Закончив на столь унылой ноте, он ухмыльнулся, сообразив, что жалеет самого себя, и с бешеной скоростью проплыл еще десять раз по длине бассейна.

Бетани, относящаяся к воде спокойно, разделась, обнаружив скромное бикини, и вошла в воду с мелкого края бассейна. Бодрая ухмылка, которой Парис закончил свой монолог, не обманула ее, она почувствовала отчаяние в голосе и обычно бесшабашных глазах брата.

Она медленно поплыла брассом, светлые волосы тянулись за ней по воде. Бетани задумалась. Чем мог бы заняться Парис? У него не было любимого предмета в школе, никаких хобби, кроме плавания… Внезапно она остановилась и встала на неглубокое дно с выражением на лице, которое отец называл «идейка привалила».

— Эй, — позвала она. Парис послушно поплыл к ней баттерфляем. — Почему бы тебе не начать серьезно тренироваться? — спросила она непривычно возбужденным голосом.

— Чего?

— Плавать, тупица. Попытаться попасть на Олимпийские игры, мировой чемпионат или где еще пловцы участвуют?

Парис тупо уставился на нее, потом захохотал, запрокинув голову.

— Ну, Бет, ты даешь. Думаешь, так просто попасть на Олимпийские игры? Вспомни, мне уже восемнадцать. Ребятишки обычно начинают в четыре года.

— Так и ты начал плавать в четыре, — упрямо настаивала она. — Ты в прекрасной форме, плаваешь быстро. Ты всю жизнь, по сути дела, тренируешься, только это так не называлось. Тебе нужен тренер. У тебя богатые родители, тебя ничто не отвлекает. Почему бы не попробовать?

Парис посмотрел на нее, нахмурился, засмеялся, потом долго молчал.

— Ты это серьезно? — наконец спросил он почти шепотом.

— Конечно. Почему бы нет? — Ее глаза сверкали. В этом была вся Бетани.

— Да потому что у меня скорее всего ничего не выйдет, вот почему, — огрызнулся он, сам не понимая, что это он так злится.

— Трусишь?

Парис открыл рот, потом снова закрыл его.

— Да ладно, что ты теряешь? Ты наверняка знаешь официального тренера по плаванию, ты ведь член всех этих клубов на Западном побережье. Попроси его засечь время. Если ты не подходишь, он так тебе и скажет, вот и все.

Парис медленно брел по воде, чувствуя непривычное волнение.

— Не знаю.

— Ничего удивительного. Впервые в твоей безоблачной жизни тебе бросили вызов. И что ты с этим будешь делать, вот в чем вопрос?

Парис встретился взглядом с бледно-голубыми глазами старшей сестры и еще больше заволновался.

— Ну, черт, — произнес он. Она проследила, как он доплыл до противоположного бортика и вылез. — Ну, черт, — повторил он, отбросив мокрые волосы со лба и встряхивая ими так, что брызги полетели во все стороны.

Бетани напряженно наблюдала за ним. Она вызывающе приподняла одну бровь, когда Парис с гневом повернулся к ней.

— Чересчур ты у нас умная. Когда-нибудь тебе это аукнется, поняла?

Бетани усмехнулась.

— Удачи тебе при встрече с секундомером, — весело крикнула она и повернулась, чтобы плыть назад. Когда она вылезла на бортик бассейна, брата и след прослыл. Она оделась и вернулась в дом. Проходя мимо кортов, она заметила, что там уже никого не было.

Войдя в холл, она уселась на третьей ступеньке лестницы и задумчиво закусила нижнюю губу. Правильно ли она поступила? А вдруг у него не хватит скорости? Ведь большая разница: быть прекрасным пловцом в глазах семьи и друзей — и произвести впечатление на профессионального, все знающего тренера. И вообще, что она знает о плавании? Парис кто — спринтер или стайер?

Если он вернется подавленным и униженным, будет только хуже. Бетани тяжело вздохнула и вздрогнула, услышав справа, из кабинета голос отца:

— Что за вздохи, Бетани? В чем дело?

Она повернулась и робко улыбнулась.

— В Парисе. Боюсь, я здорово ему навредила, — призналась она. Встала и пошла к отцу. В глазах застыла тревога.

— Да? — Кир засунул руки глубоко в карманы, глядя, как его старшая дочь вытирает мокрые волосы пушистым полотенцем. — Рассказывай.

Бетани усмехнулась и все рассказала. Кир внимательно слушал. Он мало изменился за прошедшие годы. Волосы на висках немного поседели, появились морщинки у глаз, но в остальном он был все тем же. Деньги и успех сделали его мягче. Бетани знала, что отец вырос в бедной семье фермера. Она надеялась, что мрачные воспоминания уже не преследуют его. Она любила отца больше всех на свете.

— Гм. Не скажу, что представлял себе плавание карьерой, — сказал Кир, раздумывая над ее словами. — С другой стороны, он всегда любил воду, стал плавать едва ли не раньше, чем научился ходить. Напугал мать до полусмерти!

— Но ты же заметил, что в последнее время Парис не находит себе места, верно? — настаивала Бетани, которой требовалось подтверждение, что она поступила правильно.

— Разумеется, — согласился Кир со вздохом, с беспокойством глядя на дочь. — По правде сказать, я чувствовал себя чертовски неуютно, потому что ничего не мог для него сделать. В его годы я четко знал, чего хочу. А Парис… — Он беспомощно замолчал, предоставляя дочери возможность закончить за него.

— А Парис — он без руля и ветрил? — спросила она полушутя-полусерьезно. Кир крепко обнял ее.

— Вот именно. А ты дала ему в руки руль. Настоящая принцесса. — Он шутливо ущипнул ее за подбородок. Она зарделась от удовольствия, потом вздохнула.

— Или украла у него якорь, — мрачно заметила она, поймала взгляд отца, и они дружно рассмеялись.

Услышав этот веселый смех, Джемма приостановилась на лестнице, и лицо ее помрачнело. Она переоделась в простенькое желтое платье, которое вовсе не скрывало, что под ним на ней ничего нет. Спустилась вниз, почти пробежала через холл и, тяжело дыша, захлопнула за собой дверь. Бетани всегда была отцовской любимицей.

Девушка с беспокойством оглядела площадку перед гаражом, но тут же успокоилась, когда ее взгляд остановился на широкой спине Симона, мывшего «роллс-ройс». Шофер был потрясающе красивым брюнетом, в которого она влюбилась по уши. Она осторожно подобралась поближе. Пусть Бетани все считают самой умной. Она же получит мужчину, которого любит.

— Симон, — промурлыкала она и игриво шлепнула его по заду. Симон подскочил как ошпаренный, резко повернулся и посмотрел на нее тревожными серыми глазами.

— Привет, Джемма.

Джемма провела двумя пальцами по его груди — так делала в фильме отца одна актриса. Симон окончательно перепугался. Как и все в Голливуде, он мечтал стать актером. Он согласился работать у Кира Хакорта, только чтобы быть поближе к великому человеку. Но его дочь втюрилась в него, а он был слишком молод, чтобы правильно повести себя в такой ситуации.

— Приглашаю на ланч, — сказала она. — Я угощаю, у меня открыты счета во многих ресторанах, так что выбирай. Будет тебе, Симон, ведь надо, чтобы тебя видели в нужных местах.

Симона раздирали противоречия. Она права, нужно, чтобы его видели. Но… Джемма почувствовала его колебания, и ей захотелось поцеловать его. Такой миляга. И невероятно привлекателен. Ничего удивительного, что она влюбилась в него с первого взгляда. Да и он тоже.

— Пошли, я ужасно есть хочу, — промурлыкала она, и Симон, поняв, что потерпел поражение, открыл ей заднюю дверцу машины.

— Давай-ка лучше возьмем «кадиллак», — заявила она и направилась к гаражу. Симон понимал, что ведет себя как последний дурак. Он не должен связываться с Джеммой Хакорт, ни в коем случае! Тем не менее он послушно пошел за ней к сверкающему белому «кадиллаку» с темными стеклами и всякими прибамбасами на пять тысяч долларов и открыл дверцу Джемме.

Когда они выехали на проселочную дорогу — Кир настоял, чтобы их дом находился в стороне от Голливуда, — она нажала кнопку, открыв дверцу встроенного бара.

— Остановись на минутку, Симон, и иди сюда. Я хочу с тобой выпить.

Симон неохотно остановил машину на пустынной дороге и с колотящимся сердцем залез на заднее сиденье. Он обреченно смотрел, как она нажала другую кнопку, и затемненное стекло отделило их от переднего сиденья. Никто из прохожих их теперь не мог увидеть.