— А я задавался этим вопросом уже давно. Недаром многие умные люди считают, что подобные оружейные системы в принципе не могут существовать. Но в реальности они появились. Разработчики их неизвестны, но теории и технологии — настоящие. Человечество приняло их.

Соске не знал, что сказать.

— Несмотря на то, что база современной науки до сих пор не позволяет математически и практически обосновать эти технологии, они существуют. Игнорируя тот простой факт, что им просто неоткуда было взяться, — Калинин уперся тяжелым взглядом в этот невозможный, абсурдный механизм. Сделанный из настоящей стали, титана и пластика. Готовый к бою. Обманчиво послушный. — Никто и мечтать не смел о таком оружии, пока не появились Черные технологии. Знаешь, откуда?

— Возможно, через людей, подобных Чидори? Тех, кого называют «Посвященными»?

— Я не имею права говорить об этом. Но такая вероятность существует, — Калинин подошел поближе к «Арбалету», чтобы рассмотреть его повреждения. — В отношении Чидори наше Разведывательное управление решило использовать дезинформацию.

— Дезинформацию?

— Террористы Гаурона исследовали ее и выяснили, что девушка не является Посвященной. Таким образом, она больше не представляет интереса и может жить спокойно. Враги больше не станут пытаться ее похитить. Хотя мы должны оставаться настороже и быть готовы отбить ее снова, если они все же рискнут выползти из своих нор.

Канаме сможет вернуться к нормальной жизни.

Соске обрадовали эти слова, но странно — он одновременно почувствовал в груди сосущую пустоту. Словно потерял что-то важное. Его ждут следующие задания, и, конечно, для него больше не найдется места рядом с Канаме. Места в ее жизни. Ставшие уже почти привычными коридоры и классы школы Дзиндай, лица одноклассников словно подернулись пеплом угасающего костра. Удалились и канули в туман.

— Тем не менее, — невозмутимо продолжал майор, прервав поток невеселых мыслей Соске, — нам следует извлечь урок из этого инцидента. Озаботиться некоторой страховкой.

— Товарищ майор?..

Майор кивнул, словно ему пришла новая мысль, и обернулся к Соске:

— Молодец. Ты вел себя достойно. Отдыхай, — с этими словами Андрей Сергеевич Калинин направился к выходу из ангара.

Канаме падала, падала, падала, с замиранием сердца ожидая последнего удара о беспощадно-твердую землю, когда в последний миг из ниоткуда возникла громадная стальная ладонь…

Дернувшись в ужасе, она распахнула глаза, и зажмурилась от непривычно яркого света. Ее голова покоилась на белой подушке. Стоявший рядом с кроватью кронштейн для переливания крови не заслонял вид на широкое прямоугольное окно. За ним мокли под дождем ветви старой сакуры. Канаме находилась в отдельной больничной палате.

— Пора бы уже и открыть глазки, — заметила молодая женщина в одежде медсестры. Она непринужденно расположилась на стуле рядом с кроватью, скрестив на груди руки и закинув ногу за ногу. Симпатичная медицинская шапочка и миловидное лицо, впрочем, не могли скрыть ее резкий и острый характер, проявившийся в первых же словах.

— Где… я?

— Госпиталь в Токио. Сегодня первое мая. Ты провалялась в отключке два с половиной дня с того момента, как «скорая помощь» без идентификационного номера привезла тебя сюда. Синяки и растяжения, но, к счастью, обошлось без переломов. Повезло, что тебе вкололи всего одну дозу той дряни…

— Постойте, кто вы такая?..

— Ха, значит, я все же не похожа на медсестру, как ни притворяйся. Да и халатик тесноват, особенно в груди. Черт, если бы Соске действовал поаккуратнее, мне не пришлось бы наспех устраивать этот маскарад.

— Соске?.. Вы одна из его коллег?

— Более или менее. Так, раз ты все же очнулась, я дам тебе совет. Запомни. Нехорошие люди на той авиабазе вкололи тебе какой-то препарат, и ты немедленно отключилась. Открыв глаза в следующий раз, увидела эту палату. И больше ничегошеньки не помнишь. Никакого Соске, никакого Курца, никаких бронероботов. Ни белых, ни серебряных, ни серо-буро-малиновых. Доступно?

— Вы хотите, чтобы я никому не рассказывала про Митрил?

— Дело, конечно, твое. Японские вояки имеют с нами кое-какие дела и в курсе дела. Но если о нас — то есть, о тебе — пойдут разговоры, полицейские, скорее всего, домой тебя так просто не отпустят. Поэтому лучше держи в голове: ты ничего не видела, ничего не помнишь. Стой на своем, когда тебя завтра допросят полицейские следователи.

Поддельная медсестра резко поднялась на ноги.

— А еще я хотела поблагодарить тебя.

— Поблагодарить?

— Да, Чидори Канаме. Ты спасла моих ребят. Они обязаны тебе жизнями.

Женщина протянула руку, и выражение ее лица стало столь серьезным, что Канаме смутилась и почувствовала, как стремительно краснеет.

— Да я… я ничего такого не сделала…

— Курц мне все рассказал. Если бы не ты, ни он, ни Соске не выбрались бы оттуда. Как ни странно, ты оказалась сильнее любого из нас.

— Вовсе нет! И не надо так меня смущать, — сконфуженно и нервно хихикнула Канаме. Она осторожно протянула руку, и застенчиво пожала неожиданно сильные пальцы.

— Ну, мне пора.

— А…

— Что?

— А что… с Сагарой?

— Соске уже отправили на новое задание.

— Он ничего не просил мне передать?

— Тебе? Да нет, ничего особенного.

— В-вот как…

— Пока. Не вешай нос, — и дверь за псевдо-медсестрой задвинулась.

За окном по подоконнику стучали дождевые капли.

Может быть, Соске сейчас, выполняя свое задание, бредет под этим самым дождем, промокший, голодный и усталый? Может быть, он в опасности? Может быть, ранен?..

«У него даже не хватило ума попрощаться», — подумала Канаме. Ресницы неожиданно намокли. Сердито утерев слезы простыней, она всхлипнула и уткнулась лицом в подушку.

Минут через пять появился доктор в сопровождении настоящей медсестры и добродушно похвалил Канаме за то, что она так быстро поправляется. Он пообещал отпустить ее совсем скоро, наверное, уже назавтра. Рассказал, как ее встревоженный отец примчался из Нью-Йорка. Правда, убедившись, что дочь не пострадала, он немедленно улетел обратно, к неотложным делам.

После их ухода не прошло и пяти минут, как в палату ввалилась шумная толпа ребят в форме старшей школы Дзиндай. Подруги, одноклассники, девочки из софтбольной команды, члены ученического совета, директриса, завуч, Кагурадзака и, конечно, Киоко.

— Кана-тян71! — заливаясь счастливыми слезами, подружка разбежалась и бросилась на грудь Канаме.

Все столпились вокруг, наперебой выспрашивая, как она себя чувствует, хорошо ли кушает и крепко ли спит. На нее посыпались сразу десять одновременных отчетов о прошедших мимо нее событиях:

— Мы так за тебя волновались!..

— Нас высадили из транспортников в аэропорту Фукуока…

— …И спасательный отряд немедленно смылся! Оказалось, что это никакие не ооновцы, а вообще неизвестно кто!..

— Настоящий заговор!

— Кана-тян! Мы даже понятия не имели, у кого спросить, куда ты делась и где тебя искать… — всхлипывала Киоко, а ее перебивала учительница:

— Прости меня, Чидори! Это меня должны были забрать. Я не смогла тебя защитить, и недостойна называться учителем!..

Толпа настойчивых и заботливых гостей, град участливых вопросов и добрых пожеланий наполнили грудь Канаме теплым чувством. Она необычайно остро почувствовала, наконец, что все-таки вернулась. Вернулась домой.

Как хорошо.

— Э-э, полегче, ребята, — ошеломленная суматохой, не зная, куда деваться от смущения, выговорила она. — Я же еще пациентка, как-никак.

— Она права, — раздался чей-то рассудительный голос. — Несмотря на легкую степень повреждений, больной необходим отдых.