— Деревянный район, 25, за Убежище держись – это новая жизнь! Каждому нужен шанс! – веселые и безмятежные детские голоса доносились из радио.
Высокий статный мальчишка в куртке Университета Фироками внимательно осматривал двор. Ему было лет тринадцать, может, больше, может, меньше – детдомовские дети не выглядят на свой возраст. Куртка, конечно, была не его, у таких, как он, нет шанса поступить в Университет алмазного города. Оденс был главарем компании таких же мальчишек. Они как раз стояли тут же, рядом с лидером, готовые слепо поддержать любую безумную затею.
— Эй, ты чего на меня уставился? – угрожающе спросил Оденс, задиристо тряхнул головой, откидывая светлые волосы назад.
Подросток, к которому обратился Оденс – тощий, тоже высокий, себе на уме умник. Везде, где много детей – а в этом детдоме их было больше тысячи, — есть такие. Хедж. Он всегда немного ежился, как будто ему было холодно, темные отросшие волосы всегда были всклокочены, как будто кто-то ему их взъерошил, а задумчивые карие глаза всегда как будто улыбались и всегда как будто таили печаль. Хедж просто отвернулся от Оденса, ничего не сказав. Он, вообще, не очень-то был общительный.
Блондин дерзко и цепко смотрел вокруг, не смеет ли кто-нибудь… ну, неважно что, просто не смеет ли кто-нибудь.
— За Убежище держись – это новая жизнь! – проорали счастливые дети из радио. Песня кончилась и реклама упорно доносила до всех во дворе, какое счастье жить в Убежище.
— Достали! – проорал им Оденс и пнул столб, на котором висел динамик.
— Это хорошая идея. Если вам не нравится ваша жизнь, приходите и получите новую. – так получалось, что когда звучала фраза Яна Елма, ответ, на уличный опрос о проекте Убежища, вокруг становилось тихо. Случайность, конечно.
Фироками – алмазный город-государство решил проблему бездомных, неблагополучных детей и ненужных животных радикально. Как все, что он решал. Новый сенатор Ажен Эджект создал Убежища. Три типа. Детежице – детское убежище, Безежище – убежище для бездомных и Звережище – убежище для животных. Это были загородные лагеря, даже поселки, деревеньки. Вышел закон, который запрещал бездомным находиться в Фироками и Власти отвозили их всех в Убежища. Все ненужные животные, бездомные, или домашние, но от которых люди хотели избавиться – все должны были принести их в любой местный приют и их отправляли в Звережище.
Правительственный проект – Убежища – становился успешным. Как любой проект, за который отвечает кто-то один. За ними не было дикого бюрократического надзора, не было важных и обязательных инструкций. Под каждое убежище выделили большой кусок земли, поэтому, в отличие от других благотворительных проектов, тут всегда было место для нуждающихся. Здесь всегда хватало пищи – потому что Убежища не просто работали на правительственных инвестициях, у них были свои поля, сады и фермы. Люди, которые работали тут учили приходящих. Даже в Звережище – собак и котов тренировали, они участвовали в разных шоу, работали в кино, работали спасателями, поводырями, помощниками и так далее. Отсюда можно было взять животное домой. Сюда в любое время можно было принести и отдать животное. Никто не осуждал тех, кто приносил животных. Работники Звережища не пытались пристроить животных новым владельцам. Если у кого-то окотилась кошка или ощенилась собака, владелец мог просто принести корзинку с милыми котятами и щенятами в локальный приют. Не подбрасывать их под дверь.
С бездомными и людьми, попавшими в трудную ситуацию, была та же история. Безежище принимало женщин, чьи мужья били их, бывших заключенных, которые не могли встроиться в социум, если у бездомной женщины был ребенок, она могла прийти в Безежище и жить там с ним, никто не пытался его у нее отнять. Только если она сама хотела, она могла отдать его в Детежище. В Убежище люди проходили профподготовку, могли остаться работать и помогать тут же. Учителей наняли из пенсионеров, опытных и умелых людей, которые хотели работать.
Так вот, Детежище. Детежище был самой важной частью проекта. Потому что не только дети с которыми жестоко обращались, сироты и беспризорники приходили сюда. Любой ребенок, кто не знал как жить, мог прийти сюда. Если его родителям было наплевать на него, если родители были в скандальном разводе, если родители были против беременности, отношений, ориентации, пола, жизненного выбора ребенка, если было что угодно, что вгоняло ребенка в стресс – он мог прийти в Детежище. Он получал комнату, еду, одежду, он учился или узнавал какое-либо ремесло. И любой мог в любой момент уйти из Убежища, если он чувствовал себя достаточно уверенным, чтобы стать частью Фироками, ну, кроме животных, конечно.
Новый закон говорил – каждый имеет право жить. Так что, если ребенок не хотел жить со своими родителями, или в детском доме, или просто не хотел вести ту жизнь, которую вел – он мог получить второй шанс, получить другую жизнь. Теперь, если ребенок сбегал из дома, Власти сначала звонили в Детежище и узнавали – не у них ли потерявшийся, спрашивали, жаловался ли ребенок на родителей. Если ребенок жаловался, был измучен или избит – Власти начинали копать под родителей. Если ребенок молчал – в Детежище никто не заставлял ни в чем признаваться, — Власти проверяли родителей сами. Власти даже могли не сообщить родителям, что ребенок в Убежище.
«Ваш ребенок под защитой Фироками», — сообщали Власти. Это означало, что ребенок найден, жив, и хорошо себя чувствует. Но в Убежище ли он, у властей, у богатого господина, который забрал ребенка на содержание – родители не могли знать. Если ребенок хотел домой – Власти забирали его домой из Детежища.
Сперва дети боялись Детежища, бездомные боялись Безежища, но потом, они увидели, что Убежища не тоталитарные колонии. Это действительно были убежища. Там можно было жить, есть, отдыхать. Они существовали, просто, чтобы дать силы нуждающимся идти по жизни дальше.
Конечно, среди детей ходили страшилки, что богатые господа приходят туда и там набирают себе рабов и секс-игрушки. Ну, некоторые вымотанные нищетой дети даже ждали этого. Но напрасно. Корифеи Фироками держались подальше от Убежищ, они всегда знали, где найти не запуганные игрушки.
Всего один закон и всего лишь три места решили огромные проблемы общества. Фироками всегда так делал. Решал. Ажен готовил новое решение для преступников и для душевнобольных. И сейчас Фироками смотрел, как работает это направление. А оно отлично работало.
По радио заиграл какой-то хит. Некоторые из банды Оденса стали пританцовывать в такт.
Оденс злился на рекламу, на мелодичный шелест голоса корифея. Никакой новой жизни у него быть не может, сказочки. Оденс и тысячи ребят жили в обычном детдоме. Со всеми вытекающими. С приходящими насильниками, с невкусной едой, с дурацкими и несправедливыми правилами. Сенатор Ажен говорил, что если проект Убежищ сработает, то все детские дома будут перестроены по их схеме. Но пока это был обычный детский дом.
Настороженный взгляд зеленых глаз Оденса упал на ряд мусорных контейнеров, все они были закрыты, чтоб крысы и неотловленные животные не могли туда забраться. Оденс со сдавленным криком пнул один, сбивая крышку. Его компания заискивающе засмеялась. Он победно улыбнулся, власть, захваченную среди сверстников нужно было поддерживать. Он пнул контейнер еще раз, какой-то мусор выпал, ветер тут же подхватил какой-то пакет и поднял его в воздух.
— Зачем ты это делаешь? – Хедж неожиданно вырос перед ним.
— Ты-то чего нарываешься? – ухмыльнулся Оденс.
— Зачем ты все портишь? Этот замок – он защищает нас от болезней и грязи.
Оденс взглянул на свою банду, чтобы почувствовать поддержку, и грубо ответил:
— А тебе-то что?
— Я живу здесь, так же, как и ты.
— Это не мой дом! – со сдержанной яростью выплюнул Оденс.
Блондин угрожающе надвинулся на Хеджа. Лицо его было совсем близко к лицу Хеджа. Но тот спокойно стоял перед ним.
— И что? Сейчас ты живешь тут. И, может, ты будешь тут работать. Может быть уборщиком.
— Я никогда, никогда не буду уборщиком! – прошипел Оденс, приближаясь к Хеджу еще ближе.
— Может быть, — невозмутимо сказал Хедж и отступил от Оденса, — Может, я ошибся. Ты не смог бы стать уборщиком. Ты слишком любишь грязь. Поэтому ты пытаешься все превратить в помойку. Так ты чувствуешь себя лучше, как дома, так?
Оденс резко выбросил кулак в лицо Хеджа, но тот уклонился, как будто знал как ударит Оденс. И когда. Банда притихла и наблюдала за ними. Их главарь представал не в своем обычном блеске, это значило, что он отомстит за унижение.
— Что ты сказал? — спросил Оденс с угрозой в голосе.
— Ты слышал. – Хедж пошел к контейнерам, подбирая по дороге мусор, который выпал из сломанного Оденсом.
— Придурок, — сказал Оденс и пнул Хеджа, когда тот повернулся к нему спиной. Хедж не удержался и уперся ладонями в землю. Оденс нарочито рассмеялся. Банда тоже нестройно рассмеялась. Все хорошо. Все как всегда. Власть у них. Их никто не обидит.
— Просто иди, поросенок, — выпрямился Хедж, — не пытайся общаться со мной, ты не умеешь пока.
Оденс хотел напасть на парня, но в глазах у него что-то мелькнуло, что-то такое, что инстинкт самосохранения переубедил Оденса.
— Я и не хочу общаться с тобой. Никто не хочет. – Оденс вывернул карманы и выбросил какие-то бумажки и другой мусор на землю. – Убери это тоже, раз ты так любишь убираться.
— Может, ты весь из мусора, Недо, — задумчиво сказал Хедж.
— Затнись, придурок, — процедил Оденс сквозь зубы и пошел к своим.
Подростки смеялись, дразнились и швыряли мусор в сторону Хеджа. Он убрал все, и начал возиться со сломанным замком на крышке. Он достал из джинс с бесчисленными карманами отвертку, чтоб починить замок. Оденс запоздало испугался. Если у Хеджа была отвертка, почему он не напал на него? Если бы у Оденса была отвертка… Да почему этот чудик не дерется за власть? Оденса затошнило. Настроение упало. Хедж недовольно качал головой, пытаясь справиться с замком.