Утром на одном из подъемников Катринка заметила дородную фигуру Рикардо Донати и предложила ему присоединиться к ним. Мартин и Пиа, рассказал он ей, отправились покататься по Корвачу; Дэйзи была где-то на Корвилье с Лючией. Рикардо слишком дорожил коротким отдыхом в Санкт-Морице, чтобы терять время зря.

— Они встретятся с нами за ленчем, — сказал он Катринке, — кроме детей, разумеется.

— О, жалко! — воскликнула Катринка, обращаясь к Кристиану. — Я хочу, чтобы ты познакомился с Мартином. Я говорила тебе о нем, он сын моего друга Томаша. — Два молодых человека разительно отличались друг от друга, Кристиан был на три года старше Мартина, но Катринка все же надеялась, что они подружатся. Именно рождение Мартина в свое время разбередило в Катринке ее материнские чувства, заставило начать поиски своего сына. Ее ребенок оказался на Западе, и у нее не оставалось выбора, ей тоже пришлось покинуть Чехословакию. Протянув руку, она коснулась щеки Кристиана, что позволяла себе очень редко из страха, что он может уклониться от этого жеста. Он был невероятно красив и невероятно холоден.

— Тебе понравится Мартин, — сказала она. — Он остроумный, добрый и очень красивый. Все девушки без ума от него.

— Тогда мы возненавидим друг друга, — заметил Кристиан без особого интереса.

— Ерунда, вы станете друзьями, — возразила Катринка с определенной долей оптимизма.

Корвилья, вершина почти на две тысячи футов ниже Пиц-Наира, тоже была вполне приспособлена для отдыха. Здесь располагалось машинное отделение канатной дороги к Пиц-Наиру, школа для начинающих лыжников, веранды для принятия солнечных ванн, удобная стоянка, кафетерий и отличный ресторан, который содержал Хартли Маттис. Но наиболее значительным сооружением считался лыжный клуб «Корвилья», самый лучший в Альпах, а быть может, и в Европе, да, наверно, и в целом мире. Среди членов этого привилегированного клуба числилось большое количество титулованных особ: донов и баронов, английских графов и виконтов, маркиз и графинь. Альберт и Каролина Монакские были его пожизненными членами. Лишь горстка американцев была принята в клуб. Адам Грэхем был его членом, также как и его отец и дед; Марк ван Холлен членом клуба не был.

Катринка и Дэйзи с помощью друзей договорились о своем временном членстве, что давало им возможность обедать в ресторане клуба, участвовать на стороне клуба в различных спортивных соревнованиях. Катринка часто каталась на лыжах в Санкт-Морице, когда была еще в чехословацкой горнолыжной команде, и с Корвильей у нее были связаны самые приятные воспоминания.

В отличие от Катринки, Марк катался на лыжах только ради удовольствия, приберегая азарт для бизнеса. Марк любил одиночество, он не желал ощущать себя частью организованной элиты, которая проводит бесконечные часы в пустом самолюбовании. Когда Катринка предложила ему вступить в члены клуба, он наотрез отказался.

Катринка считала, что это было очень глупо с его стороны. Временное членство позволяло ей приходить в клуб в любое удобное для нее время, но оно не позволяло ей принимать гостей, и Марк не мог сопровождать ее. Хотя родословная Марка оставляла желать лучшего, он был по-настоящему интеллигентен, имел безупречные манеры и, что самое важное, он был богат. Во многих отношениях он был более приемлемым кандидатом в члены клуба, чем Катринка или Адам, но раз Марк не собирался сделать этот шаг, то Катринка решила не участвовать в соревнованиях за честь «Корвильи», если Марк не появится на чествовании ее победы.

Когда Марк подъехал на лыжах ко входу в ресторан Хартли Маттиса, Катринка уже беседовала с принцем Димитрием и его подругой, манекенщицей Карлой Бруни. Увидев Марка, Катринка помахала ему рукой, и он ответил на ее приветствие, но вместо того, чтобы присоединиться к ним, снял лыжи, поставил их в стеллаж и направился к ресторану. Ему нравился Димитрий, он находил его интересным, милым, знающим в своей области собеседником (он работал в отделе ювелирного искусства Сотби), но Марк догадался, о чем они сейчас говорили, и решил не вмешиваться. Он не возражал против присоединения Катринки к «Корвилье», но не хотел помогать ей в достижения этой цели. Да и вряд ли ей нужна его помощь. Два члена клуба уже дали свое поручительство. Осталось заручиться согласием комитета, любой член которого мог отказать ей в приеме, хотя Катринка с ее обычным оптимизмом не видела причин, по которым они могли бы это сделать.

Оглянувшись через плечо, Марк заметил, что Кристиан остановился на лыжах позади матери. Даже на таком расстоянии он видел, как лицо Катринки осветилось любовью и гордостью, когда она представила собеседникам своего сына. И, как всегда, в компании лицо Кристиана потеряло раздраженное выражение, которое оно приобретало, когда они с матерью оставались наедине.

Марк допускал, что у других мужчин в первые дни брака могут быть проблемы посложнее, чем трудный пасынок, но он предпочел бы обойтись и без нее. Он никогда не шлепал собственных сыновей, но подозревал, что, если бы он знал Кристиана маленьким мальчиком, у него возник бы соблазн его отшлепать. Сейчас, к несчастью, было уже поздно, хотя пускать дело на самотек тоже не хотелось.

Рикардо остановился перед рестораном, снял лыжи и поставил их в стеллаж рядом с лыжами Марка.

— Дэйзи здесь? — спросил он, подходя к Марку.

— Я только что вошел… — Мужчины миновали солнечную веранду, прошли вдоль витрин и добрались до залитого солнцем зала ресторана. Заставленный простыми сосновыми столами, он был застеклен с трех сторон, давая всем желающим возможность обозревать панораму гор.

— La Signora Donati è gia arrivata, — сказала подошедшая официантка, указывая на стол у окна, где уже сидели Дэйзи и Лючия.

— Si, grazie, — воскликнул Рикардо и принялся предлагать ей свой собственный рецепт сочетания бульона и водки — напитка, который он считал лучшим возбуждающим средством после целого дня катания на лыжах.

Большинство работников ресторанов, магазинов и отелей Санкт-Морица говорили на французском, итальянском и немецком языках, английском и романше, — местном языке, представляющем собой странную комбинацию итальянского и немецкого, на котором «Санкт-Мориц» звучал как «Сан-Мурейцен».

— Li porterò subito, — добавила официантка и поспешно ушла, тогда как двое мужчин стали проталкиваться через тесный ресторан к столику, где их ждали Дэйзи и Лючия.

— А где Катринка? — спросила Дэйзи, когда Марк поцеловал ее в знак приветствия.

— Она будет здесь с минуты на минуту.

— Она разговаривает с принцем Димитрием. Ее сын здесь, — добавил Рикардо.

— Кристиан? Как мило! — воскликнула Дэйзи. — Я просто горю желанием узнать его поближе. Когда он приехал?

— Прошлой ночью, — сказал Марк со всем энтузиазмом, на который только был способен.

— О, а мы не знали, — огорчилась Лючия. — Он мог бы утром отправиться с Пиа и Мартином на Корвач.

— Ну, ничего, вечером мы познакомим наших детей, — сказала Дэйзи. — Как долго ты пробудешь с нами, Марк?

— Я собираюсь регулярно приезжать из Лондона. «Интернейшнл» выйдет уже в следующем месяце. Последние минуты перед стартом — мой конек.

— По тебе этого не скажешь, — засмеялась Лючия. — Ты умудряешься казаться таким тихим… Я полагаю, у тебя и язвы нет?

— Нет, — сказал, усмехаясь, Марк.

— У меня тоже нет, — вмешался Рикардо. — Я много ем, много работаю, много развлекаюсь, но у меня нет язвы. Я в нее не верю.

— Рикардо вообще не верит в болезни, — прокомментировала Дэйзи, в ее голосе звучала любовь. — Следовательно, я никогда не заболею: просто не рискну. Это слишком его огорчит.

— Привет всем. Вы еще не заказывали? — сказала Катринка, скользнув на стул рядом с Марком.

— Рикардо заказал бульон с водкой.

— Только не мне! — воскликнула она и повернулась к Кристиану. — Zlatíčko, садись сюда, рядом со мной. Не правда ли, ты со всеми знаком…

— Да, — ответил Кристиан, слегка щелкнув каблуками и поклонившись, что говорило о годах, проведенных им в швейцарской закрытой школе. На вопросы, которыми его засыпали, он отвечал с большой непринужденностью и приятным юмором. Он был очень привлекателен, на его открытом лице не было даже намека на презрение или надменность. Катринка с наслаждением, а Марк с удивлением убедились, что окружающие просто очарованы им.