- Глупая! - не выдержал я, прерывая ее тираду - Если бы я не любил тебя, ни один ребенок не заставил меня сюда прийти! Понимаешь! Ты моя жизнь! Я люблю тебя!

Долгий взгляд полный вопроса, а потом кивок головы:

- Делайте, что считаете нужным, только все же попробуйте сохранить малыша.

Игорь кивнул, и я впервые увидел на этом каменном лице нежную улыбку, полную понимания и сострадания.

Ольга уснула почти сразу. Как объяснил Игорь, он дал ей снотворного, чтобы дать отдохнуть мозгу и подержать какое-то время без сознания. Уж слишком опасно то обезболивающие, которое у нас имеется.

Так мы и сидели в тишине, тревожась за Ольгу и пропавших друзей, которых не было уже несколько часов. У меня на глазах Игорь устроил у себя на коленях Юлю, велев ей спать. Когда женщина попыталась возразить, он ей что-то сказал, и она сразу замолкла, послушно легла к нему на колени. Чем меня сильно удивив.

Прошло еще с пару часов, когда из темноты появились ребята. Оглядев нас всех и удостоверившись, что мы в порядке Роман заговорил:

- Произошел взрыв и дом сложился. В результате оба выхода завалены. Нам удалось дать знать, что мы живы и нуждаемся в помощи. Возле дома куча народа и теперь они хотя бы знают, что есть, кого спасать. Жарко тут, однако! Хорошо, что нам сунули пару бутылок воды.

- А ты чего ждал, - ответит тихо Игорек, ловя бутылку, брошенную Романом, и следя, чтобы его принцесса не проснулась. Снова это выражение лица, только чувства немного иные: нежность, желание защитить и любовь. Будто маска на миг спадает. Все же любит, как бы не скрывал от себя и окружающих - Судя по всему, над нами пожар и прочие неприятности.

- Так и есть. Нас обещали вызволить к утру. Они гонят сюда специальную технику. Плиты слишком тяжелые и люди не могут их поднять. Так что, нам остается только ждать и немного сменить дисклокацию.

- Утром, - подал голос я, взглянув сначала на Олю, а потом и на Юлю.

Роман понял мой взгляд и только кивнул.

Ночь была бессонной. Не спали все, кроме женщин, и то, Юля проснулась часа в три, и больше уложить Игорю ее не удалось. Скорее наоборот, она попыталась уложить поспать его, чем вызвала маленький внутренний скандал, закончившийся прилюдным поцелуем. В тот миг я понял, что Игорь сдался. Ему плевать на прошлое, а будущее свое он видит только с этой женщиной. Именно поэтому он закрыл ей рот поцелуем, признавая свое поражение и ее власть. Потом, оторвавшись от ее губ, что-то шепнул на ухо, заставив нашу снежную королеву покраснеть и спрятать свое личико в его рубашке, после чего, благодушно позволил уложить свою голову на ее колени, но спать все равно не спешил.

Со стороны (мы установили фонари так, чтобы они освещали всех присутствующих и при этом не слепили в глаза) было видно, что эти двое переговариваются и явно мирно, что радовало всех. И наша тройка даже не пыталась скрыть радостные улыбки из-за этого.

Единственное, что омрачало наше состояние, это тревога за любимых женщин. У каждого своя и каждый беспокоиться по своему, но мы все их безумно любим и желаем только добра.

А на рассвете, определившись с тем, кто кого из задержанных ведет, мы тихонько двинулись в путь. А добравшись до места, стали устраиваться. Где-то шумели машины разбивающие завалы. Нас обдувал холодный ветерок, из приоткрытой, но увы, слишком мало, двери, (хотя это и дверью назвать сложно. Решетка с замком, который сорвала падающая плита) остужая после безумной жары. Появилась надежда на спасение, а лучик солнца, неизвестно как пробившийся сквозь все преграды, грел душу.

Прикрыв глаза от усталости и удерживая свою малышку, я услышал злой голос человека, из-за которого мы все тут оказались:

- А скажи мне, Колян, когда ты спал с моей женой, делая ей своего ублюдка, ты хоть на миг подумал о том, что предаешь меня?

Посмотрев в ту сторону, я понял, что Никольский, проходя к решетке, чтобы глотнуть свежего воздуха, задел Белякова, и это явно стало катализатором для того.

Посмотрев на бывшего босса-друга, Николай пожал плечами и пошел дальше.

- Что молчишь? Не хочешь отвечать? Знаешь, что предал и боишься глаза поднять?

И тут мы услышали смех. Прислонившись к стене, Никольский смеялся, даже не пытаясь скрыть этого:

- Не прав? Ром, за свою жизнь я ошибся только раз, когда не убил тебя в день твоего возвращения. Ведь тогда бы она была моей. А даже если бы не была со мной, главное жила бы и растила дочерей! И кстати Оля не ублюдок. Не называй людей своим определением.

- Только не надо из меня злодея делать, - зашипел тот - Это не я спал с чужой женой! Это не я делал ей детей! Это не я застрелил ее и искалечил ее супруга!

- Заткнись а! У нас с ней был только один общий ребенок - это Оля! Остальные твои! Ты своими же руками погубил своих двоих детей. И ты сам своими поступками себя искалечил! Если бы я не стрелял, ты бы попытался причинить вред Ольге, а это недопустимо! Что же касается ее матери, я бы никогда не спустил курок, если бы был выбор! Я любил ее больше жизни! Ради нее терпел все твои выходки. С самого первого дня служил тебе и восхищался ею, но не приближался, зная, что она любит тебя с..на. Ты думаешь не знаю, чьи дети растут в моем доме? Думаешь, не видел, как они все похожи на тебя. Ты строишь из себя мученика, а сам ведь первым начал и изменял ей почти каждый день! В моем же доме и порой в моей постели и думал, я не знаю? Ты или глуп, или излишне нагл.

- Значит, это была твоя месть?

- Нет, - качнул головой Николай, а я вдруг ощутил движение на своих руках. Опустив взгляд, я поймал взгляд Оли. А ведь она очень сильно похожа на Никольского, хотя от матери у нее тоже очень многое. Ее взгляд просил молчать. Она хотела знать. Желала услышать все до конца, и даже боль, испытываемая в эту минуту, не имела значение. Просто в этот миг она, наконец, проникла в те тайны, которые окружали ее тогда, но детский мозг даже не замечал. - Я бы никогда не поступил так с той, кого любил. Та единственная ночь, когда она позволила, была чудесной. О большем я и мечтать не мог, а когда призналась, что Оля моя, это был рай на земле. С того дня я был готов стерпеть все что угодно, лишь бы они обе были живы, а когда пришло время выбирать, выбрал то, что выбрала бы твоя жена. Своего ребенка. Если бы я убил Олю, она бы возненавидела нас обоих. Не пережил бы этого!

Оба мужчины замолчали. Мы все ждали, что будет дальше. Никто не вмешивался. Этот клубок из лжи, любви, зависти и ненависти должен расплестись. Вопрос как?

- А ведь я все-таки выиграл, - и снова сумасшедший смех Романа - Убив ее, ты все же потерял все! Ведь Ольга никогда тебя не простит. Ее ненависть всегда будет с тобой, чтобы ты не сделал. И слово 'папа' в твою сторону не прозвучит.

- Возможно и так. Для меня главное, чтобы она была жива и счастлива, а ее ненависть я стерплю, - усталый ответ заставил Ольгу вздрогнуть.

- Глупец.

- Нет, Роман, это ты глупец, - наконец, подала голос моя девочка, и я посадил ее так, чтобы она видела всех вокруг и при этом не сильно тревожила и без того болящие ребра - У тебя было все: любовь, нежность, семья, дети, и даже деньги, но тебе всего этого было мало. Ты превратил свою жизнь в ад и наслаждаешься своей болью, единственный виновник которой, являешься ты сам. Своей ненавистью ты разрушил свою жизнь, и главное растоптал мамину любовь. А ведь она тебя обожала и, зная ее, я даже не сомневаясь, что в ночь моего зачатия, перед ее глазами стояло твое лицо. Но ведь тебе плевать. Ты предпочел просто все испортить, превратить в пепел и сейчас строишь из себя мученика. Только знаешь, мне кажется, что единственный тут мученик это отец. Из-за твоей ненависти я тоже погрузилась в нее, не замечая и топча любовь, но я так не хочу. Любовь - это такое хрупкое чувство и его так легко потерять. Пап, прости меня, я очень виновата перед тобой и обещаю, что постараюсь наладить наши отношения.

Тонкая ручка потянулась к сильной мужской руке и была принята с нежностью. Поднесена к отцовским к губам и одарена нежным поцелуем. В этот миг я увидел слезу, текущую по щеке мужчины, и понял, насколько ему тяжела была вся эта история. Как сильно он ее любил, и как тяжело ему было чувствовать ее ненависть. А ведь даже сделать ничего не мог. Она бы не поверила и только сильнее возненавидела. Глядя на слезу, текущую по щеке, я поклялся себе, что никогда не обижу его дочь и сделаю все, чтобы она была счастлива.