Размер его был почти пугающим, как и царившее в нем запустение. Очень легко, думала Касс, понять характер человека, когда видишь его жилище. Голландец, муж тети, проявил свои пристрастия в основном в возведении разнообразных пристроек, в обустройстве пруда и разведении птиц; к тому же дом был обставлен темной дубовой мебелью.

Особенно был заметен голландский дух в столовой — прежде всего в двух больших портретах, писанных маслом, изображавших улыбающуюся розовощекую женщину в национальном костюме и красноносого пожилого мужчину, курившего трубку. Живое воображение Кевина вмиг нарисовало прижизненный портрет самого де Грута: дородный, с двойным подбородком, добродушный господин, похожий на человека на картине.

Гостиная, состоящая из двух смежных комнат, имела три стеклянные двери, выходившие на веранду. Им пришлось сначала снять ставни и открыть окна, и тогда их взорам предстало озеро. Но как только в комнаты проник свет, в них сразу обнаружились пыль и печальное запустение.

Дорогие обои когда-то были нежно-голубыми, с позлащенным рисунком. Теперь цвет их поблек, а узор полустерся. В комнатах висело множество картин, в основном акварелей, — городские сценки в Кейптауне, выполненные местными живописцами, в тяжелых золоченых рамах. Но была одна картина, действительно замечательная, — она висела над камином, и Кевин тут же влюбился в нее, — это было очень живое изображение столовой горы, тоже кисти какого-то южноафриканского художника.

— Это я возьму себе, — заявил парень. — А ты можешь брать себе все остальное.

Касс оглянулась по сторонам и заморгала. Что же ей взять? Тетя Цинтия, судя по всему, была страстной собирательницей всяких мелких безделушек. В ее комнатах почти не было тяжеловесной голландской мебели — только небольшой секретер из атласного дерева. Остальная мебель была такой, какую можно найти в любом лондонском магазине, — полированное дерево неопределенного стиля: маленькие столики и этажерка, набитая фарфоровыми статуэтками, привезенными из многочисленных путешествий. Рядами стояли вырезанные из дерева фигурки африканских животных — жирафов, антилоп, слонов; плетеные коврики, медные подносы, множество фотографий в массивных рамках, которые у Касс сейчас не было времени рассматривать. Крашеные книжные полки уставлены романами. Чугунная витая подставка уставлена горшками с давно уже высохшими без воды растениями. Огромное пианино занимало целый угол комнаты.

— Кто-то на нем играл, — сказала Кассандра. — Кто, как ты думаешь?

— У нас в семье музыкальных талантов я не помню, — пожал плечами ее муж. — А с другой стороны, трудно представить, чтобы играл наш голландский господин.

— Наверное, это его дочь русского происхождения, красавица Наташа, — предположила девушка. — Если этот рояль принадлежит ей, то она в один прекрасный день может явиться сюда и потребовать его.

— Мы же с тобой не играем, пусть берет, — махнул рукой Кевин. — Я, например, не прочь продать половину, если не больше, предметов обстановки.

— Этот дом размером с Букингемский дворец и полностью обставлен мебелью, — возразила Касс. — Давай не будем торопиться. Мне, например, кое-что даже нравится из этих забавных вещиц. Они такие причудливые и безыскусные.

— Это определение очень подходит и моей жене, — пошутил парень.

— Еще раз меня так назовешь, и можешь забыть, что мы были женаты, — фыркнула Кассандра. — Я вообще не спущусь вниз, не буду вытирать пыль в этом паноптикуме и готовить тебе. А ты можешь хоть целыми днями плавать в озере со своими гусями.

Супруги поцеловались, рассмеялись и продолжи ли обход своих владений. На первом этаже оказалась еще одна жилая комната. Без сомнения, это была святая святых — кабинет мистера де Грута. Стены были увешаны старинными пистолетами, шпагами и десятками фотографий в рамках, в основном увеличенными снимками птиц. На большом столе стояла бронзовая чернильница и портативная пишущая машинка, вызвавшая у Кевина восторг.

— Это знак — тут есть все, что нужно писателю.

— О, дорогой, как чудесно!

— Кстати, машинка лучше, чем моя. «Олимпия», она почти новая, — заметил писатель. — Ах, это бальзам на мое исстрадавшееся сердце.

Касс смотрела на мужа, когда тот открывал крышку машинки, на его склоненную худую спину, которую она так нежно любила. Сердце ее наполнилось гордостью. Наконец он вступил в свои владения. Этот необыкновенный дом, такой оригинальный, ни на что не похожий, казалось, был ответом на все их молитвы и чаяния. Это было начало той жизни, о которой они оба так долго мечтали. Если бы не нежданное наследство, им пришлось бы выдержать годы напряженного труда и отчаяния, прежде чем их мечта осуществилась бы.

Но чем дольше Кассандра бродила по дому, тем яснее для нее становились его размеры и огромные затраты, которых потребует его содержание. Все, что тетя Цинтия оставила Кевину, — пять тысяч фунтов, — за год уйдет на оплату счетов. Касс даже засомневалась, смогут ли они вообще поселиться здесь.

Но скоро оптимизм вернулся к ней. На кухне девушку ожидало несколько приятных сюрпризов. В последние годы тетя Цинтия, верно, заинтересовалась современными усовершенствованиями. Хотя в здании не было центрального отопления и от мысли, каково будет здесь зимой, у Касс по телу забегали мурашки, по крайней мере тут был хороший электрообогреватель. К тому же в кухне обнаружились нержавеющая мойка, современная плита, угловой столик и стулья.

— Вот где мы с тобой отныне будем есть наши сардинки, — сказала Кассандра мужу. — У нас не будет столовой.

Зато у них с Кевином будет огромная спальня с двуспальной кроватью и отдельной ванной — роскошные апартаменты. А остальные комнаты можно пока закрыть, разве что к ним приедут гости.

— С таким домом я забуду про старые обиды и пошлю маме с генералом приглашение провести у нас выходные — понаблюдать за птицами на пруду в загородном доме мистера и миссис Кевин Мартин, — начала Касс подтрунивать над супругом.

Кевин набросился на нее:

— Даже не думай приглашать свою миссис Да-дорогой с ее механическим генералом в мой дом, — набросился на нее Кевин. — Или я пристрелю их обоих из пистолета, который висит в кабинете мистера де Грута. А тела сброшу в озеро. Можешь тогда приглашать хоть самого комиссара Мегрэ.

— Ладно тебе, Кевин! — попыталась утихомирить его девушка.

Прекрасные ирландские глаза парня сверкнули гневом.

— Милая Касс, я не шучу. Я предельно серьезно требую, чтобы никто не беспокоил меня, когда я буду писать. Иначе я никогда так и не нацарапаю ни строчки, и мы не сможем купить даже одну сардинку на двоих.

— Никто не помешает тебе писать, Кевин. Я буду охранять тебя как тигр, — пообещала Кассандра. — О, Кевин, не могу дождаться, когда мы переедем сюда, хотя мне придется трудиться не покладая рук.

— А ты не боишься, что тебе будет слишком трудно и одиноко? — поинтересовался ее возлюбленный.

— Одиноко? С тобой?

— Ну, знаешь, когда я начинаю писать, я забываю обо всем, — смущенно признался он.

— А разве ты не будешь прерываться иногда, чтобы выпить чашечку кофе или провести со мной ночь? — шутливо поинтересовалась Касс.

Муж обнял ее и прижал к себе.

— Дорогая, конечно. Ты же знаешь, для тебя у меня всегда найдется время, — произнес он. — И по-моему, очень здорово, что тебе понравился этот странный старый дом. Не всякая девушка решится сменить городскую квартиру на это обветшалое жилище. Уверен, такой дом — далеко не мечта хозяйки.

Кассандра пожала плечиками. Они стояли посередине комнаты тети Цинтии. «О, как несложно догадаться о ее характере, — подумала девушка. — Такая женственная, очень домашняя, до мелочности аккуратная пожилая особа». Хотя все в комнате было покрыто слоем пыли, скопившейся за многие месяцы после смерти хозяйки, но все вещи лежали на своих местах. Две кровати стояли отдельно, на каждой белело кружевное покрывало поверх розового шелкового одеяла, рядом стояли тумбочки.

Касс легко было представить старую миссис де Грут, сидевшую здесь во время своей последней болезни, глядя, как садовник кормит гусей на озере. Аккуратные ряды хрустальных бокалов еще стояли на столике; боковое зеркало в трельяже было треснуто.