Было почти пять часов, когда Кевин открыл тяжелую парадную дверь. Над домом и прудом сгустился полумрак. Он быстро скинул пальто и крикнул:

— Касс!

Молчание. Везде было темно и тихо. Кевина охватил страх. Страх, что Кассандра уехала с отчимом в Лондон и больше не вернется.

— Касс! — кричал он, охваченный паникой.

Внезапно Мартин заметил свет на втором этаже и фигуру Мориса Куррэна на лестнице. Тот был в пальто и шелковом кашне, как будто он тоже только что вошел.

— А, Морис, вы уже вернулись, — дружески проговорил писатель.

Француз, держась одной рукой за перила, а другой тяжело опираясь на палку, медленно спускался с лестницы.

— Да, вернулся.

— А Наташа? — Имя чуть не застряло в горле у Кевина.

— Нет. Ее со мной нет, — равнодушно ответил пианист.

Морис преодолел последнюю ступеньку. Какое-то время он молча постоял рядом с хозяином дома, и тот заметил, что маленький трогательный француз смертельно бледен. Его обычно тщательно причесанные волосы были растрепаны.

— Наташа больше не вернется, — добавил Куррэн тихо и медленно.

Первой реакцией Мартина на эту новость было чувство облегчения, но оно тут же сменилось тревогой: Морис явно был глубоко расстроен.

— Нет, подождите… Я что-то не понимаю… Что происходит? Идите сюда, выпьем по рюмочке коньяку, и вы мне все расскажете, — смущенно забормотал молодой человек.

— Да, давайте, — произнес музыкант с душераздирающим вздохом. — Благодарю. Коньяк будет весьма кстати.

— Кстати, вы Касс не видели? — спросил у него Кевин по пути в гостиную, где включил верхний свет и обогреватель.

Было очень холодно, и Морис весь дрожал.

— Ее нет дома, — отозвался француз. — Я сам ее искал, но ее нигде нет.

Сердце Мартина упало.

— Она уехала часа два назад, проводить отчима на поезд в Челмсфорд.

— Отчима? — повторил пианист. Говорил он тихо и бесстрастно, словно его ничто не интересовало.

Кевин вкратце рассказал ему про генерала, потом принес бутылку коньяку. Морис сел в кресло и выпил рюмку, которую налил ему писатель.

— Вы вернулись на поезде?

— Нет. Признаться, я шиканул, — покачал головой собеседник. — Я чувствовал себя несколько… нездоровым и поймал в Лондоне машину.

Молодой человек внезапно почувствовал, что ему самому не мешало бы выпить.

— А что с Наташей? — осмелился наконец спросить он.

— Она меня бросила, — ответил Морис, открывая глаза. — Она и вас бросила, Кевин.

Хозяин дома почувствовал, как бешено застучало его сердце. Лицо обдало горячей волной стыда. Но Куррэн не дал ему возможности оправдаться.

— Я все знаю, Кевин, — тихо продолжал он. — Не переживайте. Повторяю: она бросила нас обоих. Однако мне тяжелее это пережить, я все же был ее мужем.

Мартин, онемевший и подавленный, чувствуя себя последним мерзавцем, залпом выпил свой коньяк.

— Послушайте, Морис, — начал он. — Я…

— Вы были влюблены в мою жену, — закончил за него музыкант. — Я знаю.

— Нет, — с жаром возразил мужчина. — Этого оправдания у меня нет. На самом деле я не был в нее влюблен. Господи, сам себя не понимаю. Вы, должно быть, считаете меня негодяем?

Француз испустил глубокий беззвучный вздох.

— Признаться, да. Но мне вас скорее жаль, — добавил он. — Я и сам когда-то был глуп и наивен. Наташа женщина коварная — коварная, как сам дьявол. У нее нет сердца. Только обворожительное лицо и тело, которое сводит мужчин с ума.

— А как вы обо всем узнали? — понуро спросил Кевин.

— Я знал об ее измене с самого начала, — пояснил француз. — Я все слышал… Не станем вдаваться в подробности, которые не принесут ничего, кроме огорчений.

— Что сказать? Я виноват. Я подлец. Мое поведение непростительно, — выдавил писатель.

— Мне кажется, все можно простить, когда речь идет о настоящей любви, — ответил на это Морис Куррэн. — Вы молодой, сильный мужчина, талантливый, с богатым воображением, вас должна волновать красота. Мужчины на многое способны ради красивой женщины, они готовы идти на огромный риск ради обладания ею. Наташе нетрудно было соблазнить вас. Когда-то она и меня завоевала. Так же она обольщала и своего первого мужа, и множество любовников. Она никогда не была верна мне — она ненасытна. Так что, когда я превратился в инвалида, а Наташа встретила вас здесь, в деревенской глуши, она снова принялась за старое.

— Мне нет прощения, — заявил Кевин. — Я не имел права…

— Кто вспоминает о правах в делах любви? — перебил его музыкант. — Люди выдумали законы и моральные принципы, но они остаются людьми — а значит, недалеко ушли от животных, наших предков. Вы страдаете оттого, что изменили своей жене и обесчестили меня. Что ж, я лично вас охотно прощаю. Наташа всегда напоминала мне пантеру — красивая, алчная, жестокая. Она хватала очередную жертву, терзала ее и оставляла умирать в мучениях. Я и раньше был ей не интересен. Когда-то я любил ее. Я был наивен, полагая, что ей нужны моя нежность, моя забота. Теперь я научен горьким опытом. Для вас это тоже был печальный урок, Кевин.

Писатель уткнулся лицом в ладони.

— Я пристыжен и разбит наголову, — произнес он. — Вы слишком благородны, это невыносимо.

— Благороден, — хрипло рассмеялся Морис. — Что за чисто английское слово! Пожалуй. Мне следует вам кое-что сообщить. Сегодня по дороге в Лондон Наташа открыто поведала мне о вашем романе, но заявила, что больше не хочет жить в этом доме, поскольку ей стало там скучно. Она хотела сделать гадость Касс, все ей рассказав, но я предупредил супругу, что в этом случае лишу ее наследства — у меня остались кое-какие деньги во Франции. А Наташа любит деньги.

Кевин резко поднял голову и удивленно взглянул на собеседника.

— Ничего не понимаю, — заявил он.

— Да, вот так, молодой человек. Я глубоко уважаю вашу жену. Она чудесная женщина: смелая, добрая, трудолюбивая, нежная и женственная. И она так преданно вас любит… Лучше я завещаю все деньги своей неверной супруге, чем позволю ей причинить боль милой Кассандре, — объяснил музыкант.

— Я очень тронут, Морис. Рад, что вы такого высокого мнения о Касс. Но она уже знает. Она все знает, — печально сообщил Мартин.

Теперь уже француз повернул голову и внимательно посмотрел на хозяина дома:

— Откуда? Кто ей сказал?

— Не знаю, — покачал головой парень. — Это еще надо выяснить.

— Да, это настоящая трагедия. А я хотел избавить ее от страданий, — вздохнул Морис.

— Видит бог, я не хотел причинять ей мучения! — горестно воскликнул Кевин и начал в ярости колотить кулаком по ручке кресла. — Кто бы мог подумать, что все так скверно обернется. Я оскорбил вас, человека, которого уважаю и считаю другом, а уж про несчастную Касс и говорить нечего. Мне нет прощения.

— Да бог с ним, с прощением. Наташа сюда больше не вернется. Мы разводимся, — ошарашил его Куррэн. — Она сегодня переночует у наших общих знакомых в Лондоне, а завтра летит в Париж. Когда мы там жили, ей предлагали работать манекенщицей в одном из домов высокой моды. Все-таки у нее блистательная внешность и безупречная фигура. Думаю, очередной кавалер тоже очень скоро найдется. — И он мрачно рассмеялся.

Кевин с тревогой посмотрел на часы:

— Но куда же подевалась Кассандра?

Он оставил Мориса на диване в гостиной, погруженным в свои безрадостные мысли, а сам пошел звонить таксисту. На вопрос писателя водитель ответил, что привез миссис Мартин обратно около половины третьего. Она попросила высадить ее в деревне.

Мартин положил трубку. Касс должна была давно уже вернуться домой, даже если бы она шла из деревни пешком. Где же она может быть? Единственное место, куда она могла бы отправиться, — в гости к местному доктору, Филиппу Андерсону. Кассандра подружилась с его женой, Стеллой, симпатичной женщиной, у которой недавно родились двойняшки.

Обеспокоенный не на шутку, мужчина невольно вспомнил тот день, когда жена вернулась от них, впервые увидев малышей. Она прижалась щекой к его плечу и прошептала: