— Как ты думаешь, почему я ревную его?

— Правильно! Потому, что люблю! А ты?

— Почему ты сидишь со мной и пьешь? Правильно! Потому, что уважаешь меня и его!

— Как ты думаешь, я спала с ним? Что ты молчишь? Ага! Испугалась? Как я тебя подъепи-пила. — это она пьяная стала матюгаться, подумала я и говорю ей, чтобы она прекратила ругаться матом. Все эти слова буду заменять на …пи-пи. Вы уж простите! Но она пропускает мои слова, что называется, мимо ушей и продолжает в том, же духе.

— Что, ты вообще понимаешь во всем в этом? Девочка?!

— Что, не девочка? Что? Ну, ты меня запутала совсем! Скажи точно! Ты целка? Не епи-пилась еще? Нет? Ни слышу? Громче!

— Ну, ты даешь! Сколько тебе лет, детка? Восемнадцать и ты еще не епи-пилась? Не верю! Наверное, в ж… давала? Что? Не нравится? Не пойму? Давала и не понравилось? Нет? Ты меня опять путаешь! Так давала ты в ж…. или нет? Нет, и не давала!

— А я, давала! И понравилось! Ему и давала! Что? Не веришь? Ах, вру я? Что? Смотри. Нет, ты посмотри и прочти. Да, да! На самом колечке, надпись. А ты возьми, наклонись и прочти! Ах, не хочешь? Ну, ладно, Я опять тебя подъепи-пилась.

— Доверчивая еще. Так нельзя. Похитрее, надо быть, поняла. Как я!

— Вот ты почему слушаешь мое варняканье? Потому, что не знаешь ты, вру я или правду говорю? Давала ему или нет? Вот, так-то! И про ж… мою, не поймешь. И вообще, ничего не поймешь! Вот так-то.

— А ты, ничего. Брату понравилась, Витютику и мне. Скажи? Кому ты первому дашь? Думаешь, Валерику? Что? И не думаешь? Ну, тогда мне бояться нечего. Первой буду я! Я зря боюсь. Ведь я с дурой сижу и пью. С самой настоящей дурой.

— Ты хоть понимаешь, что это значит для женщины, давать? Знаешь, что это такое? Да, нет! Ты не знаешь! То, что ты мямлишь? Это техника. Как подлезть, как встать. Все это не то. А ты знаешь, что мы самые совершенные машины любви! Нет, самые, что ни на есть, совершенные сучки! Я вот могу, и с мужчиной, и с мальчиком, и с братом, и с девочкой, и с женщиной. А ты, ты так сможешь! Это от природы дано. Поняла? Мне дано, а тебе не дано! Что? И тебе дано? Ну, тогда ты, еще большая сучка. Тебе дано, а ты? Что ты? Чего ждешь? Думаешь, что оно само к тебе придет? Такого нет в природе. Бабе надо епи-питься самой. И никакая мама, ни папа тебе не помогут. Поняла? Они за тебя епи-питься не будут. Ну, теоретически, могут, и думаю, с удовольствием. Ну не дуйся же, я пошутила так.

— Это я к тебе мужика подвела, Валерика! А в природе и в жизни нет такого. Ты должна сама! Пришла на танцы, действуй! Ты видела, как девки дерутся? Вот и ты! Не домой уходить должна, а пи-пидить их должна и выбрать. Сама должна выбрать, а нет, так должна отбить, отобрать! Ты поняла. Пи-пида, Патрикеевна?

— Ну, чего я разволновалась и пью? Да от того, что ты дура! Ну как я тебе Валерку доверю по жизни? Ты не епи-пилась, а когда надо ты и пи-пидить баб не сумеешь. Не убережешь, не отобьешь, потеряешь! Свое потеряешь. Ты поняла! Моего Валерика потеряешь!

— Ты знаешь, ему со мной, как за каменной стеной. И все, для него, и не то, что скажет, или даже подумает, а все, что я баба, сучка совершенная могу, все для него сделаю. Вот тебе, как надо! Тогда мужик твой! И некуда не уйдет и ни на кого не посмотрит даже. Ты, знаешь, какие бабы хитрые и подлые.

Я зачем тебя на танцы потащила? Я бы и здесь тебя могла с Валериком или с кем другим познакомить. А я, нет! Видела, что ты рохля и дура. Потому я тебя специально одну оставила, что бы ты осмотрелась, что бы у тебя матка поджалась, и ты увидела, как надо за члены бороться, как надо за свое будущее бабе сражаться. И сиськой и писькой! А если так будет надо, то и ж….ой. Никуда она от тебя не денется. Баба не с мылится, если ее как следует выепи-пиут.

— А для военного, знаешь, как надо стараться? Ты думаешь, что он служит и ему звания за красивые глаза идут? Вот станешь женой офицера и считай, что ты тоже служишь! Он у тебя всегда должен быть как новенькая копеечка. И чистенький и накормленный и удовлетворенный. Ты беременная, у тебя месячные, а ты должна!

Ты должна свою копеечку надраивать и наяривать. Помни и про пи-пиду и про ж…у! Давай ему хорошенько, служи. А потребуется, для его карьеры и звания, давай тому, от кого его служба зависит, и двигай, вдвигай ему карьеру. Пи-пидой, ж…й, подставляй и двигай, двигай, работай, служи. Запомни, офицерша, это не название, а бабское звание. Как будешь двигать пи-пидой, так и служба будет идти у твоего офицеришка. Глядишь и к пенсии, ты уже кап раза жена, а если сильно постараешься, то и адмиральша!

— А не сможешь так, то лучше к Валерику и не приближайся. Не по зубам он тебе. Только загубишь его и карьеру ему, да и себя погубишь. Не мил он станет тебе. Не сразу, а через лет пять. И будешь ты, проклинать его и службу его в гарнизоне каком-то на севере и все тебе будет не нравиться. И начальники все будут не друзьями твоими или любовниками, а дураками и гадами, и порядки армейские, флотские для тебя все будут дурацкие. А если дети пойдут, то ты с ними умотаешь к мамочке, на юг, а не будешь ждать его, как все и придет он в пустую квартиру, покрутится, покрутится, да его, или ему друзья, такую как я найдут, и ты с носом останешься!

— Вот иди, поспи, подумай обо всем хорошенько! И не лезь ты к нему, если не приняла все, что тебе я сказала. Познакомься, лучше с Витюней, он тебе больше подходит. Он такая же рохля и дурак. Училище заканчивает, а бабы у него нет, на башке до сих пор бескозырка, а на плечах три сопли. Иди! И не морочь мне яйца!

Я вижу, что она совсем захмелела и почти не открывает глаза. Только рукой бесстыдно теребит соски, а потом, видно забывшись, временами опускает руку и трет иступлено свою голую письку.

— А то я так рассержусь и выепи-пу тебя, вместо мальчика, Выепи-пиу, как голодные матросики могут и в пи-пиу и в ж…

— Пробовала я и через те места, проепи-пиало меня до костей, до меня дошло, что значит для моряка, настоящая баба и офицерша!

Она опять выпивает, сама и мне даже не предлагает. А я и не собираюсь. Пьяными глазами оценивающе на меня смотрит. Мне от этого взгляда даже становится неудобно, и я почему-то начинаю, скрещивать руки перед грудью, чтобы прикрыться руками.

— Я, почему тебе сказала, что давай вместе жить будем? Ты, как думаешь?

— Что? Что ты такое там себе под нос шепчешь. Не слышу! Громче скажи! Что?

— Ой, бабы, уссуся! Не обижайся. Это я грубо конечно, но ты сама хоть слышишь, что говоришь?

— Ну, как ты думаешь? Только так? И никаких других причин?

— Ну, ладно, не шепчи! Я ведь все равно своего добьюсь! Ты же ведь знаешь, у нас у баб, как? Чего захотели, так обязательно надо это получить. А не получиться по- хорошему, возьмем по- плохому. Все равно своего добьемся! Умные люди это знают и пользуются. А ты как считаешь? Ты, умная? Ты этим пользуешься?

— Иди ко мне! Да не бойся ты, я ведь не кусаюсь!

— Я просто я тобой хочу задушевно поговорить, интимно и мне твоего тела не хватает. Недостаточно контакта, хочу тебя чувствовать, когда о нем стану говорить. О самом его интимном, о наболевшем.

— Ну? Я, что тебя силой должна к себе тянуть? Сама. Поднимай ж…пку свою и вот сюда, сюда! Да не дрыгайся ты, сядь спокойненько! На колени сядь.

Я поднялась и стою около. Мне неудобно, как-то. Голая сама и к голой, да пьяной бабе на колени? А она же не знает удержу, прямо какая-то. Еще полезет? А потом и в самом деле? Но, мне же, в конце концов, не одиннадцать лет! Хотя я тогда была смелее. И потом, мне так хочется о нем все узнать. И я, уступая ей, несмело начинаю моститься к ней на колени. Присаживаюсь боком, на всякий случай, руки перед собой сложила и держу на коленях, но меня сразу, же к себе прижимает ее горячая рука. А ведь, действительно! Очень эротично! Еще бы!

— Тебя, что никто еще на колени-то и не сажал? Так, то в детстве! А вот так! По-взрослому. Что ни разу ни у кого так и не посидела? А как же, целоваться, обжиматься и все такое? Что? Тоже не было?