Тут Колин с Микаэлой подбежали к Мэтью, который уже поймал Брайена и боролся с ним.

— Ну успокойся же! — увещевал он младшего, изо всех сил вырывавшегося у него из рук.

— Нет! — закричал тот и отступил назад, в слепом исступлении натолкнувшись на Микаэлу. Брайен споткнулся и упал прямо на нее, обхватив ее руками за талию. Слезы катились градом у него из глаз, а он цеплялся за Микаэлу и одновременно отталкивал ее.

Мэтью и Колин стояли, точно безучастные зрители, и наблюдали за этой сценой.

Неуверенными дрожащими руками, как перед своей первой операцией, Микаэла погладила по спине всхлипывающего ребенка. Потом взяла мальчика на руки, приклонила его голову себе на плечо и медленно понесла в дом.

Когда Микаэла жила в Бостоне, мать не раз заводила разговор о том, что Микаэле как молодой женщине необходимо подумать о семье и посвятить себя не только медицинской профессии, но также и воспитанию детей. Микаэла упорно отказывалась — ведь она видела цель жизни в служении профессии, а не в том, чтобы стать домашней хозяйкой.

Никогда Микаэла и подумать не могла, что обстоятельства заставят ее обратиться к матери за советом в делах воспитания. Поэтому ей нелегко было написать в Бостон про все последние события. И все же она очень нуждалась в материнском совете именно сейчас, когда оказалась в такой непростой ситуации, чреватой неожиданными сложностями в отношениях с детьми.

Первые признаки этих трудностей не заставили себя ждать. Мэтью был достаточно благоразумен, чтобы не проявлять открыто свое недоверие к Микаэле как приемной матери. Он всячески старался избегать возможных трений в новых семейных отношениях. Обычно он часами один возился на участке возле дома, где его и можно было застать.

И с Колин пока что не было особых проблем. Во всяком случае, девочка от природы была слишком робка, чтобы открыто выражать недовольство. И Микаэла понимала: то, что до поры до времени дремлет в глубине ее характера, может обладать куда большей взрывной силой, чем-то, что проявляется сразу.

Но больше всего заботили Микаэлу отношения, которые складывались у нее с младшим, Брайеном. Она надеялась, что как раз с младшим будет меньше всего проблем, что именно он найдет в ней опору и утешение. Но вместо этого именно Брайен все чаще отвечал на ее заботу открытой агрессивностью.

Однажды Микаэла отправилась с детьми в город за покупками. Мэтью пошел по своим делам, а Брайена и Колин Микаэла взяла с собой в лавку Лорена Брея.

Торговец всегда проявлял в отношении нового доктора некоторое недоверие. Вначале потому, что он не желал признать женщину в качестве врача, потом ее симпатии к индейцам тоже казались ему подозрительными.

В лавке Брея было все, что требовалось жителям Колорадо-Спрингс: продукты, мыльные порошки, горшки и сковородки, игрушки и, конечно, сладости. Вазы с конфетами стояли на одном из самых высоких шкафов, и их яркое сладкое содержимое будто озаряло все помещение.

Когда мистер Брей насыпал Микаэле в бумажные пакеты соль и муку, вдруг раздался оглушительный шум и звон. Микаэла тотчас подбежала к углу, где, как она думала, находились ее приемные дети.

Там стоял на стуле, точно застыв, Брайен, все еще держа высоко руку, протянутую к шкафу. На полу перед ним валялось множество осколков вазочки с конфетами.

Прежде чем Микаэла успела вымолвить слово, появился Лорен Брей, бледный и фыркающий от злости.

— Ты, невоспитанный мальчишка! — набросился он на мальчика. — Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты ничего не трогал!

Первым импульсом Микаэлы было призвать Брайена к ответу, но тут она перебила торговца:

— Но он ведь не нарочно сделал это.

— Я только хотел посмотреть на конфеты, — всхлипнул Брайен, защищаясь.

— Ваза стоит доллар, и конфеты в ней — еще один доллар, — сосчитал Брей.

— Лорен, — вмешалась откуда-то сзади миссис Брей, — вазочка была наполнена только наполовину.

Она подошла к ним и посмотрела умоляюще на мужа.

— Что ты там болтаешь, Мод! — резко ответил ей муж. Но потом овладел собой. — Ну хорошо — значит, доллар и пятьдесят центов.

Микаэла тоже заставила себя успокоиться.

— Пожалуйста, внесите это в счет. А Брайен поможет собрать осколки.

— Вот уж нет! — запротестовал мальчик и скрестил руки.

— Брайен, всему в жизни надо научиться, в том числе и уборке, — спокойно уговаривала его приемная мать.

Лицо мальчика помрачнело. Потом у него вырвалось:

— Я ненавижу тебя! — И он решительно посмотрел на Микаэлу. В глазах его не было и тени раскаяния. Микаэла вдруг почувствовала себя совершенно беспомощной.

Но тут нашлась Мод Брей:

— Послушай-ка, Брайен, ты можешь забрать себе все конфеты, которые соберешь. Дома можно сполоснуть их, а потом снова высушить. Разве тебе не хочется?

Брайен взялся за работу, все еще против воли, несмотря на заманчивую перспективу, а Микаэла вместе с миссис Брей отошла обратно к кассе.

— Спасибо вам, — прошептала неопытная приемная мать старшей и более опытной.

— Не за что, — ответила миссис Брей слабым голосом, — Дети ведь всегда упрямятся. — Но тут она вдруг прижала руку к левой стороне груди. — Вот оно опять, это ужасное сердцебиение, — прошептала она. — Это бывает один-два раза в неделю. Но муж всегда говорит: пройдет.

Микаэла быстро открыла свою сумку. Она вынула маленький пакетик и протянула его женщине.

— Если повторится, примите этот порошок. Это дигиталис, он регулирует сердечный ритм. У меня только один этот пакетик, но я закажу лекарство в Чикаго. И еще одно, миссис Брей: вы не должны так тяжело работать, — внушала она больной.

Жена торговца посмотрела на врача с благодарностью.

— Я постараюсь, — ответила она, а потом взвалила на себя мешок с мукой, стоявший рядом, и потащила его в заднюю комнату.

Микаэла направилась к почте, чтобы тотчас послать в Чикаго заказ на лекарства. Ей пришлось довольно долго втолковывать Хоресу, что ей нужно. Потому что, хотя почтовый служащий был еще относительно молод, он слышал в последнее время все хуже и хуже. Это становилось ясно каждому, кто хотел купить у него хотя бы только марки и вынужден был необыкновенно долго объяснять это. Можно себе представить, как трудно было договориться с ним о более сложных вещах, не говоря уж о срочных телеграммах.

Микаэле потребовалось проявить изрядную ловкость, чтобы уговорить Хореса показать ей свои уши, которые она уже секунду спустя, к великому изумлению пациента, освободила от забивших их пробок.

Хотя в Бостоне Микаэла привыкла за свою помощь выписывать пациентам счет, она очень быстро приспособилась к обычаям Запада.

— Отправьте эту телеграмму в Чикаго, и мы квиты, — ответила она, смеясь, на вопрос пациента о том, сколько он ей должен.

И она ушла с почты, чтобы сделать еще кое-какие дела, до того как встретиться с детьми на площади, в условленном месте.

Но ей не удалось уйти далеко. Как раз когда она проходила мимо веранды салуна, ее тихо окликнули:

— Алло, док!

Микаэла огляделась и заметила открытое окно в одной из задних комнат салуна. Одна из девушек выглянула наружу.

Микаэла подошла поближе. Она услышала, как в глубине комнаты Хэнк, владелец салуна, спорит с другой девушкой.

— Мне нужна ваша помощь, док! — Девушка умоляюще посмотрела на нее.

Микаэла помедлила минуту, неуверенно осмотрелась вокруг. Потом сказала:

— Иду, — и решительно подошла к двери этого заведения с сомнительной славой.

Внутри салуна царил полумрак. Скрипач пиликал на своем инструменте, а за столами сидели мужчины того сорта, с которыми порядочная женщина предпочтет не встречаться на пустынной дороге.

В коридоре, который вел из гостиной, девушка поджидала Микаэлу.

Но когда докторша хотела миновать помещение со стойкой, хозяин задержал ее.

— Я должен просить вас уйти, мисс, — сказал он с угрозой в голосе. — Дамам сюда вход воспрещен.