— Не совсем, — сказал Адам.
Снова наступила пауза.
— Адам, — не выдержал наконец Томаш, — у меня бездельничает вся съемочная группа, а на площадке простаивают высокооплачиваемые артисты. Это стоит больших денег.
— Да, понимаю. Дело в том… Я хотел бы поговорить с тобой о Катринке…
— А… — В его голосе послышалась настороженность.
— В сегодняшнем номере «Таймс» написано, что она вышла замуж… За Марка ван Холлена.
— Ну?
— Тебе не кажется, что ей следовало бы самой сказать мне об этом?
— Ты же ей не отец, Адам. Ты ее бывший муж. Она не обязана спрашивать у тебя разрешения.
— Я говорю не о разрешении. Я говорю о хороших манерах.
Конечно, Томаш мог бы поинтересоваться у Адама, где были его собственные хорошие манеры, когда он спал с лучшей подругой Катринки, но промолчал.
— А что тебе известно о ее сыне? — продолжал Адам.
— Об этом тоже сказано в газете? — спросил Томаш.
— Значит, это правда?
— Почему бы тебе не спросить Катринку? — помедлив, ответил Томаш.
— Ее нет в Нью-Йорке, она отправилась в свадебное путешествие, — голос Адама снова налился злостью. — Черт возьми, Томаш, объясни мне, что происходит?
— Послушай, Адам. Катринка на днях пригласила всю нашу компанию на обед. Не пришла только Зузка, — он говорил о своей бывшей жене. — Катринка была с Марком. Там она объявила об их свадьбе.
— А сын?
— Он тоже присутствовал.
— Не может быть! — вырвалось у Адама.
— Мы тоже были удивлены…
— Кто его отец?
— Думаю, тебе лучше поговорить об этом с Катринкой.
— Не могу поверить, что все эти годы она скрывала это от меня. Как его зовут? — Мать утром упомянула его имя, но Адам не запомнил.
— Кристиан. Кристиан Хеллер, — сказал Томаш. — Тебе следует знать, Адам, — продолжил он после некоторого колебания, — Катринка беременна.
— Не может быть! Невероятно!
Многие годы Катринка напрасно мечтала о ребенке. Если бы у них был ребенок, то их брак никогда бы не распался. Во всяком случае, Адаму хотелось так думать.
— Она на третьем месяце, — в голосе Томаша послышалось сочувствие. Он знал, как сильно Адам хотел ребенка, как он расстраивался, когда у Катринки ничего не получалось. — Вот все, что я могу тебе сказать, Адам, — Томаш явно собирался закончить разговор. — Мне надо работать, люди ждут.
Положив трубку, Томаш ненадолго задержался у длинного стола, уставленного бутылками с соком, булочками, пирожными, фруктами. Это был завтрак для артистов и съемочной группы.
Он налил себе кофе в бумажный стаканчик и стал медленно пить. Адам прав. Катринка давно должна была рассказать всем о Кристиане. Во всяком случае, ему и Зузке, ведь именно они утешали ее, когда она порвала с Миреком Бартошем, чешским кинорежиссером, ее первой любовью. Оказывается, у них был ребенок… Кто, как не он, Томаш, выступал в качестве посредника между ними, когда Катринка прекратила все отношения с женатым любовником? Если бы ему тогда было известно, почему Бартош проявлял такую настойчивость, он, возможно, вел бы себя по-другому.
Томаш хорошо понимал, какой бледной, осунувшейся и опустошенной Катринка возвратилась из Мюнхена летом 1968 года. По ее словам, она работала в отеле до начала тренировок сборной по лыжам. Никогда раньше она не выглядела такой изможденной, что, впрочем, было и неудивительно, принимая во внимание гибель ее родителей. Никто не мог тогда предполагать, что она оплакивала не только родителей, но и ребенка, рожденного в Мюнхене и отданного в чужие руки. Томаш хорошо понимал, почему Катринка никому ничего не сказала. Родившийся в Чехословакии, в Свитове, в том же городе, что и Катринка, он, как и все, научился держать язык за зубами, никому не доверять. Осторожность вошла в его плоть и кровь. Люди, опасавшиеся тайной полиции, лишь в крайних случаях решались довериться друг другу.
Больше двадцати лет Катринка хранила свою тайну, не прекращая поиски сына, пока наконец не нашла Кристиана.
Что ни говори, эта женщина проявила завидное мужество. Лишь немногие способны выдержать такое испытание, не имея никакой поддержки.
Впрочем, теперь у нее есть Марк, хороший, надежный парень, безумно в нее влюбленный. Он поможет ей наладить отношения с вновь приобретенным сыном, с которым, похоже, им еще придется помучиться…
— Какие будут распоряжения? — голос подошедшего к столу помощника режиссера прервал ход мыслей Томаша.
— Повторяем пятнадцатую сцену! — сказал Томаш, допивая кофе. — Нужен еще один дубль.
— Когда вы отправляетесь в студию, сэр? — спросил Картер, дворецкий-англичанин, который следил за распорядком дня Адама Грэхема.
— На какое время назначена первая встреча?
— На десять.
Адам застыл в нерешительности. Нужно позвонить в Нью-Йорк, Майами, Бремен, Афины и ряд других мест, просмотреть кипу бумаг и наметить план действий. Джон Макинтайер, его помощник по финансам и неизменная правая рука, накануне прилетел из Нью-Йорка и, безусловно, уже был на пути из отеля «Беверли Хиллз» в студию. Хорошо бы выехать из дома сразу же, пока движение на автостраде вдоль побережья Тихого океана еще не такое оживленное.
Но… Но ему не хотелось…
— Поеду через час, — решил Адам, — а пока пойду прогуляюсь.
Он сменил сшитые на заказ широкие брюки на шорты, а итальянские туфли — на кроссовки фирмы «Найк».
Переодеваясь, он вспомнил времена, когда ради прогулки на парусной лодке или свидания с женщиной он мог отменить деловую встречу. Впрочем, тогда большинство финансистов лебезило перед ним, директора компании стояли навытяжку, умоляя его помочь им. Теперь мир изменился. Его мир стал другим.
Адам спустился по лестнице, вышел на террасу и двинулся по выложенной плиткой дорожке. Кругом пестрели полевые цветы, которые здесь, на песчаной почве, заменяли газон. В конце сада Адам открыл ворота и по ступенькам, высеченным в скале, направился к пляжу.
На десять утра назначена встреча с Майком Овитзом. Несколько лет назад он помог Адаму купить «Олимпик Пикчерз». Сейчас решался вопрос о продаже компании. Адам не очень этого хотел. Он с удовольствием возглавлял студию все это время. Но, если хочешь выпутаться из долгов, приходится чем-то жертвовать. Яхта, которую он построил для Катринки вскоре после их женитьбы, уже была выставлена на продажу. Единственное, что он никогда не продаст, так это реактивный самолет, иначе он не сможет осуществлять контроль над своим бизнесом в разных отдаленных местах. Не было речи и о том, чтобы расстаться с верфью. Не одно столетие Грэхемы строили суда, и Адам не собирался разрушать эту традицию.
Танкеры почти не приносят доходов, за них никто не даст приличных денег. Туристическое агентство — тоже не выход: еще не закончен судебный процесс, начатый из-за халатности подвыпившего капитана. Таким образом, продажа «Олимпик Пикчерз» представляется наилучшим решением. Одна итальянская компания заинтересовалась студией. Если сделка состоится, Адам не только погасит часть долгов, но и изыщет способ надежно и выгодно вложить деньги в дело. Нельзя делать деньги, если их не тратишь. А самое лучшее — тратить чужие деньги.
Адам остановился, сел на песок и залюбовался сверкающей далью океана.
Как осложнились его финансовые дела! Буквально несколько дней назад он был вынужден заново оплатить квартиру в Нью-Йорке, которая когда-то была их домом, чтобы Катринка могла получить причитающуюся ей часть денег. Он отписал ей виллу на юге Франции стоимостью в несколько миллионов долларов.
И даже то, что больше она ничего от него не требовала, то, что ему никогда не нравилась вилла «Махмед», все это показалось ему совершенно несущественным, когда он думал, как поспешно она выскочила замуж за человека, который запросто мог позволить себе купить для нее такую же виллу.
Чем больше Адам думал о Катринке, тем больше выходил из себя. Она предала его! Измена Адама с Натали — пустяк по сравнению с ее замужеством! Прояви Катринка чуть больше терпения и понимания, они смогли бы сохранить свой союз и продолжать жить вместе. Он не раз намекал ей на это.