Оперативники с шумом поднялись на ноги.

28 апреля, 22:29 (стандартное время Японии и Кореи)

Корейская Народная Демократическая Республика

военно-воздушная база Сунан

«Вот о чем рассказывал террорист», — определил Соске.

Спрятавшись в тени ржавого мусорного контейнера, Соске пристально рассматривал контейнеры и дизель-генераторный фургон, стоящие кучкой на пустынной рулежной дорожке.

Из слов великана, которого он сумел одолеть, Соске знал, что Канаме находится в трейлере, к которому сходились пучки электрических кабелей. Сначала тот не желал разговаривать, но вколотая в вену доза этанола моментально привела террориста в состояние пьяного прекраснодушия и болтливости. Соске уже едва успевал задавать вопросы, и еще долго не мог унять его энтузиазма и заставить заткнуться, даже когда получил необходимую информацию. Не лучший способ проведения допроса. Но он сработал.

Соске мимолетно подумал, не споткнулся ли кто-нибудь о мертвецки пьяного голиафа? Едва ли — допросив, он снова вырубил пленника шокером и засунул в канализационный люк.

Снаружи трейлеры караулили трое охранников, вооруженных пистолетами-пулеметами. Они явно не принадлежали к северокорейским военным.

Соске глянул на часы. 22:30 — прошло уже много времени после назначенного, но так и не состоявшегося сеанса связи с ТДД-1.

«В чем же дело»? — спрашивал себя Соске.

Он прекрасно знал, что самым правильным и безопасным способом действий будет держаться поблизости, но не обнаруживать себя до момента появления подкреплений. В суматохе же после начала боя он сможет спасти Канаме из трейлера без осложнений.

Логично и тактически правильно. Но Соске никак не мог отделаться от грызущего и свербящего чувства. Что случится за это время с Канаме, через какие пытки ей придется пройти? Ему вспомнилась девушка, которую они спасли в Сибири двумя неделями раньше.

Врачи сообщили, что она находилась под действием алкалоидов, похожих по составу на те, что входят в сыворотку правды. Соске знал, какие ментальные шрамы оставляют такие препараты.

Перед его глазами возникли живые образы: сердитый взгляд Канаме, которым она так часто его награждала; ее нахмуренные в минуту раздражения брови; задумчивый, печальный и мягкий взгляд, когда она вспоминала о чем-то своем. Ее волшебная солнечная улыбка — все ее облики были прекрасны, каждый по-своему.

И все это падет жертвой бесчеловечных экспериментов.

Ее красивые живые глаза погаснут и западут, рот приоткроется, бессознательно роняя слюни. Терзаемая кошмарами и галлюцинациями, она забудет, как управлять сфинктером и мочевым пузырем. Она будет в безумии царапать ногтями лицо, пока не превратит его в кровавую маску.

Канаме не умрет, но можно ли будет назвать жалкое растительное существование жизнью?

Подгоняемое мрачными мыслями, в грудь Соске острым ножом вонзилось нетерпение. Первым импульсивным желанием было немедленно броситься на помощь Канаме. Это и удивило, и встревожило его.

«Я не могу позволить себе быть нетерпеливым, — убеждал себя Соске. — Приоритетная задача — обеспечение безопасности заложников в самолете. Безопасность Канаме лишь во вторую очередь. Кроме того, террористы пошли на такие хитрости, чтобы заполучить ее. Они не станут уничтожать ее в течение одной ночи. Наверняка, это будет длительная агония — словно мучительное асбестовое удушье».

Его неспокойные мысли прервал резкий выстрел.

Он раздался изнутри трейлера.

Скорее всего, это был выстрел из пистолета среднего калибра. Отточенные боевые инстинкты Соске остановили его на полушаге, недвусмысленно предупреждая: бросаться в схватку очертя голову — далеко не лучший выбор.

Любую критическую ситуацию можно ухудшить. Если он сейчас совершит глупость, то подвергнет опасности успех всей спасательной операции — если она, конечно, состоится.

«Нет. У меня приказ. И забывать о приоритете задач нельзя. Только неопытный новичок безоглядно кинется в атаку в такой ситуации».

Но что, если…

…Что, если стреляли в Канаме? Что, если она ранена — а он бесполезно торчит здесь, со своей великолепной аптечкой первой помощи? Что, если это дело рук Гаурона? Если он ранил ее, чтобы заставить унизительно ползать перед ним на коленях и молить о пощаде; чтобы насладиться ее страхом и болью. Перед тем, как поставить точку выстрелом в голову?!

Канаме…

В его животе заворочалось что-то холодное и скользкое, поднялось выше, стиснуло сердце и перехватило горло…

Настолько старое и позабытое ощущение, что Соске долго не мог вспомнить, как оно называется.

Страх.

Так он стоял, раздираемый противоречиями, пока его не хлестнул, точно кнутом, второй выстрел.

Впервые в жизни забыв о приоритете поставленных задач и не подчинившись приказу, Соске выпрыгнул из своего убежища за мусорным контейнером и стремительно бросился вперед.

За две минуты до первого выстрела запертая в тесном цилиндре Канаме не выдержала и забилась в истерике:

— Хватит! Отпустите меня!!!

— Тихо. Успокойся! Немедленно открой глаза и смотри на экран! — рявкнула докторша.

Не реагируя на ее слова, Канаме дико колотилась об полупрозрачные стенки. Она тяжело и хрипло дышала, холодный пот градом катился по лицу. Девушка не слышала ничего, кроме непрерывного гула в ушах.

— Заткнись!!! Выпусти меня отсюда! — бешено кричала она. Канаме не сошла с ума, но вырвавшаяся на свободу ярость ослепила ее, заставив позабыть об осторожности. Она не знала и не хотела знать, что здесь творится — но больше не собиралась оставаться напуганной и покорной лабораторной крысой.

— Открой, не то разобью эту чертову машину!!! — орала Канаме, дергаясь в путах так отчаянно, что очки с голографическими экранами свалились с ее лица.

— Черт бы тебя побрал! Прекрати!

Небольшая тележка-лежак, к которой была привязана Канаме, выкатилась из раскрывшейся трубы. Докторша подскочила и резко прижала ее голову, в раздражении стукнув затылком об подставку.

— Хотела обойтись с тобой по-человечески, но хорошего отношения ты не ценишь, соплячка!

— …По-человечески?! Старая ведьма!!!

— Что-о-о?!

— Что слышала! У меня была такая же ненормальная учительница в средней школе, за своими экспериментами даже забыла, что была замужем! Сумасшедшая, точно как ты!!!

Канаме рвалась так яростно, что слегка ослабила ремни, прижимавшие ее к лежаку. Докторша присела на корточки рядом с пленницей, чтобы подтянуть пряжки. Но ее рука соскользнула.

Пока Канаме боролась, ее правая рука выскочила из-под ремня и освободилась. Локоть со всего размаха пришелся в лицо наклонившейся докторши. От удара та дернулась назад, стукнулась затылком об железную полку и неловко повалилась на пол.

Канаме потратила драгоценное мгновение, пытаясь понять, жива ли еще ее мучительница, но в следующий миг ее пронзило осознание: правая рука свободна! Она расстегнула пряжку и высвободила левую руку, что получив возможность сбросить ремень и на затекших ногах.

Полуоглушенная докторша завозилась, что-то пробормотала и сделала слабую попытку подняться. Канаме замерла, не зная, на что решиться. Попробовать вырваться наружу? Но куда бежать потом?

«После разберемся»!

Решительно вскочив, она бросилась к ведущей из отсека металлической дверце.

— Куда ты собралась? — догнал ее клокочущий от ярости голос тюремщицы. Обернувшись, Канаме увидела в ее руке маленький пистолет. — Не двигайся. Иначе сильно пожалеешь.

— Хватит с меня! Я ухожу…

Бам!

Пуля влепилась в стенку перед лицом Канаме.

— Эй… вы что?!

Докторша выстрелила снова, разбив жидкокристаллический экран за спиной девушки. Оскалившаяся, брызжущая ядом женщина, без сомнения, готова была застрелить ее насмерть.

Но, к счастью, их прервало новое вторжение: в дверь с грохотом ввалился охранник с пистолетом-пулеметом наперевес. Нацелив черную дырку ствола точно в лоб Канаме, он спросил, быстро осматриваясь: