Тьфу! Черт! Дверь в машине захлопнулась. Это ж надо! Этого еще не хватало. Бернар замешкался. Он понимал, что сейчас выглядит смешным. И еще — как назло — чета Бушор словно застряла в окнах. От замешательства у него пылали щеки.

— Нужно открыть багажник.

Арлетт знала: если у мужа горят щеки — он очень зол.

Бернар открыл багажник. Подбежал маленький Том. Он проворно залез туда, а оттуда в салон.

— Нажми белую кнопку, — сказал ему Бернар, — и вылезай поскорее.

Через минуту он уже сидел в своем «ситроене». Уфф… Слава Богу. От волнения он весь вспотел.

— Не забудь зайти в магазин!

— Не забуду, зайду.

Он резко включил зажигание и машина, взвизгнув от резкой подачи газа, быстро уехала прочь.

Бернар работал инструктором по танкерам на лодочной станции. Он почти любил свою работу. Она даже подходила к его внешнему облику. Молодой, высокий, крепкий, хорошо развитый физически, он годился не для шикарных офисов, чистых и душных кабинетов, а как раз для работы физической (хотя то, что он делал, нельзя было назвать тяжелым трудом). От него исходила сила: широкое, с резкими чертами лицо, огромные плечи и сильные руки создавали образ эдакого неповоротливого «шкафа», а для тех, кто его не знал, человека, с которым, пожалуй, шутить не стоит. И только близкие люди, хорошо изучившие Бернара, видели в нем вспыльчивого, доброго и беспомощного ребенка, обаятельного мужчину.

Эта грубая сила когда-то покорила Матильду. Когда он сжимал ее, такую нежную и хрупкую, в своих объятиях, она чувствовала в нем защиту и в то же время дикое желание принадлежать ему всем телом, целиком…

Туман не проходил. Погода наводила на Бернара тоску, и он все больше погружался в свои мучительные мысли.

Бернар задерживался. Арлетт с подносом, на котором стояли старательно приготовленные и изысканно сервированные ею блюда, подошла к Филиппу.

— Очень вкусно, спасибо.

Она волновалась. Что случилось? Почему опаздывает Бернар? Это на него совсем не похоже. Он всегда любил гостей и охотно развлекал их.

— Извините. Я на минутку оставлю вас. Не пойму, почему задерживается муж.

Она подошла к холодильнику, достала шампанское. В это время Бернар обычно был уже дома. Иногда он задерживался со стажерами. Но сегодня? Он знал, что придут гости. Может быть что-то произошло?

— Человек из бюро по найму сказал, что ваш муж работает на танкере, — Филипп стоял у стойки, где располагались напитки и рассматривал журнал.

— Да. Он инструктор по танкерам в Гренобле. Капитаны приезжают туда на переподготовку. И Бернар обучает их на макетах. Для этого и оборудовано озеро.

— На игрушечных танкерах? — спросила Матильда.

Она сидела в кресле, листая альбом, а маленький Тома рассказывал ей о каждой фотографии. Вот они всей семьей на море. Бернар стоит по колено в воде, обняв жену. Они смеются. А вот они возле дома. И тоже смеются. И опять обнимает жену. Каждая фотография — счастливые лица. Им хорошо. Да, Бернару действительно повезло. Арлетт — очаровательная женщина, хорошая хозяйка, а главное — родила ему ребенка. И к тому же Тома — такая прелесть!

— Что ты, Матильда, — улыбнулся Филипп, — это большие макеты, на них можно плавать по озеру.

— Правда? — Матильда казалась заинтересованной, хотя на самом деле только с нетерпением ждала Бернара. Ей хотелось увидеть его. Она тщательно готовилась к этому вечеру. Надела лучший костюм, который особенно подчеркивал ее фигуру, выделяя достоинства. Как бы там ни было, ей хотелось его соблазнить.

— Они в масштабе 1:25, — сказала Арлетт.

— 1 к 25? — переспросил Филипп, — это где-то размером с парусную шлюпку.

— Да, где-то так. Пойдемте к столу.

Их прервал телефонный звонок. Арлетт подошла к телефону.

Матильда заметила, как изменилось ее лицо.

— Ты еще на работе? — растерянно произнесла Арлетт и повернулась лицом к гостям: — Он просит его не ждать. Он извиняется.

Она почувствовала неловкость. Новые люди. Что они могут подумать о них? Это так неприлично. Да и что с Бернаром? Почему он ведет себя так?

— Постарайся все-таки быть пораньше, — Арлетт положила трубку. — Весьма жаль, какие-то незначительные проблемы. Придется ужинать без него.

Заинтересованный наблюдатель, случись такой в данную минуту в этом месте, без труда прочитал бы на лице Матильды плохо скрытое волнение. Ее глаза неестественно блестели, кровь отхлынула от лица, сделав его мертвенно-бледным. Внутри словно что-то разом оборвалось.

Он не хочет ее видеть! Он, столь желанный все эти годы, он, раз за разом являющийся ей то в снах, то просто в праздных мечтаниях, он, некогда раз и навсегда сформировавший для нее единственно приемлемый идеал мужчины и возлюбленного, он не желает даже взглянуть на нее лишний раз. О Боже!..

Все ее надежды, все, чего она так ждала последние дни, на что уповала всем сердцем, как на высшее счастье — возможность видеть его, говорить с ним, чувствовать его подле себя — все это пошло прахом. Он больше ей не принадлежал.

Нет, она вовсе не злилась на Арлетт, даже наоборот. Ведь это он выбрал именно Арлетт, это он, блистательный и непредсказуемый, сделал эту женщину своей женой. Такова, значит, его воля.

Но Матильда, продолжая делать отчаянные попытки мило улыбаться, переживала в душе настоящую бурю. Ладно, пусть так, пусть он выбрал. Но ведь это она, Матильда, первая его встретила, она первая его полюбила, с ней первой он был (да, был, черт побери!) счастлив. Ну где же справедливость! И теперь она же должна изо всех сил скалить зубы, чтобы не закричать, не швырнуть об пол тарелки и бокалы, не сказать в конце концов всего, что она думает по этому поводу.

Но Бернар! Чертов сукин сын! Ведь она была его первой настоящей любовью. Она точно знает. Как можно быть таким неблагодарным…

Матильда едва сдерживала слезы. Комок застрял в горле, готовый вот-вот прорваться нервным срывом, слезами и истерикой. Но нет, так нельзя. Если все всплывет, она уж точно не увидит Бернара больше никогда. Надо справиться.

Тома перевернул страницу альбома и приступил к очередной части семейной хроники. Что-то насчет двоюродных кузин, словно это и впрямь кому-то интересно! Ничего, она справится. Она всегда справлялась.

Итак, Тома и его кузины. Забавно было слушать о каких-то дальних родственниках Бернара, о которых сам он вряд ли помнил в те времена, когда они были вместе. Кто бы мог подумать, что из него выйдет такой отменный семьянин. Уж во всяком случае, не он сам!

К тому времени они встречались уже несколько месяцев. Несколько месяцев для Парижа — немалый срок, порой в него вмещается едва ли не половина жизни. Париж выпивает вас без остатка, как опытный гуляка бокал шампанского на рассвете.

— Я тебе должна признаться, — говорила однажды Матильда своему возлюбленному, — хотя мне немножко и стыдно, что когда я увидела тебя в первый раз, то мгновенно почувствовала, что ты будешь моей радостью. Нет, нет, я себя не воображала какой-то победительницей, хищницей, соблазнительницей, но я ясно почувствовала, что очень скоро наши сердца забьются в один такт, близко-близко друг к другу! Ах! Эти первые, быстрые, как искра в темноте, летучие предчувствия! Они вернее, чем годы знакомства.

Мне трудно иногда сдерживать себя, и я то и дело совершаю маленькие глупости. Но я знаю, ты всегда простишь меня, что бы ни случилось.

Бернар согласился. Да, он принимает свою подругу такой, какая она есть, или по крайней мере старается принимать. Правда, у него не каждый раз получается, но он действительно старается.

На рассвете, в косых лучах золотого утреннего солнца она вопреки бессонной ночи вдруг так похорошела, так порозовела и посвежела, словно только что каталась на коньках по замерзшему озеру в Швейцарии или приняла душ, стоя под горным водопадом. Она так и благоухала вся снегом и фиалками.