сказал Джонни.

— Вот сейчас и проверим, — сказала Нелли.

Нелл открыла глаза. Звезды уже исчезли, на востоке занималось бледное свечение. Подул ветерок, достаточно сильный, чтобы поднять рябь на поверхности бассейна. Нелл, вздрогнув, встала и вернулась в дом. Она как раз заваривала кофе и жарила гренки, когда на кухню, на ходу завязывая галстук, вошел Клэй.

— А ты ранняя пташка, — сказал он.

— Много дел, — ответила Нелл, воровато бросив взгляд в его сторону. Он действительно не знает, что она встала среди ночи? Она налила ему чашку кофе, поставила на стол.

— Каких же, например? — Клэй взял чашку и легко качнул ею, как бы благодаря жену за заботу.

— По работе. Мы будем устанавливать в атриуме мемориал героям Гражданской войны. Гренок хочешь?

— С удовольствием.

Она подала гренок с маслом и персиковым джемом, как он любил. Нелл чувствовала запах его шампуня и бальзама после бритья; под ним скрывался естественный аромат тела, свежий, здоровый, очень любимый ею.

— А ты не будешь есть? — спросил Клэй.

— Попозже. Клэй…

— Да?

— У меня возникла одна идея. Довольно странная, конечно.

— Да? — Он, не отвлекаясь, намазывал хлеб маслом.

— Насчет Даррила Пайнса.

— Продолжай.

— Ты обращал внимание на его глаза?

Клэй наконец оторвался от завтрака. В его глазах читалось недоумение.

— А что с его глазами?

— Они голубого цвета. Очень светлые.

— Что?

— У убийцы были такие глаза — светло-голубые, в этом я уверена.

Клэй отложил нож.

— Ты хочешь сказать, что это сделал Даррил?

— Я просто спрашиваю.

— И что же ты спрашиваешь?

— Для начала, где он был в ночь убийства.

Клэй резким движением отодвинул тарелку.

— А Даррил знал Джонни?

— По-моему, нет.

— А тебя?

— Нет.

— Ты когда-нибудь слышала, чтобы Даррил совершил ограбление или какое-то иное преступление?

— Нет.

— Значит, он просто пошел и убил человека, абсолютно ему незнакомого, безо всяких на то причин.

Нелл промолчала.

— Получается, он псих какой-то. Ты считаешь, что Даррил — псих?

— Я знаю, что отношения у вас напряженные, это проявилось даже…

Клэй внезапно громыхнул кулаком по столу. Нелл подпрыгнула и, кажется, тихонько пискнула: он никогда не делал ничего подобного. Нож для масла, крутнувшись в воздухе, звякнул о кафельный пол.

— Никакие не напряженные у нас отношения, — сказал Клэй, повышая голос и тыча в нее пальцем. И это в первый раз. — Ты должна остановиться. Иначе случится беда.

Ошарашенная, Нелл, не в силах шелохнуться, глядела на его палец. Ее потрясла и агрессия жеста, столь несвойственного Клэю, и сходство с тем моментом, когда он постукивал по фотографии Элвина Дюпри. Не вчера, здесь же, в кухне, а давно, двадцать лет назад, в участке. Действительно ли он тогда постукивал пальцем по фотографии или это своего рода фантомное воспоминание, вымысел? Клэй, поймав ее изумленный взгляд, опустил руку. На лице его отразилась боль.

— Прошу тебя, Нелл, хватит, — сказал он гораздо мягче. — Если произошла ошибка, я сожалею… — Он умолк, как будто у него в один миг распухло горло и невысказанные слова застряли в дыхательных путях. — Но тебе сожалеть нет причин.

— Тем не менее я сожалею.

— Мы ведь много раз об этом говорили. Система несовершенна. Люди несовершенны. Но мы, — он опять умолк, чтобы набрать побольше воздуха, — делали все, что в наших силах.

— Я — нет.

— Перестань.

Но она не могла. Из глаз побежали слезы, и остановить их она тоже не сумела. Двадцать лет. Такое не исправишь, такое не забудешь, в таком кошмаре не найдешь луча надежды. Что же ей сделать, чтобы избавиться от этого чувства вины, от нескончаемых сомнений? Клэй встал, обошел стол и, прижав жену к себе, погладил по спине. Она немного успокоилась.

— Я хочу, чтобы ты сделал для меня одну вещь, — сказала Нелл, не отнимая лица от его плеча. — Даже если моя просьба покажется тебе безумием.

— Говори.

— Проверь по старым записям, работал ли Даррил в ту ночь.

Объятия Клэя стали крепче, даже жестче.

— Никаких записей не сохранилось: Бернардин. Но мне они и не нужны. Он работал.

— Откуда ты знаешь?

— Даррил в ту ночь дежурил, — сказал Клэй. — Это он принял твой вызов. Легко было запомнить.

Это должно было рассеять подозрения в адрес Даррила. Но почему же этого не случилось? Нелл пришла в голову еще одна мысль.

— А опознавательные записи тоже пропали?

— Какие еще «опознавательные записи»?

— Имена тех мужчин, которых мне показывали, — объяснила Нелл. — Фотографии их лиц. — Клэй замолчал, обмер — и она почувствовала это. — Их тоже унесло Бернардином?

— Нечего было уносить, — сказал он. — Мы не ведем учет этих людей. В опознании участвует только один настоящий подозреваемый. Я думал, тебе это известно.

Ей это стало известно после беседы с профессором Урбана. Нелл могла бы прямо сейчас рассказать мужу об этой встрече, но напряженность его тела не позволила ей сознаться.

— Я просто волнуюсь…

— О чем?

— Что, возможно, каким-то образом…

— Продолжай.

— Волнуюсь, что Дюпри мог оказаться единственным голубоглазым мужчиной в шеренге.

Клэй отпустил ее — быстро, рефлекторно, как будто его ударило электричеством. Он не отрываясь смотрел на нее.

— Продолжай.

— Продолжать?

— К чему ты это все рассказываешь?

— Ни к чему.

— А кто тогда?

— Не понимаю.

— Кто-то пытался тебя одур… на тебя повлиять? Возможно, Ли Энн?…

— Одурачить меня? Ты думаешь, это так легко?

— Я не сказал: «Одурачить тебя». Я сказал…

— Именно это ты и сказал. Не ври мне.

— Что-что? Ты думаешь, я тебе вру?

— Только что соврал. Ты…

В кухню вошла Нора, еще взъерошенная спросонья. Воцарилась тишина. Нелл осознала, что они с Клэем совершенно утратили контроль над собой.

— Что происходит? — спросила Нора. — Что такое?

— Ничего, — сказала Нелл.

— Ничего? Вы же орете друг на друга. Что случилось?

— У нас с мамой возникли некоторые разногласия, — сказал Клэй. — Не о чем беспокоиться.

Нора перевела взгляд с отца на мать. Нелл могла прочесть ее мысли: «Вы же никогда не ссоритесь!»

— Разногласия насчет чего?

— Ничего, — повторила Нелл. — Ничего особенного. Не волнуйся.

— Насчет меня? Так ведь?

— Нет, — сказал Клэй. — Ты тут ни при чем. — Он подошел к Норе и попытался поцеловать ее в лоб, но она отскочила. Он еще больше напрягся, но сказал: — Все хорошо, — и, глянув на часы, добавил: — Мне пора бежать. — На прощание он поцеловал в лоб Нелл, едва коснувшись губами. — До вечера.

— Вы действительно ссорились не из-за меня? — спросила Нора.