– Отцы, раскрасьте те маски, что вы изготовили для них, – сказал Пятнистая Сова.

Кайони сидела тихо и неподвижно, пока Разящий Камень надевал на нее черную маску, закрывавшую все лицо. Ее карие глаза смотрели на отца, который нанес на маску мазки голубой, зеленой, желтой и красной краски. Именно эти цвета он выбрал для своей дочери. Пятилетняя девочка не понимала всего ужаса и жизненной важности происходящего, но она знала, что это событие особенное и она является его неотъемлемой частью. Ее переполняли радость и гордость от того, что именно ее и ее лучшую подругу Самбу удостоили этой великой чести. Она наблюдала за тем, как отец выдавил на ее правую ладонь сок красной рудбекии и растер его. Затем он нанес на ладонь красивую татуировку в виде маски. Девочку удивило, что она совсем не чувствует боли, хотя острая игла вонзалась в кожу много раз. Ей очень понравились те цвета, которые отец выбрал для нее. Ей не терпелось показать их остальным девочкам. Ведь больше никому из детей не было позволено присутствовать при церемонии, хотя она не понимала почему. Кайони не сомневалась, что остальные девочки станут упрашивать своих отцов сделать им такие же татуировки, как у нее и Самбы.

Мартайя смотрела на то, как нежное лицо ее любимой девочки исчезает под слоем краски. Теперь Кайони будет наносить эту маску все время, пока ей не исполнится шестнадцать лет. Тогда, после специального ритуала, ей будет дана маска, закрывающая все лицо, окаймленная черными и белыми перьями, особыми амулетами и спускающимися на грудь кистями с бусинами и маленькими перышками. Женщина смотрела на глиняный горшочек, в котором теперь была заключена душа ее дочери, – его поместят в специальное хранилище тива. В этом хранилище находились горшочки ее сестры и других тива. Мартайя снова посмотрела на яркую маску на лице ее любимого ребенка. Ее взгляд скользил по лицам остальных тива, включая Регим. Она знала, почему они используют маски. Это делалось для того, чтобы мужчины не думали о тива как о женщинах во время охоты, сражений или собраний, а также для того, чтобы ни один мужчина не смотрел на них с вожделением. Из-за этого и женщины племени забывали, что тива одного с ними пола, и относились к ним с подобающим уважением. Кроме того, благодаря маскам, мужчины из других племен не могли знать правду и не пытались поймать тива, чтобы взять их в рабство. До тех пор пока девочка не становилась достаточно взрослой, чтобы самостоятельно наносить рисунок маски на лицо после того, как он смывался, другие тива делали это, используя татуировку на ладони как подсказку. Мартайя хотела вытащить из-за пояса свое перо и помахать им, испрашивая таким образом разрешения обратиться к мужчинам. Она хотела сказать, что такое превращение девочек в мальчиков было неправильным и жестоким. Хотя она понимала, что почувствовала всю несправедливость этого только сейчас, когда Кайони постигла подобная участь.

Как может женщина забыть о том, что она не мужчина, когда у нее прекрасное лицо, которое она вынуждена прятать под маской, когда у нее вырастает грудь, когда ей приходится находиться в Хаукау в период между лунами, пережидая приход месячной крови, с содроганием думала Мартайя. Она знала, что по неписаному закону тива не могли иметь детей и мужчин-возлюбленных. Но если девушка должна стать охотником и охранником, она должна быть полностью равной в правах с мужчинами.

Мартайя ругала себя за эгоизм и гнев, но она не могла справиться в этот тяжелый момент со своими эмоциями. Если бы она не родилась второй по счету, то в эту луну она могла бы стать «мужчиной», ведь в их семье были одни только девочки. Она никогда бы не делила вигвам и ложе с Разящим Камнем, не знала бы мужской любви, поцелуев, объятий. А самым большим несчастьем для тива, как ей казалось, был запрет иметь детей. Но ребенок Разящего Камня не должен стать первым, опозорившим семью и все племя отказом выполнить свой долг. Мартайя поняла, что ей следует молиться Ата и принести ему жертву, чтобы Он дал ей силы и мужество сделать то, что она должна, чтобы простил ее за злые чувства и мысли.

Пятнистая Сова сделал знак сорока тива, чтобы те вышли вперед. Он молча слушал, как они обещали воспитывать девочек для выполнения их долга в будущем, учить быть послушными их судьбе. После этого тива вернулись на свое место.

А в это время, спрятавшись за камнями, с величайшим интересом и удивлением за церемонией наблюдали восьмилетний сын вождя племени и его лучший друг. Они знали тива всех возрастов, но до сих пор не подозревали, что их загадочные соплеменники – женщины и девочки. Обмениваясь шепотом впечатлениями об увиденном, друзья пришли к выводу, что эта тайна хранилась от детей, чтобы о ней не узнали чужаки, которые общались с ханьюива. Мальчики говорили о том, как другие племена будут смеяться над ними, если узнают, что их охотниками и воинами являются женщины.

Поэтому, решили они, никто не узнает правды о тива. Теперь они поняли, почему тива никогда не плавают и не купаются вместе с мужчинами и мальчиками, почему они всегда прячут свои лица. Широко раскрытыми глазами и затаив дыхание, они наблюдали за тем, как лицо Кайони исчезает под разноцветной маской. Они услышали, как она поклялась с этого момента быть мальчиком! Как только взойдет новое солнце, она будет играть, охотиться и тренироваться вместе с ними! Они всегда завидовали «мальчикам» и «мужчинам» с раскрашенными лицами, о которых говорили, что они «избранники свыше». Оба мальчугана решили, что уже не хотят быть тива, и поклялись, что не позволят девчонке стать лучшим, чем они, охотником или более отважным воином! Когда начались ритуальные пляски, пение и барабанный бой, мальчики незамеченными вернулись в лагерь.

После окончания зловещего ритуала Кайони подошла к матери. Мартайя смотрела на изменившееся раскрашенное лицо ее «сына». С этого момента и до самой смерти Кайони уготована горькая участь. Ее девочка будет носить Маску Охотника и жить только ради племени. Чтобы скрыть раздиравшие ее внутренние муки, Мартайя через силу улыбнулась «сыну» и получила в ответ улыбку, полную любви и уважения.

– Кайони, ты должна пойти с Регим, – ласково, но твердо сказала Мартайя. – На время обучения ты будешь жить со старшими в вигваме тайвай. После того как ты всему научишься, ты вернешься к нам. Это великая задача, девочка моя, и ты должна очень постараться. Слушайся тива так же, как ты слушаешься меня и отца. Самба будет учиться вместе с тобой.

Кайони доверчиво улыбнулась, согласно кивнула и обняла Мартайю. После этого она взяла за руку свою тетю и ушла.

Сердце Мартайи кричало им вслед. Прощай, моя доченька, может быть, ты никогда не испытаешь такой боли, какую пережила я в эту луну.

Март 1813 года

Каньон Ветреной Реки

Кайони не могла больше выносить вида своих трех сестер, хлопотавших возле колыбельки первенца одной из них. Пока женщина ходила беременной, они все время гадали о поле будущего ребенка и его судьбе. Кайони же, будучи тива, была лишена величайшего счастья и почета стать матерью – самого замечательного момента в жизни любой женщины.

А жизнь шла своим чередом. Юноши играли на свирелях, подолгу гуляли с девушками и катались с ними верхом, сидя вдвоем на лошади. Скоро растает снег, земля и деревья покроются зеленью, расцветут цветы. Мать-Земля и Природа будут обновляться и производить новое потомство всего живого.

Наверное, рассуждала Кайони, это было следствием ее чувства неудовлетворенности, зависти и напряжения, которые она испытывала в это переходное время. Желания и инстинкты женщины, глубоко спрятанные внутри нее, начинали рваться наружу, а она была вынуждена сдерживать их. К тому же приближалось время, когда у нее приходила месячная кровь – еще одно напоминание о том, что она женщина, напоминание, что она не такая, как все, и должна быть отдалена от представительниц своего пола. Вот уже несколько раз Кайони была заключена в Хаукау и ненавидела это время. Она молила о том, чтобы это закончилось, ведь ее кровь не имела никакого смысла. Зима была слишком долгой и холодной, Кайони много думала в это время. Днем, загнанная в дом снегом и холодными ветрами, она занималась починкой и изготовлением оружия. Руки ее были заняты, в то время как мысли вырывались на свободу и уносились в запретные дали.