— Ах да, молодые индюки, — пробормотал Джон Дерен; выражение его лица сделалось очень серьезным. — Я действительно обратил внимание на множество домашних птиц под ногами: и куриц, и уток, и гогочущих гусей.

— Да, да. Они стаей собираются перед дверью на почту и ждут, когда кто-нибудь эту дверь откроет, — продолжала злиться Эйлин. — А затем быстро бросаются к мешку с овсом за перегородкой. Эти птицы точно знают, где миссис О'Рафферти хранит для них еду. О! Они ужасно сообразительные существа, и у них аппетит, которым позавидовали бы даже дикари. Но страшнее всех молодые индюки, которые набрасываются на мешки с почтой и разбрасывают все письма своими большими неуклюжими ногами. Такое действительно случается довольно часто.

Уголок рта Джона Дерена слегка дрогнул.

— Можете смеяться столько, сколько вам захочется! — решительно объявила Эйлин. — Уверена, вы найдете на Инишбауне много забавного и комичного. Но нам все равно. Да, мы живем в глухом месте, на заброшенном острове, но нам нравится это! И мы гордимся своим островом! — Она свирепо сверкнула глазами.

Голубые глаза Джона Дерена озорно заблестели.

— Ну, уж не в таком глухом, мисс Кейт! Назовем это несколько деликатнее — в экзотическом месте, жители которого свободны от всяких формальностей. Что и доказывает случай с письмом на вашей почте. Полагаю, нет необходимости отдавать вам теперь это послание. — И с этими словами молодой человек засунул свое злосчастное письмо в карман плаща. — Очень сожалею, что оно не пришло к вам вовремя. Как бы то ни было, я понял ваше нежелание пойти нам навстречу, поэтому намеревался в любом случае посетить вас и еще раз попытать удачу. Да и погода выдалась как раз подходящая, чтобы совершить небольшое путешествие. И мы могли бы немедленно приступить к работе, если только… К тому же, насколько мне известно, такая мягкая погода не слишком долго держимся в этих местах, и мне не хотелось бы терять время.

Холодно улыбнувшись. Эйлин проговорила:

— Что ж, очень жаль, мистер Дерен, но вы действительно теряете время и рискуете остаться ни с чем. В том письме, которое вам отправили, мой дед, мистер Марлоу, сообщал, что мы не заинтересованы в том, чтобы вы снимали на острове кино.

— Но как вы можете так сразу отвергать нашу просьбу, если даже не знаете, о чем мы собираемся снимать фильм?

«Его трудно назвать красивым, — невольно подумала про себя Эйлин, — но у него запоминающееся лицо». Оно притягивает, на него приятно смотреть. Если бы обладатель этого лица не вызывал у нее таких неприятных эмоций, то, возможно, она назвала бы это лицо весьма привлекательным. Оно было живым, подвижным и так не походило на спокойные, меланхоличные, почти бесстрастные лица жителей острова. И эти голубые глаза, глядящие на нее сейчас так свирепо. Черные волосы и брови, чувственный рот, решительная линия подбородка. А глубокий и звонкий голос этого человека вдруг взволновал Эйлин. В нем больше не слышалось издевки, он звучал искренне и серьезно. Джон Дерен говорил о том, что в последнее время в индустрии кино наметился упадок, потому что мало снимают оригинальных фильмов. Все сюжеты строятся по шаблонам, ничего нового.

— Но думаю, вам не интересно знать обо всем этом. Здесь, в царстве зеленых вод, вас вряд ли трогают бесконечные сериалы и мюзиклы, являющие собой чудеса последних технических достижений, которые, тем не менее, не могут скрыть их убожества. Даже фильмы с религиозно-исторической тематикой не меняют общей картины, потому что в них так же мало истории, как и религии. Римские гладиаторы с голливудским акцентом спасают красавиц из челюстей унылых цирковых львов! Что здесь может быть привлекательного?

Очарованная его пламенной речью и теми образами, которые Джон Дерен нарисовал, Эйлин молча смотрела на своего гостя. Он внезапно замолчал и тоже взглянул ей в лицо. Казалось, только сейчас молодой человек заметил сидящего перед собой ребенка с широко открытыми глазами и завороженно его слушающего. Удивление и трогательная наивность светились в этих больших изумрудных глазах.

— Полагаю, это ваш естественный цвет? Я имею в виду глаза. Специально для роли королевы, — мягко проговорил он. — Елизавета из рода Тюдоров с пылающим зеленым взглядом. Или Мейв, королева Коннаута, с ее красно-рыжими кудрями. Не она ли прогнала пиратов с этих пустынных берегов? Или это была Грейс О'Мэлли? И почему это вы сегодня пытались протаранить вашей лодкой наш пароход? — Его тон сменился так неожиданно, что Эйлин испугалась.

— Я думала, что вы рыбаки из Бретани, — пролепетала она. — Последнее время они доставляют нам неприятности. Заходят в наши воды за нейтральную полосу и вылавливали всю рыбу.

— Значит, именно этим объясняются те ругательства, что посыпались на нас через мегафон, сделанный из консервной банки? — Молодой человек откинулся назад на спинку кресла и лениво прикрыл глаза. Он явно потерял интерес к этому происшествию — все было слишком просто.

«Разговоры о рыбе мало его интересуют», — подумала Эйлин и почему-то снова почувствовала раздражение.

— Простите, если я напугала вас, — проговорила она без единой нотки сожаления в голосе. — Я вовсе не собиралась врезаться в ваш пароход, просто волна подняла лодку и развернула ее в вашу сторону. Но вы поняли мой намек.

— Кто понял намек? Джон Дерен или рыбак из Бретани? — спросил гость, даже не потрудившись открыть глаза.

— Оба, — горячо откликнулась Эйлин.

Он громко рассмеялся, но этот смех ей не был приятен.

— А что думает по этому поводу ваш дедушка? — поинтересовался молодой человек. — Возможно, он настроен не так враждебно?

— Он никак не настроен, мистер Дерен. Он очень старый, и ему не до вашего кино. Тишина и спокойствие на Инишбауне значат для него очень многое. Ему вряд ли доставят удовольствие толпы операторов с камерами и артистов, которые неделя за неделей будут нарушать привычный ход жизни жителей острова.

— Я уверяю вас, его никто не потревожит. — Джон Дерен вдруг выпрямился в кресле с решительным видом. — Он дома? Мне необходимо поговорить с ним.

— Нет, он ушел на прогулку по Карриг-Хилл, полюбоваться закатом. Он каждый вечер делает это. Причем предпочитает гулять в одиночестве. Ему эти минуты доставляют особое удовольствие. Потому что он поэт, мистик и отшельник. — Она выразительно развела руки в стороны. — Именно поэтому мы возражаем против съемок на острове. И прошу меня простить, если я разговариваю с вами не слишком вежливо. Вы ведь представитель того мира, который мы не хотим принимать, который мы отвергаем.

— Целлулоидные ценности, — продолжил гость мысль Эйлин, — синтетическая радость, суетливое шуршание механической цивилизации?

Она согласно закивала:

— Стараясь избежать всего этого, мой дед и поселился здесь на острове пятьдесят лет назад.

— Значит, мне просто необходимо встретиться с ним. Потому что мой фильм будет сниматься с точки зрения именно такого человека. Башня из слоновой кости. Неприкосновенное святилище. Заповедная земля, о которой мы все втайне мечтаем. Мои боссы из кинокомпании «Метеор» хотят именно такой фильм, чтобы подразнить кинозрителей и увеличить свои доходы за счет оригинальности идеи. Но меня их соображения совершенно не волнуют. Мне предоставили carte blanche [3], и я хочу сделать этот фильм по-своему. Я голодал годами, чтобы заработать репутацию режиссера, снимающего экспериментальное кино. И теперь, когда сама судьба предоставила мне этот шанс, я не могу его упустить. И не собираюсь его упускать! — Казалось, он разговаривает сам с собой, о слушателе давно забыв. Его нижняя челюсть упрямо выдвинулась вперед. — Это будет успех! Настоящий успех! — бормотал молодой человек, словно в горячке. — Даже если мне придется дать главную роль Риле Верной!

Неожиданно Джон Дерен вскочил с места. Вытащив пачку машинописных листов из своего объемистого кармана, он быстро положил ее перед Эйлин на журнальный столик.