Его почему-то ужасно тяготила мысль о том, что эта девушка безвестно канет в потемках этой незнакомой страны и больше никогда не вернется домой. Он чувствовал, что не может позволить ей исчезнуть — это было невыносимо.

— Беги. Одна.

Повисла долгая тишина.

Переводя глаза с Соске на Курца и обратно, Канаме колебалась.

Непонятно, почему. Ведь все выглядело необычайно просто и логично. Как она может не понимать? Если единственной возможностью выжить становится бегство в одиночку, никто никогда не обвинит ее в том, что она оставила почти незнакомых людей, чтобы спастись самой. Это просто необходимость.

Насущная необходимость. Логика Соске была безупречной — конечно, Канаме должна бежать.

Но, не прошло и минуты тягостной тишины, как девушка, наконец, коротко и ясно ответила:

— Нет.

— Не понял?..

— Я сказала — «нет»! В одиночку я не побегу, — заявила она. — Нужно пораскинуть мозгами и придумать какой-нибудь другой план.

Канаме говорила негромко, но сомнений быть не могло: это был уверенный, решительный и обдуманный отказ.

Соске терпеливо покачал головой:

— Послушай, Чидори. Я — профессионал. И обдумал наше положение со всех сторон. Спастись всем троим — невозможно. Даже тебе одной будет нелегко добраться до берега. Такова объективная истина.

— Истина?! Это только ты так говоришь! — сердито отрезала Канаме.

— Но…

— Хватит! — выкрикнула она в лицо остолбеневшему Соске. — У меня было время подумать, пока мы тащились по этим чертовым горам, и я поняла, наконец!

Канаме набрала побольше воздуха:

— Соске, ты в самом деле полный придурок. Ну, я, конечно, рада, что ты хочешь спасти меня… но ты ничего не забыл?! А мне вот кажется — забыл, и кое-что очень важное! Понимаешь, о чем я? Сомневаюсь, потому что ты — жуткий тупица. И я вовсе не жажду быть спасенной таким болваном!

— А?

Натурально, Соске не мог поверить ни ушам, ни глазам.

Канаме каким-то поразительным образом превратилась из напуганной и загнанной девочки в уверенного, властного и не терпящего возражений вице-председателя ученического совета.

— Мне противно смотреть, как ты выпендриваешься и выдумываешь разную ерунду, вроде: «Неважно, если я умру». А обо мне ты подумал, а?! Это просто бесстыдный эгоизм с твоей стороны. Не притворяйся героем, понял? Ты просто тешишь самолюбие, загоняя меня в ловушку из своих добрых намерений! Думаешь, умереть ради меня — это круто?! Да это ни капельки не круто, это — полный идиотизм!!!

Прежде, чем жертвовать собой ради кого-то, потрудись сначала осознать ценность своей собственной жизни. Иначе такая жертва ничего не будет стоить! Ты ведь уже поставил на себе крест, так?! Но ведь если бы ты побольше ценил себя, ты бы не сдался так быстро! Так попытайся же еще разок! Подумай своей головой. Забудь на минуту о дурацких приказах, заданиях и долге, и ответь: ради кого ты меня защищал? И если ты скажешь — ради меня, я тебе башку оторву!

Вытаращив глаза, Соске в полном недоумении смотрел на Канаме, которая, кажется, выкричалась и понемножку начала успокаиваться. В его голове царил полный беспорядок. Он был одновременно обижен, смущен, озадачен, изумлен, заворожен и восхищен.

Он так и не понял до конца, что она имела в виду, но уяснил, что Канаме считает его не совсем нормальным — и сила ее убежденности была такова, что Соске согласился хотя бы отчасти признать ее правоту.

Пока Соске пытался подобрать слова для ответа, Канаме примирительно помахала ладошкой:

— Ладно, не ломай голову, я уже придумала, как нам спастись.

— Э-это как?..

— Ты тут гундел, что другого пути нет. А это просто значит, что ты уже сдался, и не можешь напрячь мозги, как следует. Но я-то могу! У тебя есть зажигалка?

— Есть, — подтвердил Соске, и с подозрением спросил: — Но что ты планируешь делать?

— Запалить к черту все эти горы! — заявила Канаме. — Лесной пожар подымет всеобщий переполох. В заварухе мы сопрем пожарную машину, джип, или еще какую-нибудь колымагу, и, задрав хвост, помчимся обратно в аэропорт. Там захватим самолет — и все дела! Не волнуйся, я буду им управлять.

— У тебя есть летный опыт?..

— Да нет, конечно! Но я много раз рулила на игровых автоматах, поэтому разберусь, что к чему. Значит, дальше: когда мы захватим самолет, летим в Южную Корею или Японию. Надо просто держать на юг, верно? Это элементарно. Вам обоим нужно будет просто держаться за мной и не бухтеть.

В логических построениях Канаме зияли громадные дыры, но она была совершенно серьезна. Ее лицо светилось уверенностью и отвагой — казалось, в мире не найдется препятствий, способных ее остановить.

— Я никогда не сдамся, — упрямо продолжала Канаме, стукнув себя кулаком в грудь. — И никогда не соглашусь бросить кого-то из нас. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Мы выберемся отсюда: ты, я и Курц — а Киоко и все остальные ребята радостно обнимут нас, когда мы вернемся домой. Потом все будут жить долго и счастливо. Такой у меня план. Есть возражения?

Соске мрачно покачал головой:

— Иногда даже самая сильная воля и энтузиазм не могут помочь. Делай, как я сказал.

— Сколько раз мне повторять? Нет, ни за что!

— Прекрати. Уходи быстрее, — не придумав ничего лучше, он угрожающе поднял ствол пистолета-пулемета.

— И ты выстрелишь, если я не послушаюсь? — в голосе Канаме почему-то прозвучали жалость и сочувствие.

— Да. Тебе будет лучше умереть сразу, чем попасть в руки врагов и превратиться в растение.

— До чего же странно ты мыслишь, — мягко улыбнувшись, Канаме шагнула ближе к Соске.

«Почему же она не боится»?

Соске мысленно заметался, осознав, что у него нет способа заставить ее подчиниться. Он был беспомощен.

— Хочешь знать, почему я не боюсь?

Он только сглотнул.

— Очень просто, — нежно проговорила Канаме. Отведя оружие в сторону, она обняла его и доверчиво прижалась.

Ее руки скользнули по напряженным мышцам спины Соске, она уткнулась щекой в его окровавленное плечо.

— Теперь я верю тебе.

В этот миг, поразительным образом растянувшийся в бесконечность, тепло девушки, прижавшейся к его груди, заставило Соске забыть обо всем на свете, затмило даже саднящую боль в боку. Он вздрогнул всем телом, чувствуя себя так, будто кровь в жилах устремилась обратно, против течения. Соске даже не заметил, как пистолет-пулемет выскользнул из его пальцев.

— Поэтому я и не могу бросить тебя, — мокрые пряди ее волос защекотали нос, скользнули по щеке.

— Чидори…

— Конечно, я боялась тебя. Раньше. Ведь это очень страшно — видеть, как одноклассник неожиданно мутирует в боевую машину… — она запнулась, но, одолев нерешительность, продолжила. — …Но ты же сам просил довериться, верно? Я поняла, что ты хочешь помочь, и сказала себе, что не буду бояться. Разве это не здорово?

— Да, это… это здорово.

— И если даже я — обычная старшеклассница — смогла переломить страх и довериться тебе… попытайся же хоть немножко больше ценить свою жизнь! Давай вернемся вместе. Домой.

«Вернуться. Вместе с ней».

Эта мысль проникла в самое сердце Соске. Невероятно привлекательная мысль. Да, если это в человеческих силах, он должен попытаться…

Каким прекрасным будет ее лицо в лучах рассвета. Соске понял, что готов на все, только бы увидеть ее — живую и свободную, позолоченную солнцем…

Почему он защищал ее? Ради кого он дрался, словно одержимый? Теперь он ясно осознал ответ.

«Для себя. Я хочу вернуться домой… вместе с ней. Хочу быть рядом с ней. Жить».

Осознание того, что он никогда в своей короткой жизни не желал ничего так страстно, так самозабвенно, пронзило Соске. Заставило напружиниться усталые мускулы, наполнило избитее и усталое тело неведомо откуда взявшейся энергией.

— Чидори…

— Сагара…

Их взгляды встретились, все еще нерешительно…

— Кхм... — Курц громко и отнюдь не деликатно кашлянул, в один миг вернув Соске и Канаме с небес на землю. Застигнутые врасплох, они испуганно отпрыгнули друг от друга.