— Константин Викторович, вы не тот клиент, которому я мог бы отказать. Пойдемте, — и Муравьев пошел дальше вдоль загонов с собаками, жестом пригласив господина следовать за собой.
Майор Пилюгин въехал на автостоянку рынка в Коньково и остановился неподалеку от входа в павильон. С ним в машине была десятилетняя дочь Галка, шустрая черноволосая девчонка со смекалистыми глазами. Пилюгин посмотрел на часы и сказал:
— Ждешь десять минут, а потом пойдем покупать матери фрукты, лады?
— Лады, — согласилась Галка. — Но с тебя мороженое, не забыл?
Пилюгин выбрался из машины, купил в ларьке с мороженым вафельный стаканчик, отдал дочери и неторопливо пошел к пивному ларьку на краю автостоянки, время от времени посматривая по сторонам. Он был в штатском, но под расстегнутым пиджаком при ходьбе под мышкой мелькала пистолетная кобура.
Пилюгин подошел к ларьку. Трое парней в джинсах и кожаных куртках покупали пиво. Майор остановился в нескольких шагах от них, закурил и вновь посмотрел по сторонам.
Неожиданно откуда-то сбоку вынырнул худощавый малый лет двадцати пяти, в черной бейсболке и клетчатой суконной куртке.
— Привет, Геннадьич. Мне бы джина с тоником — с бодуна я большого.
Пилюгин шагнул к окошку, сунул туда две десятки, получил жестяную банку. Они с парнем отошли в сторону. Парень откупорил банку, сделал большой жадный глоток и сказал:
— Ну, я навел справочки. Никто этого хмыря Табиева не знает. Залетный какой-то.
— С кем говорил? С разной шушерой?
— Нет, пацаны толковые. Почти всех торговцев оружием знают.
— А я тебе что-нибудь про оружие говорил?
— Нет. Сам додумал.
— А тебе не надо думать, Клюшкин. Тебе узнать надо было.
— Да что узнавать-то? Вы мне что сказали: Юрий Табиев — и все дела. На чем его взяли? Наркота? Оружие? Проститутками торгует? Хорошую ориентировочку вы дали — пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Сам-то он кто? Чечен?
— Балкарец. Да какое это имеет значение? — раздраженно проговорил Пилюгин. — Я тебя просил с серьезными людьми поговорить.
— Взяли-то его на чем?
— Тротил и гексоген… видимо, с какого-то военного склада в Кабардино-Балкарии, — неохотно ответил Пилюгин. — Он уже труп.
— Труп? — испуганно переспросил Клюшкин.
— Да, труп. Привез партию взрывчатки, а его в гостинице завалили. Товар забрали. И концов пока никаких, — отрывисто говорил майор.
— Так бы сразу и трекали. Значит, я не с теми людьми говорил. Хотя других у меня нету…
— Есть подпольные мастерские, где китайцы мастерят всякие шутихи — ракеты, хлопушки… у них можешь покопать?
— У китайцев? — Клюшкин отхлебнул из банки, закурил.
— Ну конечно! — Пилюгин стал раздражаться. — Кончай тупить, Клюшкин, не выводи меня из себя.
— Мне бы еще на пару банок джина, Геннадьич, — попросил Клюшкин. — Пустой я, как барабан.
Пилюгин вынул из кармана куртки сторублевку, передал парню.
— Аккуратней с деньгами.
— Да ну, Геннадьич, разве это деньги? Сам даже не знаю, чего я на вас ишачу?
— Чтобы на зону не загреметь, — жестко ответил Пилюгин. — На тебе пятерик висит, забыл?
— Забыл бы, да вы разве дадите? — улыбнулся парень.
— Значит, продолжай искать. На рынках поспрашивай, у своих корешей. Для фейерверков и ракет китайцам тоже нужна какая-то взрывчатка. Ищи, Клюшкин, а то я рассержусь, дам твоему делу ход, и загремишь на зону. Пятерик весь твой — и это при хорошем адвокате. Будь здоров. — Пилюгин так же не спеша направился через стоянку к своей машине.
— Ну что, договорился со своим осведомителем? — спросила Галка.
— Да, Галчонок, все о’кей! — Улыбающийся Пилюгин влез в машину. — Теперь вперед и с песней к маме?
— А фрукты? — напомнила Галка.
— Ох, черт, и верно! Ну, пошли!
Она возвращалась в электричке одна, остановившимися глазами смотрела в окно на мелькавшие пейзажи, прикусив губу. Вдруг вспомнилось, как они приехали в больницу — забирать сына.
Витька, бледный и испуганный, ждал их в приемном покое в сопровождении врача, высокого, узкоплечего молодого человека в халате и рубашке с галстуком, в старомодных очках в роговой оправе. Вместо левой кисти руки у Витьки была забинтованная культя. Рука врача, большая, с длинными узловатыми пальцами, лежала на плече у мальчика. Когда Полина и Александр вошли в приемный покой, врач легонько подтолкнул Витьку:
— Ну, вот и родители пришли, Витя.
Полина бросилась к сыну, обняла его, прижала к себе и стала осыпать лицо поцелуями. Витьке не нравился такой бурный приступ нежности, он слегка морщился и старался уклониться от поцелуев.
— Ну, хватит, мам… не надо…
— Протезы сейчас, знаете, даже изящные делают — телесного цвета и довольно удобные, — негромко говорил врач Александру.
Александр молча смотрел на него, и взгляд был настолько тяжелым, что врач смутился, развел руками:
— Я сделал все, что мог, но спасти руку было невозможно… два пальца вообще отсутствовали.
— Куда ж они делись? — хрипло спросил Александр.
— Видимо, собака проглотила их… Я не один делал операцию. Главврач наблюдал, а он — замечательный хирург… поверьте, другого выхода просто не было…
— Ладно. Спасибо, доктор, — проглотив комок в горле, ответил Александр. — Сами понимаете, хоть для вас операция прошла успешно, для нас радости мало.
— Я понимаю… Вот телефон фирмы, которая делает протезы.
Александр взял бумажку, повертел ее в пальцах, вздохнул:
— Интересно, сколько он стоить будет? Еще раз спасибо, доктор… — Он глянул на жену и сына. — Пошли, что ли?
Врач достал из кармана халата тонкую папку, протянул ее Александру:
— Это, так сказать, история болезни. Для суда будет необходима.
— Для какого суда? — не понял Александр.
— Ну, вы же будете подавать в суд? На виновника?
— А-а, вы об этом… Будем, конечно, но боюсь, от этого суда толку не будет. Да и руку не вернешь… Ну, пошли, Полина, пошли!
Когда они вышли из больницы и неторопливо направились к автобусной остановке, Александр спросил сына:
— Ну как, болит рука-то?
— Нет. Я ее просто не чувствую, — ответил Витька.
— Как не чувствуешь? — удивился Александр.
— Чего ты к нему пристал? — сказала Полина. — Не чувствует — значит, не чувствует.
— У меня ее теперь навсегда не будет?
— Плохо без руки, да? — участливо спросил Александр.
— Неудобно. Вроде она есть, и ее нету… А она снова не вырастет?
— Нет, брат, не вырастет, — ответил Александр. — Зато тебя в армию не возьмут.
— А я хочу в армию, — сказал Витька. — Как ты…
— Ничего, Витек, до армии еще далеко. Там что-нибудь придумаем.
— Мороженого хочешь? Саш, купи ребенку мороженого, — сказала Полина.
Александр метнулся к ларьку возле остановки автобуса, быстро купил вафельный стаканчик, протянул сыну. Тот откусил большой кусок мороженого, стал жевать с удовольствием, сказал шепеляво:
— Шпасиба…
Полина посмотрела на него, и губы у нее задрожали, она отвернулась. Александр тоже смотрел на сына и хмурился, желваки катались под скулами. Потом проговорил, словно простонал:
— Ну, сука… подожди…
— Только не вздумай ничего, — поспешно сказала Полина. — Ты слышишь, Саша? Не вздумай ничего, я тебя знаю. Я тебя прошу, Саша, ты слышишь?
— Слышу… — угрюмо отозвался Александр.
В это время подошел автобус. Витька подошел к двери и замешкался — в правой руке у него был стаканчик с мороженым, а левой он собрался ухватиться за поручень, но… Александр мгновенно сообразил и поднял сына, поставил на ступеньки. Обернулся к жене, пробормотал:
— Он ему, тварь, всю жизнь изгадил, а ты говоришь — не вздумай…
Придя домой, Полина опять сидела на кухне, опять смотрела на фотографию улыбающегося мужа. Потом резко и громко сказала сама себе:
— Ну, хватит нюни распускать. Пора.