Он нажал на кнопку звонка. Никто не отозвался. Он нажал еще, подождал, ощущая, как чья-то холодная рука начинает тревожно сжимать его сердце. Алексей должен быть дома. Они договаривались. Сегодня у них военный совет. Ситуация обострилась до предела.

Когда они начинали это дело, то не думали, чем все кончится. А начиналось все с простенького заказа – проверки лояльности деловых партнеров.

На звонок никто не отозвался. Он нажал рукой на дверь, и та неожиданно легко поддалась.

Он похолодел, чувствуя, что сейчас произойдет страшное, и шагнул за порог квартиры.

В прихожей было темно. Но из большой комнаты через щелку пробивался свет. Слабый свет.

Он распахнул дверь и вошел в комнату. И застыл.

Алексей сидел в кресле. Его лицо освещал ночник. Оно казалось спокойным. Он не спал. И не бодрствовал.

Он был мертв.

Пульса не было. И рука уже начала холодеть.

– Леха, как же ты так, – покачал головой вошедший.

Рядом с креслом валялся револьвер. Маленький. Тупорылый. Похоже, это им продырявили грудь Алексея.

Револьвер валялся под рукой. Ну чем не самоубийство?

Тишину нарушил резкий телефонный звонок.

– Алло…

– Здорово, сыщик, – послышался наглый голос. – Ну что, поглядел на своего приятеля?

– Сука!

Грубишь? Ладно, выговорись. Оно легче будет…

– Что тебе надо?

– Ну что, падла, понял, кто ты? И кто мы…

Сыщик не ответил.

– Понял, чувствую, что понял… На бабки, конечно, ты нас нехилые обул, сыщик. Ну да… с ними. Живи… Пока живи. Живи и жди, может, решим тебя навестить. Через месяц… Через год… Я думаю, мы свидимся, полудурок.

Сыщик бросил трубку, так что она пошла трещинами. Он почувствовал, что его начинает бить дрожь.

Он задумался. Поднял трубку и услышал гудок. Значит, не совсем разбил. Набрал, номер.

– Милиция? Обнаружен труп. Записывайте адрес…

Он дождался наряда милиции…

Потом были разбирательства. Было следствие, которое пришло к заключению, что имело место самоубийство из табельного оружия «Иж-72», выданного частному охранному и сыскному агентству «Алитет». К напарникам погибшего никаких претензий не имелось. Все шито-крыто. Сработали профессионалы. Они достигли того, чего хотели.

В душе сыщика они поселили страх и неуверенность. Теперь, возвращаясь домой, он ждал… Чего – неизвестно. Выстрела, удавки, да чего угодно. А может, ничего и не будет… Эти гады знали свое дело. Они убили одного человека и раздавили другого.

– Все, хватит, – и сыщик пошел к своему шефу, с которым немало всего пережил. – Не могу больше.

– Что не можешь? – спросил шеф.

– Ухожу.

– Сломался? – без осуждения спросил тот.

– Сломался… Я все время жду посылки от них…

– Я понимаю… У меня такое было, – кивнул шеф. – Если что, возвращайся. Возьмем обратно.

– Вернусь… Если будет возможность посчитаться с теми гадами.

– Может, и будет, – сказал шеф.

– Когда будет, тогда и вернусь.

Теперь у сыщика начиналась новая жизнь – спокойнее старой. И бесцельнее.

Антон рассеянно посмотрел на книгу приемов, лежащую перед ним. Три посетителя за день. Негусто.

– Все равно, все равно, – прошептал он.

Это «все равно» он повторял под нос с утра. Со стороны могло показаться, что у него замкнуло в голове и что вообще с ним не все в порядке. Так оно и было. Какой уж тут порядок? В душе раздрай. Но это лишь отражение раздрая внешнего. Все пошло как-то вкривь и вкось…

Антон глянул на наручные часы, они показывали восемь вечера. Он поднялся, стянул белый халат, повесил на вешалку. Все, рабочий день кончился.

Перед зеркалом Антон пригладил волосы. Бог ты мой, как же все ему опостылело.

Он взял портфель и вышел в коридор.

Спустился по лестнице, кивая сослуживцам, тоже собирающимся домой.

– Пока…

– Всего…

– До завтра…

Он прошел мимо вахтера. Казалось, что ему в затылок уперся неприязненный взгляд.

Антон всегда считал себя тихим, нормальным человеком. Жил со всеми мирно, и никто ему зла не желал. Как же так получилось, что обнаружилось столько людей, которым лучше, если он исчезнет? Погибнет. Сгинет…

От этих мыслей стало зябко.

Дурные предчувствия, как скользкие холоднокровные твари, терлись об него, отзываясь холодом в душе. А его предчувствия обладали убийственной способностью – сбываться. Ох, как же скверно, как далеко все зашло…

– Все равно, – повторил он…

– Месяц, – буднично констатировала работница загса, приняв заявление на развод. – Месяц – это срок для обдумывания столь важного в вашей совместной жизни шага.

Она произносила эти слова не одну сотню раз, ей надоело их повторять, надоело ставить точки и запятые в чужих судьбах.

«Обдумать… Как будто кто-то приходит к ним не обдумав. Хотя…» – И тогда Анфиса поймала себя на мысли, что они-то с Андреем этот шаг как раз и не обдумывали… Решение пришло как бы само собой вчера вечером. Естественно и просто, Итак, до развода еще целый месяц. И что же , прожить его по-прежнему вместе в одной квартире? О нет! Это было выше ее сил . И Анфиса решила в этот же день улететь в Москву.

«В Москву, в Москву», – крутились в ее сознании слова из «Трех сестер».

Этот злополучный, отведенный им на раздумье месяц она проживет спокойно в своей московской квартире. Будет бродить по московским улицам. Обзвонит всех своих московских подружек и обязательно соберет девичник. Впереди целый месяц рая. А потом – освобождение.

Пора, пора.

– Я уезжаю, – решительно сказала она в тот же день, удобно устроившись в глубоком кресле в гостиной.

Муж посмотрел на нее вопросительно.

– Куда? – строго спросил он.

– В Москву…

– В Москву, – недовольно повторил он, но ей показалось, что в этот момент он думает о чем-то своем…

Потоки холодного воздуха, как океанские волны, накатывали один за одним. И с каждой минутой они становились все более холодными, резкими, пронизывающими все ее тело до костей. Анфиса приоткрыла глаза. Белый туман застилая все вокруг. Туман и холод окутывал ее. «Как в могиле»,– промелькнула жуткая мысль. Поджав ноги и обхватив их руками, Анфиса попыталась сохранить тепло. Туман начал рассеиваться, и странные тёмные пятна поплыли мимо. Постепенно они приобретали очертания и цвет. И Анфиса увидела… красные гвоздики. Миллион красных гвоздик, как миллион алых роз из известной песни, плыл в полурассеявшемся тумане. На секунду она забыла о холодном потоке, но его сильный порыв закружил гвоздики, собрав в одно большое темно-красное, облако, и оно исчезло, как и ее сон…

В салоне самолета мягко шуршал кондиционер, поддерживая стабильную температуру, и трудно было представить, что за иллюминаторами мороз в полсотни градусов. Многие пассажиры дремали.

Девушка, девушка, у вас нет никакой газетки почитать? – затеребила рукав Анфисы соседка по креслу. Это была пожилая дама, похожая на старую откормленную болонку.

– Что? – Смысл ев слов едва доходил до еще не проснувшейся окончательно Анфисы.

– Газетки, говорю, не найдется почитать? c капризной досадой в голосе повторила дама.

– Нет. Извините, нет, – Анфиса поймала себя на мысли, что соседка неприятна ей.– А мы в ваши годы все газеты читали… Да, мы в ваши годы… – и тут вдруг соседка захихикала, припомнив, наверное, что-то очень неприличное.

Анфиса закрыла глаза и погрузилась в свои мысли: «Скоро Москва. Я не была дома два года. Это стаж нашего неудачного брака с Андреем…»

Перелет до Москвы длился недолго. Анфиса не успела даже утомиться однообразием полета. Вскоре «Ту-154» со стуком коснулся посадочной полосы, и за иллюминатором побежали разноцветные огоньки.