– Здравствуй, – сказал^ она, услышав голос сестрицы. – Мы о чем с тобой договаривались? – сразу приступила к делу тетя Маша. На правах старшей сестры она считала, что имеет право поучать.

– Ой, Маша, здравствуй, – заискивающе ответила Люба. – Я тут совсем закрутилась, дела…

У Виктора моего что-то опять радикулит разошелся. Я его уж чем только не растирала.

– Ты мне зубы не заговаривай, – пошла в наступление старшая сестра. – Я тебя о чем просила… Она же дочь твоя! Неужели так трудно приехать, приласкать дитя…

– У нее еще и отец есть, – зло огрызнулась Люба.

– Что отец? Он мужик. Ей мать нужна… Ей тяжело сейчас, с мужем разводится. Стоит девчонка, можно сказать, на распутье. Ей совет твой да просто участие нужно…

На секунду воцарилась тишина.

– Не знаю я, Маш, – сказала, вздохнув, Люба. – Вот Дашка с Сашкой мои. Я бы за них жизнь отдала. А она…

– Неужто ты ничего к ней не чувствуешь? Она же первенец твой.

– Нет, – как отрезала Люба. – Больше врать не могу. Что есть она, знаю, а чувствовать, нет, ничего не чувствую. Я почему не еду? Да потому, что не знаю, как и о чем с ней говорить. Чужая она мне…

– Да-а, – протянула тетя Маша и, не простившись с сестрой, повесила трубку. Заныло сердце. Она пошла на кухню и, достав из холодильника валокордин, выпила. Присев, чтобы успокоиться, подумала: «Ну, надо же. Вроде Люба – баба как баба. И как она может? Чтобы вот так от своего дитяти отказываться?..»

Она поглядела в окно, где начинался снегопад. На улице было холодно, ветрено, лепил снег, и на душе стало тревожно. Ну где ее носит? Только бы Анфиса опять исчезновением Антона не занялась. Как можно девке такими вещами заниматься, раз уж милиция ничего не может сделать. Глупо это. А может быть, и опасно.

– Ох, Анфиса, Анфиса, – вздохнула тетя Маша.

Анфиса обреченно опустилась на стул. Ничего хорошего от этого уголовника в наколках ей ждать не приходилось. Громко гогоча над чем-то, Хорек с напарником вошли в комнату.

– Вот и дама наша здесь. Ты чего сюда приперлась-то? – вновь спросил Хорек и сам же себе ответил: – Власа захотела…

Они вновь заржали. И уселись, развалясь, каждый на свой диван.

– Слышь, Гога, – обратился Хорек к напарнику. – Включи-ка телевизор.

– Да ну. Надоел, – недовольно пробурчал Гога. – Долдонят одно и то же.

– Музканал включай, дурик. Мы сейчас под музычку с дамочкой развлечемся…

Гога послушно встал и подошел к телевизору. В комнату ворвались громкие немелодичные звуки.

– Ну чего так сидишь? – обратился Хорек к Анфисе. – Ты шубку-то свою сними…

– И не только шубку, – хохотнул Гога.

– Правильно, Гога, – поддержал его Хорек. – Баба должна быть голой, а то мужикам кайф не тот… А тебе хочется кайфа? Да? – обратился он к Анфисе. – Иначе бы ты сюда не притащилась… Ты же меня тогда хорошо рассмотрела. Да? Ну и как, хороши у меня рисунки?

Анфиса, понимая, что лучше не возражать, согласно кивнула. Она оглядела комнату, присматривая что-нибудь тяжелое, чем бы подровнять эту противную морду.

Хорек протянул в направлении Анфисы руку. Она испуганно отодвинулась.

– Боишься? Значит, уважаешь, – от удовольствия он причмокнул губами. Хорек куражился, стараясь как можно больше нагнать на Анфису страха. – А ты знаешь, что мне эта стервь в прошлый раз сказала? – вновь обратился он к Гоге. – Что я, слышь, я, Хорек, вторым буду…

– Вы меня лучше отпустите, – произнесла Анфиса. Она уже присмотрела тяжелый горшок с каким-то фикусом, от которого Хорьку мало не покажется.

– Ща, размечталась, – гоготнул Гога. Он все время издавал какой-то гогочущий звук. «Ну точно – Гога, го-го-го», – неожиданно для себя подумала Анфиса.

– Правильно, я таких шуточек бабам не прощаю. – Хорек встал, потянулся. Сбросил с себя куртку и шагнул к Анфисе. – Я бы еще тогда с тобой разделался, да шеф явился…

– Я выхожу отсюда и пишу заявление в милицию, – неожиданно спокойно произнесла Анфиса. – И тебе в тюрьме еще наколок наделают…

– Угрожает, сучка, – прошипел Хорек и шагнул к ней.

Анфиса не помнила, как вскочила, выхватила из-под себя стул и отскочила к шкафу, прикрывшись им и выставив ножки в направлении Хорька. Она слышала только свой крик:

– Не подходи!

В этот момент с улицы донесся долгий, требовательный гудок у ворот. Кто-то не желал снимать руку с сигнала.

– Кого черт принес? – недовольно буркнул Гога, с удовольствием наблюдавший за происходящим.

– Глянь! – приказал ему Хорек.

Гога вышел. Анфиса и Хорек продолжали стоять друг против друга. Как будто театральная сцена была прервана на секунду и ждала продолжения.

– Одним-то удобнее будет, – Хорек шагнул к ней.

Анфиса ткнула стулом, но Хорек рванулся к ней, и стул отлетел в сторону.

Анфиса весьма проворно отскочила в сторону.

– Ха, ну побегай, – осклабился он.

Анфиса поняла, что этот человек теряет остатки контроля над собой и готов сейчас на все. Рот у него приоткрылся, по подбородку потекла слюна. Хорек шмыгнул носом, прищурился.

– Эх, киска, – голос его сорвался.

– На! – Анфиса схватила горшок и врезала им с размаху по голове Хорька…

– У, блин!.. – взвыл он, но уже не угрожающе, а как-то жалобно.

Удар был скользящий. Он прочертил царапину на щеке Хорька и пришелся по плечу.

– Я тебя убью, – собравшись, холодно произнесла Анфиса.

– Ну не блядь? – обиженно заворчал Хорек. – Ничего, я тебя сейчас…

В его голосе уже не было решительности. Анфисе показалось, что он жалеет, что затеял все это, и мечтает об одном – как бы выйти из ситуации, сохранив лицо. Но вместе с тем она понимала, что он способен на любую глупость.

По коридору кто-то решительно шагал, дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился Влас.

Глянув на зареванную, стоящую у шкафа Анфису, он покачал головой:

– Развлекаетесь?

– Ты откуда взялся? – Хорек шмыгнул носом.

– С луны упал. – Влас был зол. Скулы на его щеках ходили ходуном. Он поглядел на осколки горшка, сломанный цветок.

– Да ладно.

Влас схватил Хорька за шею и стиснул так, что у того глаза округлились.

– Ты чего, Влас? Ты чего, правда, – прохрипел он.

– С тобой я потом разберусь… – Влас оттолкнул Хорька так, что тот шарахнулся о стену.

Анфиса стояла и только хлопала глазами.

Влас поставил стул. Поднял с пола Анфисину сумочку и сгреб ботинком в сторону осколки горшка. Вложил сумочку ей в руки. И, взяв Анфису сзади за воротник шубы, как котенка за шкирку, вывел ее из дома.

На крыльце курил Гога.

– Я тут ни при чем, – попытался оправдаться он, съежившись под взглядом Власа.

– Да пошел ты… – буркнул Влас. – Ублюдки чертовы…

Теперь Анфиса не могла сдержать слез.

Он вывел ее за ворота и затолкал на сиденье в «Жигули». Затем сел за руль, и машина сорвалась с места.

– Ты с кем живешь? – вдруг спросил Влас.

– С тетей, – выдавила Анфиса.

– А-а, – протянул Влас и повернул к Анфисе зеркало. Она увидела в нем свое отражение. Красное, распухшее от слез лицо с черными разводами. Да, такого ревака не смогла выдержать даже ее дорогая устойчивая тушь. Дрожащими руками Анфиса полезла за сухим платком.

В это время сзади кто-то заворочался. Анфиса оглянулась, на сиденье лежал Мегрэ. Пес сочувственно смотрел на нее, потом пододвинулся и положил свою огромную голову на спинку ее сиденья. Анфиса машинально потянулась к собаке, и Мегрэ лизнул ее в щеку. От этой собачьей ласки у нее вновь подступил ком к горлу, и она залилась слезами.

Влас молчал, глядя на дорогу. Машина шла плавно, не дергаясь, несмотря на то, что это были уже видавшие виды «Жигули».

«Он профессионально водит», – подумала Анфиса, вспомнив, как водит машину Андрей. Тот за рулем нервничал, даже дорогой новый «БМВ» у него постоянно дергался, и Анфиса всегда чувствовала себя неуверенно, сидя рядом. «Сама учись», – огрызался Андрей, когда она нелестно отзывалась о его водительских способностях.