Аня с изумлением смотрела на еще более исхудавшее, чем накануне вечером лицо, на запавшие скулы и глаза: гость выглядел так, будто находился на грани истощения. Девушка прикрыла рукой рот, боясь, что сейчас закричит. Ночной визитер, казалось, с любопытством наблюдал за ней несколько секунд, а потом медленно пошел к Анне. Точнее, пошла.

— Нам надо многое обсудить, доченька.

— Что?.. Мама, о чем ты говоришь?

Но та продолжала, словно и не слышала:

— Надо обсудить твое поведение несколько лет назад, и то, что ты носишь вульгарные трусики, которые больше бы подошли шлюхе, и то, есть ли Снежный Человек, или это всего лишь выдумка, и то, имела ли ты право покидать нас и делать аборт. Есть о чем поговорить с мамой, правда, Ань?

Аня стояла и как зачарованная наблюдала за приближением женщины, похожей на высохшую осеннюю веточку. Валентина подошла еще ближе, не переставая говорить:

— Мы можем с тобой поговорить о том, что случилось с твоим отцом, когда ты в своем фирменном эгоистичном стиле на всех наплевала и уехала в Москву, испугавшись ответственности. Знаешь, что с ним произошло? Ладно, мы оставим в стороне то, что он начал прилично закладывать за воротник, хотя до этого не прикасался к спиртному почти пять лет. Но, думаю, ты, как член семьи, все-таки обязана знать: у него был — как же они это назвали? — а, да, микроинсульт! После этого в постели от него можно было ждать только одного — храпа.

Аня зажала уши руками и замотала головой, не в силах слышать эти обвиняющие слова. Мать подошла ближе, продолжая монотонно говорить:

— После этого мне пришлось завести любовника… Не знаю, догадывается ли об этом твой любимый папочка, но думаю все-таки догадывается. В конце концов, он никогда не был глупцом, этого у него не отнимешь, хотя он так и не сказал на эту тему ни слова, даже намека не сделал. И как ты думаешь, кого в этом всем нужно винить?

— Замолчи! — крикнула Аня.

— Замолчать? — вкрадчиво спросила Валентина. — Ты говоришь это мне? Ты когда-нибудь молчала? Стоило тебе натворить что-то, или чего-то пожелать — разве ты молчала?

Уже не контролируя себя, Аня размахнулась и попыталась ударить мать по щеке, но та на удивление ловко перехватила ее руку. Девушка тихонько вскрикнула, когда Валентина чуть усилила давление — не смотря на свою явную истощенность, сил у нее было с лихвой. Аня видела, как мать задумчиво уставилась на руку дочери, потом перевела свои тускло поблескивающие в неверном свете глаза на лицо девушки.

— Признаю, я думала, ты сделаешь это куда раньше, — она картинно поджала губы. — Честно говоря, полагала, что выдержки у тебя поменьше. Хоть что-то дельное в тебе есть.

Аня в ужасе смотрела на ожесточенное лицо матери. Даже в полумраке было видно, как на виске Валентины бьется жилка. Анна всхлипнула, когда пальцы матери сжались еще сильней: девушке показалось, что кости запястья трутся друг о друга с едва слышным скрежетом. Где-то за окном раздался протяжный крик, но они этого не слышали — просто смотрели друг на друга, мать и дочь.

Неожиданно Валентина резко обернулась, выпуская руку Ани, которая тотчас попятилась назад, всхлипывая и потирая запястье другой рукой. Она забилась в угол дивана, из глаз катились слезы унижения и боли. Снова скрипнула, открываясь, дверь.

— Что тут у вас происходит, девочки? Небольшой междусобойчик?

— Папочка! — крикнула Аня. Ее папа пришел, пришел помочь ей, как всегда помогал в детстве. Она почувствовала волну радости и такого острого облегчения, что чуть не упала без сил на диван.

Отец странной, дерганной походкой зашел в комнату. Аня вспомнила свою любимую игрушку: на шестилетие бабушка подарила ей деревянную куклу с привязанными к рукам и ногам веревочками. Она, помнится, провела многие часы, зачарованно наблюдая, как конечности марионетки послушно дергаются, подчиняемые воле ее руки, в которой был зажат крест с прибитыми к нему веревками. Вот и ее отец — сейчас всего лишь смутно различимая фигура в темной комнате — походил на ту куклу. Движения были такими же рваными и неровными — как будто кто-то чересчур усердно дергал за нитки.

— Папа, пожалуйста, включи свет. Мне страшно.

Отец засмеялся, и Аня почувствовала, как по коже побежали мурашки. Что-то ей не нравилось в его смехе, но понять, что именно она не могла: слишком была испугана поведением своей матери.

— Папа, ну пожалуйста…

Силуэт отца махнул рукой, и Аня сразу же замолчала. Это произошло автоматически: такой жест отца означал, что стоит помолчать и послушать, что скажет он.

— Что ты успела ей наговорить? — спросил он, обращаясь к жене. В голосе отца слышалась строгость, и Аня улыбнулась сквозь слезы.

А потом так и застыла с улыбкой на лице, услышав ответ матери:

— Все, о чем ты просил ей сказать.

Аня стояла в темноте с открытым ртом и смотрела на два темных силуэта на фоне двери. Дыхание с хрипом вырывалось изо рта, в висках стучало. Удушливая вонь распространялась по комнате и с тошнотворным чувством девушка поняла, что источником запаха были они. Аня поежилась и безотчетным движением обхватила себя за плечи.

— Зря ты так, Валь, я же пошутил, — в бесплотном голосе слышался мягкий и добродушный укор. — Она ведь, в конце концов, поступала как лучше. Как лучше для нее, конечно, но она ведь пока не знает, что это далеко не главное.

— Папа, пожалуйста, прекрати, ты меня пугаешь, — она отступила еще на шаг вдоль дивана к окну, подальше от фигур родителей.

— Доченька, я вовсе не хочу тебя пугать, — в глухом голосе отца проскальзывали нотки сожаления. Он потряс руками, словно стряхивая с пальцев воду. — Я просто хочу тебе помочь, хочу, чтобы ты всегда была со мной. С нами. Это вовсе не так уж плохо.

Аня покачала головой, не отводя глаз от призрачного силуэта отца.

— Пожалуйста, выйдите из моей комнаты, — она постаралась придать своему голосу твердости, но вышло только хуже. — Выйдите, прошу вас. Я… я не одета.

Отец снова засмеялся своим новым, тягучим смехом, а потом к нему присоединилась и мать.

— Ты не знаешь, Аня. Ты…

— Хватит, она все равно не поймет, — сказала мать. — Сейчас что-то объяснять ей бесполезно.

Отец протяжно вздохнул, Аня задрожала еще сильней. Ее буквально колотило, как в ознобе. Она слушала их голоса, обсуждающие ее, и видела только смутные силуэты. Наверное, она сошла с ума — это было самым простым объяснением. У девушки было такое чувство, будто она Алиса на чаепитии у Безумного Шляпника… Сейчас из угла выпрыгнет Мартовский заяц и Соня: тогда ее можно будет со спокойной совестью везти в психушку. Но ужас, охвативший ее, был слишком реальным. И ее родители, стоящие напротив, тоже не были приснившимся кошмаром. Хотя в каком-то смысле это и было бы облегчением.

— Пожалуй ты права, Валя, — наконец, сказал отец. В голосе слышалось сожаление. — Но мы можем сделать это мягче, так как я сделал это с тобой. Грубые меры ни к чему.

— Папа, не надо…

— Да пошел ты! — вдруг крикнула мать и, толкнув отца в сторону, метнулась к вжавшейся в угол кровати девушке.

Аня закричала и соскочила на пол, в диком ужасе уже совершенно не соображая, что происходит. Она видела только, как иссушенный силуэт матери надвигается на нее, вытянув вперед руки. Отец был едва различим в темноте, но вдруг он шагнул вперед и…

— НЕ НАДО! — крикнула Аня, но отец уже рванул женщину на себя. В пятне света Аня увидела, что на худом лице Валентины застыло ошеломленное выражение, когда она потеряла равновесие, и он притянул ее к себе одним ленивым движением. Она взмахнула руками, стараясь удержаться на ногах, и упала прямо в объятия мужа. Аня увидела, как он отклонил голову немного назад, а потом резко опустил ее с глухим рычанием. Мать закричала, брызнула струйка крови.

Завизжав, Аня подбежала к ним. Она не думала, что делать: она только видела, как отец треплет мать, словно собака кость. Девушка вцепилась ему в волосы, почувствовала, что выдирает целый клок, но продолжала тянуть голову назад, стараясь оттащить отца от матери. Валентина снова закричала, отец засопел и отпустил мать, которая медленно осела на пол, побелевшими от боли глазами глядя прямо перед собой и зажимая руками кровоточащую рану на плече около шеи. Отец дернул головой, вскрикнул, когда комок волос остался в руках Ани и отступил на шаг. Аня в ужасе отбросила от себя пучок и отступила назад, не сводя с отца взгляда испуганных глаз. Тошнота волнами накатывала на нее. Она чувствовала, что еще немного и потеряет сознание.