Потом Чарльз уложил ее на кровать и попросил экономку принести молока и хлеба.

Потом все происходило в каком-то тумане. Кто-то уговаривал ее съесть немного молока с хлебом и кормил с ложечки. Постепенно боль и слабость отступили, и Джоанну переодели в ночную сорочку. Наконец, с теплой грелкой в ногах, положив голову на мягкую, как облако подушку, она погрузилась в сон.

Когда Джоанна проснулась на следующее утро, у ее кровати стояла невысокая полная женщина с седыми волосами, чье лицо она помнила лишь смутно.

— Как вы себя чувствуете сегодня, мисс Аллен? — бодро спросила она.

— Прекрасно, — с некоторым удивлением ответила Джоанна. — Я прекрасно себя чувствую!

Она попыталась сесть, И женщина помогла ей, удобно подложив подушки ей под спину.

— Пожалуй, мне надо представиться, — с улыбкой сказала она. — Меня зовут миссис Ховард, я экономка мистера Карлайона.

— Ах, да… молоко и хлеб, — произнесла Джоанна, стараясь поподробнее припомнить события прошлого вечера. — Что со мной было? Я заболела?

— Нет-нет. Всего лишь усталость и нервное напряжение. К тому же вы были голодны, — объяснила миссис Ховард. — Я приготовила вам питательный завтрак, чтобы сегодня с вами ничего такого не случилось.

Она подала Джоанне красивую ночную кофточку изумрудного цвета, помогла надеть ее, а потом поставила ей на колени поднос. На нем был чудесно сервированный завтрак — стакан свежего апельсинового сока, покрытая крышкой тарелка, изящный кофейник веджвудского фарфора и такая же чашка с блюдцем. В маленькой хрустальной вазочке стояла полураспустившаяся роза, рядом лежала утренняя газета.

— Если вам захочется еще тостов или кофе, позвоните, — сказала экономка, показывая кнопку у изголовья кровати.

Только после того, как Джоанна съела необыкновенно вкусный омлет, который оказался под крышкой на тарелке, выпила ароматного кофе, она стала осматривать окружавшую обстановку.

Накануне ночью она заметила лишь шторы с цветочным рисунком и ковер теплых тонов. А сейчас она обнаружила, что находится в восхитительной спальне, которую могла устроить только женщина со вкусом или профессиональный дизайнер.

Кровать, на которой она лежала, была вполне современной, но по углам были установлены четыре бело-золотые опоры, поддерживающие расшитый золотом полог. На оттоманке рядом лежало такое же покрывало. Мебель была выдержана в стиле Людовика Пятнадцатого: туалетный столик на витых ножках, трюмо, элегантный шезлонг, покрытый лимонно-желтым бархатом. Да, истинно женская комната во всех деталях — от гравюр с изображением цветов и расписного фарфора до пушистых белых ковриков и тюлевых абажуров с оборочками.

Покончив с осмотром комнаты и съев еще один хрустящий тост с мармеладом, Джоанна обратила внимание на ночную кофточку, которая была на ней. Она завязывалась на шее шелковой тесьмой ручной работы, а воротник и манжеты были украшены узким кружевом.

Под ней Джоанна обнаружила подходящую по цветы ночную сорочку из двойного нейлона — чехол был расписан букетиками белых цветов, а верхний был прозрачен, как осенняя паутинка.

«Эта одежда совсем не походит на ту, что обычно держат в шкафу для неожиданного гостя, и уж тем более — в доме холостяка», — удивленно подумала Джоанна.

Она допивала вторую чашку кофе, стараясь сосредоточиться на последних новостях в газете, когда в дверь постучали и вошел Чарльз. Джоанна вздрогнула, чуть не выронив чашку из рук.

— Доброе утро. Миссис Ховард сказала, что тебе гораздо лучше, — сказал он, пододвигая стул к кровати.

— Да… я хорошо себя чувствую, — ответила Джоанна, покраснев. Она не ожидала увидеть его так скоро… и уж конечно не в то время, когда она будет в постели — непричесанная и совершенно без косметики.

— Это хорошо. Не возражаешь, если я закурю? Я сам только что позавтракал.

— Пожалуйста, кури.

Чарльз закурил сигарету, придвинул поближе пепельницу в виде раковины и устроился поудобнее. Он, видимо, не собирался сегодня на фабрику, потому что было уже десять часов, а он был в льняной рубашке с расстегнутым воротом и светлых брюках.

— Как ты, наверное, догадалась, я пришел поговорить с тобой, — сообщил он. — Но если ты чувствуешь себя недостаточно хорошо для этого, только скажи.

Джоанна вспомнила, как безжалостно он обошелся с нею накануне. Хотя обстановка вокруг была весьма приятной, она не сама ее выбрала. Ее едва ли не силой заставили приехать сюда, поэтому у нее не возникало желания благодарить.

Ее ответ прозвучал очень холодно:

— Все зависит от того, о чем ты намерен говорить.

— Я думаю, это ясно. О том, что случилось вчера.

Джоанна уселась поудобнее, Чарльз подался вперед и убрал мешавший ей поднос.

— Лично я считаю, что ворошить вчерашний день не стоит — ровным тоном произнесла она. — Как я уже сказала, я уезжаю из Мерефилда и сегодня же. Я думаю, для всех будет лучше, если мы попытаемся забыть о том, что я вообще сюда приезжала.

— А ты сама сможешь это забыть? — напрямик спросил он.

Джоанна начала теребить уголок одеяла.

— Наверное, не сразу, — тихо ответила она. — Я думаю, ты мне не поверишь, но я полюбила миссис Карлайон за то короткое время, что мы знали друг друга.

— Почему же не поверю? Это было заметно. И она тоже привязалась к тебе. Твой приезд очень много значил для нее, — спокойно сказал он.

Джоанна удивленно посмотрела на Чарльза.

— Но вчера…

— То, что случилось вчера, было для всех нас не менее ужасно, чем для тебя. Ты должна это понять. Если женщина больше двадцати лет таит в душе зависть, она не в состоянии контролировать свои поступки, когда исчезают сдерживающие факторы, — печально сказал он. — Это чувство появилось у Моники давно, когда они с твоей матерью были юными девушками. Горе по поводу смерти матери — а оно, несомненно, было искренним — смешалось в ее душе с неприязнью к Нине и досадой из-за собственного замужества. Очень жаль, что все это выплеснулось на тебя, но подобный срыв был неизбежен. Потом, после лечения в хорошем санатории и отдыха вне Мерефилда она, вероятно, станет уравновешеннее и спокойнее. Если бы не эта сцена… — Он закончил фразу выразительным жестом.

Джоанна молчала, опустив глаза.

— Но у тебя был такой сердитый вид… как будто ты тоже ненавидел меня, — произнесла она наконец.

Чарльз резким движением загасил недокуренную сигарету.

— У меня не может быть ненависти к тебе, Джоанна, — спокойно сказал он. — Ты порой выводишь меня из равновесия — но и только. А если я выглядел сердитым, то лишь потому, что мне было невыносимо видеть, как тебе досталось. Но останавливать Монику было бесполезно.

В комнате наступило молчание.

— Все равно я уезжаю из Мерефилда, — сказала Джоанна. — Я ничего не говорила об этом раньше, но со следующего месяца начинаются мои выступления в одном из лондонских кабаре. Мне надо ехать на репетиции, примерку костюмов и вообще готовиться.

— Это было решено еще до отъезда из Парижа?

— Да. Честно говоря, это было главной причиной, по которой я согласилась поехать с тобой. Мой агент считал, что мне будет полезно познакомиться с жизнью в Англии до начала выступлений.

— Понятно… — задумчиво произнес Чарльз. Она не могла понять, как он воспринял ее слова. — Но если бы бабушка не умерла, ты бы не уехала, верно?

— Ну, не так скоро, наверное, — призналась она.

— Тогда почему же ты меняешь свои планы?

— Потому что я думаю, что так будет лучше, — тихо сказала она. — Я не хочу возвращаться в Мере-Хауз.

— Тогда можешь остаться здесь, — предложил он. — Миссис Ховард будет вполне надежной дуэньей.

— Ты хочешь, чтобы я осталась? — удивленно спросила Джоанна. В ее сердце затеплился огонек надежды.

Но его ответ быстро погасил его.

— Да, хочу. Я думаю, кто-то должен побыть рядом с Кэти, по крайней мере, в течение ближайших нескольких дней. Бабушка занимала в ее жизни особое место, а она еще в таком возрасте, когда потеря дорогих людей ощущается особенно Остро. Ванесса много времени будет проводить в санатории у Моники, да они с Кэти никогда и не были особенно близки. Поэтому, если тебя здесь не будет, никто не сможет отвлечь девочку от ее горя.