Сначала Кэра даже лишилась дара речи. Она никогда не считала Клода героем, но все-таки не подозревала, что он до такой степени трус. Не только трус, но и человек, который не пожелал внести посильный вклад во благо родины.

Затем Кэра принялась уговаривать Клода. Никогда ни о чем она не просила его с такой страстью. Она настаивала на том, что они непременно должны ехать. Она уже пообещала Бобби. В «Арт-союзе» их ждут. Она так готовилась к этим концертам!

Клод вяло возражал. Он вообще не умел отстаивать свое мнение. Для этого он был слишком ленив. Споры лишь вызывали у него головную боль. Он заметил Кэре, что терпеть не может, когда она проявляет подобное упрямство. К тому же этот «ура-патриотизм» ей совсем не идет. Ее образ — это образ нежной, хрупкой певицы, которая завораживает публику интимными интонациями и томными движениями.

Кэра устала спорить. Она сунула руки в карманы своего трико и презрительно посмотрела на Клода.

Несмотря на то, что они работали вместе, провели огромное число репетиций, дали за последние три года тысячи концертов во всех уголках страны, несмотря на все это, она так и не сумела стать с Клодом одним целым. Он был очень талантлив, но его взгляды и привычки остались совершенно чужды Кэре. Впрочем, и теперь она не могла отрицать, что было в Клоде нечто такое, что способно покорить сердце любой женщины.

Как всегда, он был безукоризненно одет. Хотя его серый фланелевый костюм в сочетании с синей рубашкой и желтым галстуком казался несколько театральным. У Клода были довольно узкие плечи, а носки ботинок смотрели в стороны. Блестящие черные волосы были слишком длинны… Но все это чрезвычайно шло к его общему облику. У него были бледное лицо поэта и мечтательные карие глаза, а движения отличались необыкновенной грацией. Он был прекрасным аккомпаниатором. Никто другой не мог с ним сравниться. Его песенки часто не блистали оригинальностью и остроумием, но были очень популярны.

Казалось, его не трогал успех. Между тем его пластинки шли нарасхват, а писем от поклонников и поклонниц приходило едва ли не больше, чем Кэре… Кроме того, она обожала его. Последние три года она была влюблена в него преданно и самозабвенно. И не сомневалась в том, что и он любит ее. Они давно условились, что, как только поднимутся на самую вершину успеха, непременно поженятся.

— Любимая, к чему эти взгляды? — с упреком сказал Клод и обаятельно улыбнулся. — Иди ко мне! Давай поцелуемся и забудем про «Арт-союз». Я не хочу в этом участвовать и не хочу, чтобы участвовала ты… Поэтому давай выбросим это из головы и начнем репетировать!

Кэра медленно подошла к роялю и протянула Клоду руку. Тот нежно поцеловал ее ладонь. Но целоваться в губы она не захотела. Ее душу разрывали противоречивые чувства, и Кэре казалось, что ее любовь медленно угасает. Чем больше она думала об отказе Клода поехать с «Арт-союзом» на фронт, тем больше его презирала.

Прошлым летом, перед самой войной, она не однажды задумывалась о том, какое место занимает в жизни Клода — не только как партнерша, но и как женщина. Они уже давно могли бы пожениться. Пожениться и обзавестись собственным домом, о котором у них было столько разговоров… Однако Клод не пошевелил для этого и пальцем. Он равнодушно смотрел, как проходили дни и недели, а его любимая женщина так и не получила дома, о котором так мечтала. Его вполне устраивали беззаботные и необременительные любовные отношения. Публика постоянно видела их вместе и аплодировала им… Однако Кэре хотелось большего.

В душу Кэры стало закрадываться подозрение, что Клод безнадежно испорчен. К тому же не отличается благодарностью. Все, что он желал получить от нее, он и так имел…

Кэра отняла руку. В ее глазах отразилась боль. Она отошла к окну и посмотрела на улицу. Ее мысли унеслись в прошлое.

Они познакомились четыре года назад на гастролях. Она была девушкой из кордебалета, а он ее партнером. Они вместе танцевали и пели, а потом полюбили друг друга. Тогда Клод не был таким испорченным. Он был милым и добрым. Оба они были совершенно одиноки в этом большом мире и нашли друг друга, словно две родные половинки. Каким счастьем было для них кататься на автобусе или, если позволяли финансы, отправляться в ресторан в Сохо.

Время шло, и у Кэры появилась уверенность в себе и своем таланте. С Клодом дело обстояло иначе. Он был никудышный танцор. Ему не светило ничего кроме третьестепенных ролей.

Но Кэра сумела открыть в нем другие таланты. Он прекрасно играл на рояле и сочинял музыку. Правда, никто не обращал внимания на его песенки и не помышлял о том, чтобы выпустить его на сцену.

Когда они познакомились, ему было двадцать три года. Он был на три года старше, чем она… И на его лице уже лежала печать неудачника. Но Кэра разожгла его самолюбие и побудила продолжать заниматься музыкой. Она сделалась исполнительницей его песенок, и скоро посыпались предложения. Именно она решила, что пора им уйти из кордебалета и выступать в паре. Они стали именоваться «Кэра и Клод» и решили прослушаться у одного из влиятельных импрессарио, вроде Кокрэйна или Дина Базиля.

Последнее оказалось делом не простым. Несколько недель ушло на репетиции, но первая попытка оказалась неудачной. Слабовольный Клод отчаялся и был готов вернуться в кордебалет, но Кэра была полна энергии двигаться дальше. В конце концов они добились своего…

Теперь, оглядываясь назад, Кэра поражалась тому, как рабски она служила Клоду. Сколько сделала, чтобы добиться прочного успеха.

Занявшись музыкой, Клод забросил пение и танцы.

Эта участь досталась Кэре. Хрупкую и чувственную певицу быстро заметили. К тому времени Клод написал их первый шлягер — «Танцую для тебя!».

В исполнении Кэры песенка имела оглушительный успех. Их атаковали эстрадные агенты, журналисты и фоторепортеры. Лондон жаждал их гастролей. Кабаре предложило хорошие деньги за участие в программе.

Им пригласили на Би-би-си.

Дуэт «Кэра и Клод» состоялся и стал приносить прибыль.

Публика даже не догадывалась о том, что блистательная Кэра родом из заштатного городка, дочка малообеспеченных родителей и зовут ее вовсе не Кэра, а Мери Браун. Настоящее же имя Клода было Чарли Бейнз, и был он сыном шахтера из Уэльса.

«Что проку в имени твоем?…» Но там, где дело касалось театра, имя было первостепенной вещью.

Она обернулась и снова взглянула на молодого человека, который задумчиво играл на рояле. Сердце у Кэры болезненно сжалось. Несколько месяцев тому назад, когда началась война и концертная деятельность пошла на спад, Клод пал духом и заявил, что женитьбу нужно отложить, а Кэра была слишком гордой, чтобы спорить. Впрочем, и теперь, когда театры и кабаре вновь заполнились публикой — хотя по большей части в мундирах, — Клод не упоминал о браке ни единым словом.

— Иди сюда, спой, ангел мой! — позвал ее Клод.

— Если ты не хочешь ехать во Францию, — покраснев, сказала девушка, — я поеду одна.

Он поднял голову, и на его красивом лице появилась злобная маска.

— Это невозможно! Ты не можешь разрушить наш дуэт!

— Не я, а ты разрушаешь его. Ведь это ты не хочешь ехать со мной.

Снова завязывалась ссора.

Клод раздраженно заворчал. Интересно, как она собирается выступать в «Арт-союзе» без него?

— Конечно! — воскликнул он. — Какой-нибудь растяпа в военной форме возьмется аккомпанировать тебе, но разве он сможет подыграть, когда ты возьмешь неверную ноту или собьешься с ноги?

Кэра побледнела. От румянца не осталось и следа. Она почувствовала, что дрожит.

— Когда это я брала неверную ноту и вообще ошибалась? — прошептала она.

Клод пожал плечами.

— Я не хотел говорить об этом, но ты сама меня вынудила!

Она нервно переплела пальцы.

— Ладно, я поеду одна и буду фальшивить, сколько мне заблагорассудится. Люди в военной форме не такие строгие слушатели.

Клод взял на рояле диссонирующий аккорд.