Никто не заметил, как из тумана появились фигуры этих парней, даже собака. Впрочем, невелика разница. Двери без замков, ни до кого не докричишься. Один дядюшка Потти на другой сторону ущелья джхора,как всегда в этот час, валяется пьяный, бездвижный и воображает себя сильным и активным.

— Не беспокойся, радость моя, — успокаивает он обычно Саи, приоткрыв один глаз. — Чуток отдохну, а тогда уж…

Они вышли из лесу, облаченные в кожаные куртки с черного рынка Катманду, в защитного цвета штаны и в банданы. Бравые бойцы сопротивления! Один даже при пушке.

Обычно обвиняют Китай, Пакистан и Непал, но в этой части света, как и в любой другой, для подпольной армии оборванцев всегда найдется достаточно оружия на месте. В дело идут любые подручные средства: серпы кукри,топоры, кухонные ножи, лопаты и, разумеется, все, из чего можно стрелять.

Они пришли за ружьями судьи.

Несмотря на серьезность миссии и солидное облачение, выглядели сопляки неубедительно, чувствовали себя неуверенно. Старшему не исполнилось еще и двадцати. Тявкнула собачонка — и они ссыпались со ступенек в кусты, визжа, как школьницы из приличных семейств.

— А вдруг укусит? — дрожали они в своем боевом камуфляже.

Дальнейшее поведение Шамки определялось стандартным ритуалом знакомства с чужаками. Она повернулась к пришельцам задом, вывернув шею и кокетливо поглядывая на них сквозь активно работающий веер хвоста. На физиономии собаки читалась смесь надежды и опасения.

Судья, расстроенный недостойным поведением любимицы, притянул ее к себе, и Шамка зарылась носом в его колени.

Пацаны оправились, приосанились, повторили восхождение по ступеням, и судья осознал опасность пережитого ими унижения. Теперь они воспылали жаждой самоутверждения — за счет обитателей дома, разумеется.

Вооруженный протявкал нечто для судьи совершенно непонятное.

— Непальцы есть? — Он с отвращением скривил губы и продолжил на хинди: — Оружие где?

— У меня нет оружия.

— Сдавай оружие.

— Вас неверно информировали.

— Ты брось эту свою нахра.Пушки давай.

— Я требую, чтобы вы немедленно покинули мой дом, — отчеканил судья.

— Неси оружие.

— Я вызову полицию.

Эта угроза их развеселила. Во всей округе ни одного телефона.

Они рассмеялись так, как это делают в кино, и, подражая киногерою, парень с ружьем прицелился в Шамку.

— Сейчас я хлопну для начала шавку, потом тебя, старый. Следующий повар, а за ним дама. — И он постарался изобразить кинематографическую улыбку и обозначил поклон в сторону Саи.

— Я сейчас принесу, — заторопилась Саи, вскочив и опрокинув поднос.

Судья поднял собаку на руки. Ружья остались у него со времен службы. Пятизарядное помповое BSA, винтовка «Спрингфилд» тридцатого калибра и двустволка «Holland & Holland». Они висели в зале над пыльными чучелами уток, никто их не прятал и не запирал.

— Чх-чх, ай-ай, ржавые! Почему не следите за оружием?

Достигнув цели, доблестные воины обрели достоинство, самодовольно огляделись.

— Мы с вами чаю выпьем.

— Ч-чаю? — ужаснулась Саи.

— Чаю. И закусим. Вы что, хотите отослать гостей голодными? — Они переглянулись, нагло осмотрели ее и перемигнулись.

Саи вдруг почувствовала себя безнадежно женственной и беззащитной.

Конечно же, парни представили себя киногероями, вкушающими чай в обществе дам высшего света, небрежно кивающими услужливо улыбающимся лакеям. Танцы, пение и флирт в шикарных отелях и особняках… Такого сорта зрелище преподносилось в кинотеатрах Кулу-Манали или, в дотеррористическую эпоху, в Кашмире. Затем из тумана появились славные бойцы, пришла пора иных сценариев.

Из-под стола извлекли забившегося туда повара.

— Ай-я-а-а-а… Ай-я-а-а-а… — кланялся он, молитвенно сложив ладони. — Я бедный человек, бедный, прошу вас…

— Он ничего не сделал, не троньте его, — встрепенулась Саи. Ей претило унижение старика, еще больше — необходимость унижаться самой.

— Живу, чтобы только сына увидеть, пощадите, добрые господа, не трогайте меня, прошу вас…

Повар заплакал. Точно по сценарию. Веками сочинялся и оттачивался этот сценарий, роль бедного человека. Проси и унижайся. Слова, жесты, мимика…

Безукоризненное исполнение поваром своей роли лишний раз утвердило освободителей в верности их поведения.

— Кому ты нужен? Мы просто проголодались. Корми нас. Сахиб тебе поможет. Давайте шевелитесь оба.

Судья не двинулся с места, и ствол снова направился в сторону собаки. Судья спрятал любимицу позади себя.

— Добрый сахиб. Мягкосердечный. Прояви доброту и к гостям. Накрывай на стол.

И вот судья на кухне. Впервые в жизни. Шамка путается в ногах, Саи и повар жмутся рядом. Может быть, в этой кухне и суждено им встретить смерть. Мир перевернулся вверх дном, чего теперь ожидать?

— Есть нечего?

— Только печенье, — проинформировала Саи второй раз за день.

— Ха-ла-ла! Ну и сахиб! Так приготовьте что-нибудь! Не отправляться же нам на пустой желудок.

Причитая и подвывая, повар принялся жарить покора.Полужидкое тесто шипит в раскаленном масле, создавая подходящий к обстановке зловещий звуковой фон.

Судья порылся в ящике, заполненном занавесями, простынями, тряпками; вытащил скатерть. Саи заварила и отцедила чай, хотя толком не знала, как готовить чай по-индийски. Она поверхностно знакома лишь с английской процедурой заваривания.

«Гости» тем временем ознакомились с домом. Атмосфера запустения. Тут и там древняя деревянная мебель, разукрашенная вязью и клинописью жуков-древоточцев, металлические складные стулья. Высокие, почти дворцовые потолки, обширные помещения богатого жилища, открытые на снежные вершины окна — и вонь от мышей, как в крестьянском сарае. Они уставились на диплом Кембриджского университета, почти слепой от рыжих пятен, от сырости провисший, как парус корабля в безветрие. Пол в кладовой просел. На сломанном столе для пинг-понга куча пустых жестянок из-под рыбных консервов и припасы из кладовой. В кухне используется лишь небольшая часть помещения, рассчитанного на многочисленную прислугу. Ныне здесь хозяйничает один повар.

— Дом требует ремонта, — категорически заявил главный.

— Чай слабый, — критиковали они тоном недовольной свекрови. — И соли мало в покора.

Они обмакивают печенье «Мария» и «Наслаждение» в чай, чавкают, сопят, утирают носы ладонями, хлюпают. Обнаруженные в спальне два сундука набили рисом, чечевицей, сахаром, чаем, маслом, спичками, мылом «Люкс» и кремом «Понд». Один из них утешил Саи:

— Все это вещи, необходимые Движению.

— Где ключи? — крикнул еще один, привлекая внимание остальных к запертому шкафчику.

Судья вытащил ключ из-за томов «Нэшнл джиографик». Когда-то, в молодые годы, когда жизнь представлялась ему по-иному, он отправлял журналы в переплетную мастерскую. Золотом поблескивают годы издания на корешках.

В шкафчике обнаружились бутылки «Гран-Марнье», шерри амонтильядо, «Талискер». Что не высохло, то в уксус превратилось, но молодые люди все равно присовокупили бутылки к реквизированному в пользу правого дела.

— Сигареты?

Курева в доме, к их великому возмущению, не оказалось. В знак протеста они натащили в туалете — хотя воды в баках не было ни капли — и оставили испражнения вонять. Приготовились к отходу.

— Скажи «Джаи Горка!» — велели судье. — Горы Горка для горка!

— Джаи Горка.

— Скажи, «я дурак».

— Я дурак.

— Громче, хузур!

Судья повторил тем же бесцветным голосом.

— Джаи Горка! — крикнул повар. — Горы Горка для горка!

— Джаи Горка, — повторила Саи.

От них никто этого не требовал.

— Я дурак! — пискнул повар.

Парни, гогоча, отступили в туман. Последними мелькнули белые надписи на сундуках: «мистер Дж. П. Пател, пароход „Стратнейвер“», и на втором — «мисс С. Мистри, монастырь Св. Августина».

Ушли.