Мы сердечно простились, и леди Кенти взяла с меня обещание известить ее о времени отъезда в Россию, ибо она давно мечтала посетить эту страну.

«Я поеду с вами и, надеюсь, Россия будет ко мне гостеприимна», — сказала она.

Надежда ее сбылась, но намного позже, чем ожидалось. Все задержалось по воле событий, которые произошли в черногорском городе Которе.

Митрополит Арсений принял нас очень сердечно. С отцом Евгением они тотчас углубились в изученье трактатов, а я часто отправлялась гулять в чудесные места, которые окружали этот небольшой уютный город.

Сопровождал меня митрополичий служка, скромный и молчаливый черногорец. Однажды больше знаками, чем речью, он сообщил, что со мной хотят говорить по важному делу и дело это касается тайны моего рождения. При этом служка поставил условие, чтобы отец Евгений о встрече не знал. Подумав, я согласилась. Служка привел меня в каменный дом на окраине города и попросил подождать. Скоро в комнату вошел пожилой, но крепкий еще человек. Он поклонился мне, приложив руку к груди.

«Я Марко Танович, госпожа, — произнес он. — Я черногорский канцлер и самый близкий друг правителя Черногории Стефана Малого, который иначе называть себя не велел, однако все мы знаем истинное его имя».

Я слушала человека внимательно.

«Стефан Малый, человек великий, почил, но великие люди бессмертны, и проходит их жизнь во многих обличьях. То же можно сказать и о тебе, госпожа, носящая одно из своих имен, но таящая истинное».

Я попросила его говорить яснее и прямо спросила, чего он желает от меня.

«Я выполняю волю своего повелителя, — проговорил Марко Танович, — и передаю тебе его завещание».

Он дал мне запечатанный конверт. Я раскрыла его и прочла:

Прочитав письмо, я сказала:

«Не вполне понимаю, о чем идет речь и за кого меня принимают».

Марко Танович улыбнулся печально.

«Госпожа, больше всех известно твое происхожденье тому, кто составил завещанье. Спасшись чудесным образом, он спас и тебя, когда тебя хотели умертвить в малолетстве. Вот что он велел передать». — Марко Танович протянул мне маленький бархатный кошелек. В нем лежал простой медный крестик.

«Что это?» — спросила я.

«Это крестик, который ты зажала в своей ручонке, когда он спасал тебя», — ответил Марко Танович.

Да, да! Я знала об этом крестике! Марья Почивалова рассказала о нем в Кукушкином доме. Я так цеплялась, когда меня отнимали, что крестик Маши остался в руке. Крестик твоей матери, Митя. Вот он, возьми его и храни, а я продолжаю рассказ.

Да что продолжать! Все уж почти рассказано. Незримые сети стянулись вокруг меня. Я отважилась принять дар моего спасителя, хоть случилось это не сразу. С того дня Марко Танович ловил любую минуту, чтобы говорить со мной. Я узнала всю историю Стефана Малого и даже ту ее часть, о которой не ведал никто, кроме Тановича. Марко Танович не тщился прямо уверить меня, что под именем Стефана Малого скрывался государь Петр Федорович, а я его незаконная дочь. Он только рассказывал. В глазах этого человека стоял неистовый свет веры, он твердил, что Стефан жив, что он в России и ожидает встречи со мной. Что я должна принять состояние, и употребляя его во благо ближних, ехать в Россию, где меня непременно найдут.

Голова моя закружилась. Через месяц пребывания в Которе я согласилась жить по завещанью. Не стану говорить, как и где получила я черногорский дар, но это было настоящее богатство, отбитое у турецкого паши.

«Теперь ты принцесса Черных Гор! — торжественно объявил Марко Танович. — Отправляйся в путь. Я же понесу свою долю и пойду по деревням, чтоб возвещать о скором возвращении нашего государя, обретшего дочь».

Нет, я не смогла, да и не захотела утаить всю историю от Булгариса. И слава богу. Пожалуй, если б не он, я бы наделала глупостей. Булгарис уберег меня от скорых шагов. Он списался с княгиней Дашковой и сумел продлить мое пребывание вне России, сославшись на мое пошатнувшееся здоровье.

«Забудь обо всем на время, дитя мое, — сказал отец Евгений, — груз слишком тяжел, надо к нему привыкнуть. Предайся пока скромной жизни, изученью наук и искусств, дабы обрести нужную тебе силу».

Мне хорошо было с ним, но, увы, предстояла разлука. Государыня-императрица, славная тем, что привечала достойных мыслителей, пригласила Булгариса в Россию. Тот согласился, но отсоветовал мне ехать с ним, ибо молва о моем происхождении уже коснулась его персоны и вместе с ней могла проникнуть в Россию и дойти до слуха императрицы.

«Тебе надобно затаиться, дитя мое, — сказал он. — Пусть минет время, там видно будет. Ты нынче крепка, разумна, найми дом в тихом месте, размышляй и молись. Я найду тебе верных людей и буду слать известия из России».

Так я и поступила. Прожила уединенно три года, составив себе круг друзей и сподвижников и проводя время в осознанье своей судьбы. Я уж не мучилась сомненьем. Дочь ли я самого государя или правителя Черногории, но предназначенье мое состояло в том, чтобы нести благо людям.

И вот я в России. Княгиню Екатерину Романовну по приезде мне видеть не удалось. Когда я направилась в дарованное ей имение Круглое, она внезапно отъехала в Петербург по неотложным делам Академии, оставив мне ласковое письмо с приглашением проведать ее на обратной дороге.

Я отправилась в Малороссию к отцу Евгению. Служба его в Петербурге не удалась, он слишком вольно высказывался, что пришлось не по вкусу императрице. Она удалила его в Херсонскую епархию, заказав написать труд об упадке Оттоманской империи и освоении новых земель.

В Киеве мне повезло. Старый приятель мой князь Павел Дашков пребывал теперь в должности адъютанта князя Потемкина. Он мне устроил дорогу, снабдив даже чистыми бланками с подписью князя. Отец Евгений посоветовал мне осмотреть Тавриду, так что вышло целое путешествие. Это первое мое странствие по русским краям, но я хочу объехать всю землю, узнать ее горе и радость, понять нужды людей.

Ты, Митя, верно пиши, лишнего не прибавляй, история моя забавна, и, что из нее получится, неизвестно. Возьми же сей крест, он твой по праву. Видишь, как складно устроена жизнь? Двадцать лет странствовала, чтобы вернуться к тебе. Как приедем в смоленское, к матери сходим. Славная была женщина.

А вы, Петр Иванович, не грустите. Я нынче открылась вам и почему-то знаю, что вы мне друг. И дело не в том, что издавна связаны, а просто чувствую близкую душу. Ведь я богата, но все же одинока, и многие льнут к моему достатку, не понимая, что деньги-то не мои, а дадены в руки, чтоб обернуться добром для людей. Давайте же вместе об этом стараться, глядишь, и выйдет у нас хорошее дело…

Так говорила она, глядя горячим своим черным взором и не ведая, что тучи собираются над ее головой.

Ночью я внезапно услышал голос: «Болван! Говорил, что болван!» Я вскочил с бьющимся сердцем. Этот голос вышел из сна, оттуда же выглянуло мертвенно-бледное лицо с нарумяненными щеками. Струнский! Тот человек на Агармыше, который, сидя ко мне спиной, приказывал Кара-Вазиру следить за нами, был Струнский! Сомнений нет! Тот самый голос. И спина, неуловимая поводка плеча, подергивание, что ли…