Звезда падала красиво — так, что захватывало дух. «Я хочу выжить!» — загадала желание Алёна, смотря на огненный хвост красавицы. Красавица с огненным хвостом, будто услышав Алёну, врезалась в соседний Дом культуры, тут же превратив его в культурные развалины. Обломки раздолбили кузовы ближайших машин, один попал в голову человеку, мозги с кровью припорошили потрескавшийся асфальт.
Сотни, тысячи красавиц летели по небесной синеве, огненный ореол их хвостов был похож на улыбку. Где-то в километре от офисного здания, в котором находилась Алёна, приземлилась самая крупная красавица. Это был спальный район, наполненный детскими садами. От ударной волны лопнули стёкла. Алёна закричала, так как не успела отойти и осколки резанули ей лицо, один впился в глаз. Кто-то из коллег оттащил её от окна. Кричали все. Боль была настолько отвратительна, что хотелось блевать. Каждая попытка моргнуть отдавалась разрядом агонии.
Хор криков ужаса утонул в одновременном вздохе и последующей тишине.
От удивления Алёна широко распахнула не раненый глаз и увидела красавицу, стремительно летящую на здание.
Боль пропала, скрытая жутким страхом. На секунду чувства вернулись из-за отрезвляющего смрада — мочевой пузырь не выдержал. Как ни странно, за то недолгое мгновение, что красавица летела на них, Алёну посетили две хорошие мысли: хорошо, что вскоре это всё закончится; хорошо, что она умрёт не одна.
***
— Животинку накорми, сыночек. Собаку, кота, пусть он и уродец хвостатый, куриц. Хоть какая-нить радость тварям божьим. А нам, эх, нам надо лишь смириться. Накорми, не ворчи. Говорят по новостям, что до деревни твоей час. Успеешь. До нас чуть меньше. Э-эх! На юге разверзлись небеса, на востоке воды жизнь поглотили, запад сгорел от молний разрядов, а под нами, сыночек, земля разойдётся. Знаю, что рано ещё, но… как будто чувствую дрожь. Не в теле, нет, а под ногами. Накорми животинку бедную! А потом иди молиться, как и учила, сыночек!
Сорокалетний сыночек в мыслях уже раз двадцать проклял животинку бедную. Бесполезную скотину, на которую ещё надо время перед смертью тратить. Проклял хорошую связь, мерзкое 6G, в последнее время заполонившее небеса спутниками и подарившее возможность говорить сейчас с матерью. Проклял и её — лицемерную старуху. Животинку ей жалко.
— Я тебя ненавижу! — признался сыночек впервые в жизни.
И ответа не получил. Тишина. Хоть связь не прервалась. Он с нетерпением и даже азартом ждал голоса той, кого ненавидит. Грядущая смерть не взволновала его так, как ожидание! Три минуты, пять, семь прошло? Успел бы накормить собаку и хвостатого уродца. Неожиданно мать ответила. Откуда-то сверху, словно в это время отпустила телефон, вглядываясь в землю — дрожит или нет?
— Я тоже тебя никогда не любила, сыночек… Но животинку всё же накорми. И помолись.
— Хорошо, мам.
Так он и сделал.
***
Большая волна — это цунами. А как назвать большое цунами? Смертью?
Знакомые звонили Вове и уверяли, что видели стену смерти, «доходящую до небес». Скорее всего, они уже все погибли. У самого парня не было возможности выйти на улицу и поглядеть на смерть, доходящую до небес. Потому что прямо сейчас он насаживался на член друга, берущего его сзади, и страстно брал свою подругу, начинающую постанывать под ним.
Они пришли к Вове после того, как всё началось. Признались, что всегда хотели его — красивого и доброго. Пусть и немного странного. Красивый и добрый Вова согласился. Ведь был немного странным.
Дыхание у всех троих уже давно сбилось, но стоны, как и движения, подчинились единому ритму. На презервативы наплевали. Какой в них смысл? Но смазку использовали, ведь с ней приятней. Времени на мытьё и чистку не было, поэтому любовь их пахла так, как и должна пахнуть искренняя любовь. Парни двигались уверенно, быстро, не кончая раньше времени. Словно Афродита и Эрос решили сделать последнюю на этой земле страсть превосходной. Идеальной.
Оргазм накрыл друзей-любовников смертельным цунами. Смертью.
***
Дима сидел на уроке и делал вид, что записывает за учителем, на самом же деле рисовал галочки на полях. Одиннадцать часов дня, ясное небо, цветущая зелень, великолепное солнце и пылающая энергия десятилетнего ребёнка — ну как можно с таким набором учиться? Никак. Разве что симулировать. Дима и симулировал. К счастью, он сидел на третьей парте, а, как показала трёхлетняя практика, следят обычно за теми, кто на последней. Можно было смотреть в окно.
На ясное небо, цветущую зелень, великолепное солнце.
Великолепное солнце, вроде, подмигнуло Диме. Мальчик, уже не симулируя погружённость в обучение, уставился на улицу.
— Дмитрий! Пиши!
Дима не послушался.
Подмигнувшее солнце беззвучно взорвалось и начало расти, расти, расти. Огненная сфера пожелтела, а небо и всё вокруг потеряло краски.
— Дмитрий!
Сфера адского огня беззвучно росла, росла, росла.
— ДМИТРИЙ!
Жёлтое пламя поглотило бесцветное небо, а неожиданно громкий гул взорвал ушные перепонки.
Дима проснулся весь в поту, безостановочно рыдая и крича, крича, крича. В его голове умирали одноглазая Алёна, ненавистный матерью взрослый сыночек, занимающийся сексом Вова и все остальные люди, все миллиарды, приснившиеся ему за какую-то одну ночь.
Мама боролась с истерикой сына два часа. Отец, видя, насколько серьёзная ситуация, отказался от идеи дать «вразумляющего подзатыльника» и, хоть не одобрял того, решил утром сводить сына к психотерапевту.