Войдя в кабинет, Сэмюель предложил Холлису стул. Он был потертый, но все же более удобный, чем любимое кресло–качалка Эбби, с которого было не так‑то легко подняться. Холлис поблагодарил, сел на стул, поставил трость рядом с собой.

— Я все понял, Сэм. Все кончено.

— Скажи, что случилось!

— Я оказался вне игры. — Холлис покачал головой. — Просто устал быть бесполезным и осознавать свою старость. Тебе это самому прекрасно известно.

— Но он просто молод.

— Молодость не оправдывает неуважение.

— Я не пытаюсь оправдать Пола. Но согласись — он проявил уважение к тебе, когда прислушался к твоим словам, устанавливая шкаф–витрину в притворе. Он лично извинился перед тобой, разве не так?

— Едва ли можно назвать извинением его объяснение по поводу исчезновения с кафедры Библии короля Иакова. На самом деле Пол никогда не говорил, что сожалеет о своем поступке. И этот шкаф–витрина…

— Но он очень красив.

— Он‑то красив, зато Пол слишком расчетлив. Чем больше становится прихожан, тем меньше этот выскочка прислушивается к нашему мнению.

С сожалением Сэмюель понимал, что Холлис прав.

— В первую очередь, мы должны помнить, что Пол призван сюда, чтобы быть нашим пастором.

— Но действует он скорее как диктатор.

— Вы опять разошлись во мнениях?

— Нет. — Холлис выглядел удрученным, но не озлобленным. — Может, все дело в том, что он чего‑то недоговаривает и действует без нашего согласия? Я не знаю. Но, беседуя с ним, я вижу, что раздражаю его. Скорее всего, он думает про себя: «Что надо этому старикашке на этот раз?» Я не в силах бороться дальше. Да и за что бороться? Чтобы все было как прежде? Я совершенно не знаю новых прихожан. Кругом одни новые лица.

— Но ведь это хорошо, Холлис. Церковь растет.

— Да, и лица все молодые.— Холлис поджал губы. — Я уверен, им хочется, чтобы у руля стояли молодыестарейшины.

— Им нужен лидер.

— Теперь у них есть Пол, их помазанник Божий. Сэмюелю не понравились такие слова. Он даже встревожился.

— Мы все помазанники Божьи. Каждый верующий освящен Духом Господним.

— Мы с тобой это знаем. Но послушать Пола Хадсона, так оказывается, он у нас особенный, не то что все остальные. Вот и не хочет слушать старейшин. Наверное, он удостоился аудиенции у Самого Господа Бога. Может, Пол…

— Сарказм не помогает достигнуть единства, — жестко возразил Сэмюель.

— Единства не стало в тот день, когда Генри Портер покинул наш приход. Мы были одной семьей, пока он стоял за кафедрой проповедника. Правда, его проповеди не так привлекали новых прихожан, как проповеди Хадсона, но никто не сомневался в его искренней любви к пастве.

Прежде чем войти, Эбби постучала. Она принесла поднос и поставила его на стол. Налила чашку кофе, добавила сливок и протянула ее Холлису.

— Специально для тебя принесла ореховое печенье. Знаю, ты любишь его.

Холлис взял чашку:

— Спасибо, Эбби.

Эбби тихо удалилась, закрыв за собой дверь.

— Я отказываюсь от должности старейшины, Сэмюель.

— Не делай этого, Холлис. Пожалуйста. — У Сэмюеля заныло сердце от услышанного. Как смогут двое старейшин справляться с таким числом прихожан? — Подумай, ведь каждое воскресенье приходит почти сто пятьдесят новых человек.

— Большинство из других приходов. Хадсон назначит кого‑нибудь из них на должность старейшины.

— Но мы совсем не знаем этих новых людей, Холлис.

— Я больше не могу идти на компромиссы, Сэм. Пойми меня. Холлис отставил свою чашку. Похоже, он даже не попробовал свое любимое печенье.

— И потом, мне совсем не по душе эта новая музыка. Зачем без конца повторять одни и те же четыре строчки. У меня такое чувство, что мы поем какие‑то нескончаемые заклинания. Они обезличивают церковь так же, как и Америку. Но прежде, чем ты начнешь защищать Пола, я скажу тебе, что предвижу все твои доводы. Пусть все идет своим чередом, раз церковь растет и прихожан становится больше. Но это не значит, что я готов сидеть на скамье и чувствовать себя оскорбленным.

— Ты сделал свой выбор. — Старый страж оставлял свой пост.

— Да, я написал прошение об отставке и отослал его до визита к тебе. — Холлис не осмелился поднять глаза. — Я знал, что если этого не сделаю, тебе удастся меня переубедить. Но время пришло, Сэм. — Глаза его увлажнились. Холлис отвернулся, взял чашку, но губы его так дрожали, что, делая глотки, он не мог скрыть своего волнения. — Я должен предупредить тебя — Отис тоже подал прошение об отставке.

У Сэмюеля внутри все сжалось и к горлу подступил ком. О, Боже! неужели я один остаюсь бороться?

— Я очень сожалею об этом. — Голос Мейсона прозвучал подавленно. Наверное, для Пола было неважно, что двое из трех старейшин покидают церковь из‑за его новых методов привлечения верующих. Этот молодой человек производит впечатление сильной личности. Хотя по некоторым данным, которые Эбби получила от Юнис, такое впечатление могло быть обманчивым. Всю свою жизнь Пол жил в тени отцовской славы. Может, причина была в этом? Может, Пол боялся, что не добьется успеха?

Однако сейчас все мысли Сэмюеля были о его старом друге, с которым он прослужил в церкви так много лет.

— Куда ты будешь ходить на богослужения?

— Скорее всего, в свою гостиную. Водить машину я уже не могу, да и Отис не может надолго отлучаться, пока Мэйбл так плохо себя чувствует. — Холлис усмехнулся. — Буду слушать телепроповедников. Слава Богу, этих программ предостаточно в течение всей недели. Так что меня ждут проповеди по ящику. Сделай пожертвование и получи благословение.

— По телевизору можно услышать и хорошие проповеди. Но будь осторожен.

— Это точно. Лучше всего то, что не знаешь, какие мошенники стоят за сценой. Тебе показывают только улыбающиеся лица слушателей. Всех недовольных просят удалиться. Ты видишь блистательную команду единомышленников и их предводителя, который очень похож на Чарлтона Хестона, простирающего руку над Чермным морем [32].

— А почему бы нам не организовать занятия по изучению Библии? Пусть хотя бы для тех, кто скучает по добрым старым временам. Пригласим Отиса с Мэйбл и еще тех, кто последнее время перестал посещать службы в церкви.

— Пытаешься удержать нас в кругу семьи, Сэм?

— А мы и есть одна семья.

— Идея неплоха. Но когда и как? — Холлис оживился.

— Когда угодно. Кроме воскресенья.

— Остаешься верным своему делу?

— Пока этого будет хотеть Бог.

— Или пока Пол Хадсон не вышвырнет тебя.

Утром следующего дня Пол нашел на своем столе подписанный от руки конверт. Когда он вскрыл этот конверт, из него выпал ключ. В письме была всего одна фраза: «Более не считаю для себя возможным оставаться на службе при Сентервилльской христианской церкви. Отис Харрисон».

С тяжелым чувством Пол сел в кресло. Подавленный, он машинально перебирал почту, и ему на глаза попалось письмо от Холлиса Сойера. «Очередной список жалоб»,— подумал Хадсон, открывая конверт. В письме было сказано: «Все мои попытки найти с вами общий язык провалились». О каких попытках он говорит? О попытках вставлять палки в колеса? Даже приглашение на работу Стивена Декера он не оценил. Неужели старик не понимает, как дорого стоил этот шкаф–витрина и что деньги пришлось взять из сбережений, оставленных на учебу Тимми? Но когда Пол прочитал следующие строки, его злость исчезла. Далее в письме говорилось: «Я предан церкви с давних пор. С тех пор, когда вас еще на свете не было. Но теперь мне нет в ней места. Да и о каком месте может идти речь, если ты не угоден пастору? Вы не оставили мне другого выбора, кроме как уйти в отставку, сохранив при этом хотя бы достоинство».

У Пола сжалось сердце, он перечитал письмо еще раз. От отчаяния и разочарования, которыми было проникнуто послание Холлиса, его охватило раскаяние. Старейшина не объяснил, что́ заставило его написать такое письмо, напротив, он свалил все в одну кучу, чтобы посильнее ударить Пола. В итоге двое из трех старейшин, которые призвали Пола Хадсона на служение в Сентервилльскую христианскую церковь, сказали, что он не оправдал их надежд. Пол молил Господа о прощении. Он вовсе не пытался избавиться от прежних служителей. Просто просил не мешать ему. Он стремился возродить церковь, конечно, при их участии и поддержке. В действительности же и Отис, и Холлис не переставая критиковали все его начинания и отвергали все новое. Теперь придется объяснять причину ухода двух старейшин, чтобы избежать нежелательных пересудов.