Но они ничего подобного не решили, хотела перебить его Дженни. По крайней мере, она не решила… поскольку ее мнением пока никто не интересовался.

Девушка оставила эти тревожные слова невысказанными и взяла отца за руку.

– Для меня именно сейчас особенно важно, что твое будущее определено, – сказал он. – Мне будет спокойно видеть тебя благополучной женой дорогого Джона. Он хороший мальчик и будет о тебе заботиться. Я ведь не вечен…

– Но ты быстро идешь на поправку! Так нам сказал сэр Марк.

– Я знаю, – кивнул отец. – Скрипучее дерево дольше живет. Но настанет время, когда я вас покину.

– Но не в ближайшие годы! – горячо возразила Дженни.

Отец слегка сжал ее руку.

– Чем дольше, тем лучше. Я еще многое хочу успеть, а самое главное – надеть мой лучший цилиндр в день твоей свадьбы! – Он подмигнул и улыбнулся ей. – Джон говорит, что, вернувшись, примется за подготовку к свадьбе; конечно, когда вы все решите до мельчайших подробностей. Я так и вижу тебя в белом платье! Надо как можно скорее написать маме, сообщить ей приятную новость и попросить побыстрее вернуться домой.

– Но, папа, дорогой, ты чересчур торопишь события! – проглотив комок в горле, возразила Дженни. – Я еще не успела поговорить с Джоном. Мы во всем разберемся, когда поедем в Урбино.

– Разберемся? – с некоторым сомнением пробормотал отец.

– Я хотела сказать, мы выясним, какие чувства питаем друг к другу, – наобум выпалила Дженни.

– Ты хочешь сказать, что этот вопрос еще не решен? – встревожился Эдриэн.

«Никаких споров, – вспомнились ей слова сэра Марка. – Никаких стрессов».

– Конечно, решен, – поспешила ответить Дженни. – Просто мы едва успели поздороваться.

Она натужно засмеялась, и Эдриэн, опустив ее руку, виновато произнес:

– Из-за своего сердечного приступа я стал центром внимания в такой важный момент, когда ты должна свободно располагать своим временем!

– Ты и должен быть центром внимания, дорогой! – Дженни обняла отца. – Ты всегда будешь в центре моего внимания, сколько бы раз я ни выходила замуж!

Они засмеялись, и атмосфера разрядилась.

Позже Дженни и Джон ехали по извилистой дороге в Урбино. Заходящее солнце окрасило весь мир в розовый цвет. Справа от них по склону горы густо росли сосны, а слева до самого моря простирались каменистые поля, засаженные оливковыми деревьями.

Дженни, сидевшая за рулем, делала вид, будто все ее внимание занято дорогой. Что сказать Джону, когда наступит решающий момент? Честная почти до наивности, она совсем не умела хитрить и увиливать. Но сообщить горькую правду пока невозможно. Так что же? Придется ради отца делать вид, что все по-прежнему?

– Нельзя ли на минутку остановиться? – спросил наконец Джон. – Здесь есть площадка, откуда открывается великолепный вид на побережье.

Но Дженни понимала, что на самом деле его интересует не вид побережья, и, выключив мотор, тотчас же оказалась в его объятиях. Мягко прижимая ее к себе, он вопросительно смотрел ей в лицо.

– В чем дело, Дженни? – спросил он. – Я с самого начала почувствовал, что твои мысли где-то далеко от меня. Ты так волнуешься за отца?

Она зацепилась за это предположение:

– Конечно, волнуюсь, мне как-то не по себе. А ты что скажешь о состоянии папы… только честно, Джон?

– Мне нечего добавить к заключению отца, – корректно ответил Джон. – Не в его правилах обманывать родственников пациентов…

– Я не это имела в виду, – устыдившись своей бестактности, перебила его Дженни. – Я только хотела узнать твое мнение.

– Оно гораздо менее ценно, чем мнение отца, – напомнил Джон. – Но я был приятно удивлен, увидев Эдриэна в гораздо лучшем состоянии, чем ожидал.

– И что же это значит?

– Ну, ему уже далеко за шестьдесят, и, насколько я понимаю, он не щадил себя… работая часами над огромным полотном. Он нам говорил, что ему приходится забираться на верхнюю ступеньку стремянки, а нередко и тянуть вверх руку и все время держать тяжелую палитру. Чтобы выдержать это, нужна сила молодого маляра. Просто чудо, что он не наделал себе еще больше вреда. Если он расслабится и будет вести образ жизни, более подобающий его возрасту, он проживет еще много лет. К счастью, эта огромная картина, над которой он работает, почти закончена, и он обещал нам, не без нашего давления, оставить ее в том виде, в каком она есть. – Он теснее прижал ее к себе. – Ты рада это слышать, дорогая?

– Да, конечно, – несколько неуверенно ответила Дженни.

– Он был очень рад нашему приезду, – продолжил Джон.

Дженни ничего не ответила. Наступила странная, красноречивая, неловкая тишина. Джон озадаченно взглянул на нее.

– В чем дело, Дженни? – вырвалось у него. – Ты получила мое письмо, не так ли?

– Да, я получила твое письмо.

Она подняла на него умоляющий взгляд и с ужасом почувствовала, что глаза ее наполняются слезами. Они текли по щекам, у нее перехватило дыхание, и в следующий момент она зарыдала в объятиях Джона.

– Любимая, ты пережила очень тяжелое потрясение, – утешал он Дженни, мягко гладя ее по волосам. – Я не знал, что произошло с твоим отцом, когда легкомысленно писал о своих планах. Мы не будем говорить о свадьбе, пока ты не почувствуешь себя лучше, – пообещал он.

Ее снова охватило чувство вины.

– Если честно, я не была к этому готова. Даже если не считать волнения из-за отца, – призналась девушка, немного отодвинувшись от Джона и вытирая глаза носовым платком, который он ей протянул. – Я хотела сказать, мы годами счастливо жили, общались, дружили… и вдруг все изменилось… – запинаясь, произнесла она.

– Я поступил как бестактный тупица, дорогая, послав тебе это неожиданное письмо, – сказал он. – Я был в восторге от квартиры, которую дарит нам мой отец… а также от перспективы работать с ним и иметь свою практику. – Он снова прижал ее к себе. – И навсегда быть с тобой… в собственном доме. Ах, Дженни, ты только представь, какое это счастье!

– Я знаю, – тихо согласилась она. – Это просто замечательно, но за прошедшую неделю на меня навалилось столько, что сразу всего не вынести!

Если бы он только знал, что на нее навалилось! Ей не терпелось все рассказать ему. Но этого делать нельзя из-за болезни отца. Пока ни о каком разрыве не могло быть и речи, никакой ссоры между двумя семьями! Ей ничего не оставалось, как только тянуть время, надеясь, что все как-нибудь образуется…

– Что ж, дорогая, пока оставим эту тему, – в последний раз посмотрев в ее бледное, осунувшееся лицо, сказал Джон. – Поговорим, когда ты немного придешь в себя. А сейчас я сяду за руль, и мы поедем в Урбино.

Деревенская улица, по которой они ехали, выглядела праздничной. Сегодня большая часть девушек и молодых женщин надела красочные национальные наряды, а молодые люди – бриджи до колен и шляпы с перьями. Танцы уже начались, с площади слышались звуки скрипок. Когда они, припарковав машину, прошли к длинному, добела выскобленному столу, из гостиницы вышел Стефано, приветствуя их.

– Молодой мистер Дейвенгем! – воскликнул он, узнав Джона. – Вот вы и снова на Зелене! Не можете без нас, правда?

– Разумеется, – обнимая Дженни за плечо, согласился Джон. – Я вижу, вы устроили шоу. Сегодня какой-то фестиваль?

Стефано, проводив их к местам за столом, объяснил, что никакого фестиваля нет.

– Сегодня утром сюда приехал какой-то англичанин с операторами. Он собирается снять телевизионный фильм о Зелене и любезно попросил жителей показать им некоторые традиционные танцы. Сейчас идет репетиция. – Стефано повернулся к Дженни: – Это ваш друг, господин Харни.

– Ах да, мистер Харни, – быстро повторила Дженни, словно пытаясь вспомнить, кто же это такой.

– Твой отец рассказывал мне о нем, – вставил Джон. – Кажется, это какой-то историк, специалист по Балканским странам. Но Эдриэн ничего не говорил о его связи с телевидением. Я всегда думал, что твой отец скрывается на Зелене именно от таких людей с их хищными камерами и назойливыми вопросами. Тем не менее этого типа Харни принимают на вилле, – озадаченно закончил Джон.